— Соня тебе нравится? — спросила её, заранее зная ответ, но всё равно спросила, утирая слёзы.
Она утвердительно кивнула без промедлений. Тут и Мария радостно заулыбалась, но да, мы её замучили, и это было видно, даже с улыбкой. Купив платье, оставив девушке приличное вознаграждение за вход в наше положение и сверхурочную работу, мы вышли на морозный воздух.
— Ну наконец-то. — Пряников вцепился в Соню и повёл её к машине так, словно мы её сейчас у него вырвем из рук и больше не вернём.
— Садись в Лексус Кира-а-а. — деловито заявил Роман, намекая сразу же, на то, чем мы займёмся по возвращении домой.
— Нет, я на своей поеду. Мне завтра в десять утра нужно в ателье быть. Привезут ткани, я хочу посмотреть. — пошла к своей белой Панамере, Ромин подарок, мне, на получение водительских прав.
Рома на это моё заявление просто открыл дверь своего чёрного танка с пассажирской стороны. Спорить смысла не было. Пошла покорно в машину мужа.
— А… — только он сел в машину сам, я заикнулась о своей машине, но он предугадал.
— Я утром тебя сам отвезу, а потом машину подгоню к ателье. — проницательный Удав.
Утром я проснулась по звонку будильника в девять часов, хотя просила Рому разбудить меня в восемь утра.
Его самого дома уже не было, на кухне я не нашла завтрака и кофемашину он явно не включал. Стало моментально тревожно, но я не стала ему звонить на этой ноте. Тёплый душ помог успокоиться. А когда готовила себе кашу на завтрак, входная дверь хлопнула.
Убрала кастрюльку с плиты, и вышла радостная в прихожую встречать любимого мужа. Рома снял куртку, одновременно стряхивая с волос снежинки.
— Где ты был? Я тебя потеряла. — подошла ближе, и осеклась, мелком оглядев Рому.
Красные капельки на его белой рубашке довели до дрожи мгновенно. Ноги стало покалывать, душа заметалась, сердце просто навынос и меня повело с чёрными пятнами перед глазами. Прижалась спиной к шкафу, чтоб не упасть. Набатом в голове билось «этого не может быть», поэтому только я не закричала на него, не обвинила. Но испугалась до ужаса.
— Ездил твою машину забирать. Славка меня подобрал. Просто не смогу тебя в ателье увезти, нужно на объект ехать. Секретарь новый перепутал даты. Я думал завтра. — он, говоря со мной, начал расстёгивать рубашку, внутри всё похолодело, передёрнуло от воспоминаний и меня затошнило. — Кира, дай, пожалуйста, чистую рубашку, я тут немного испачкался. Вот, это тебе, кстати. — протянул мне контейнер с красной ягодой.
— Что это? — взяла неверными руками, заставляя пойти себя в гардеробную за чистой рубашкой.
— Брусника. Рита передала, сказала полезно беременным, для почек. Морс свари. — уже вслед мне крикнул Рома.
— Хорошо. — подала Роме рубашку, убеждая себя, что это не кровь, это сок ягоды.
— Ты чего такая? — он пристально на меня посмотрел и ждал ответа.
— Не позавтракала, что-то голову кружит. Пойду кашу поём, я уже сварила. — ответила с улыбкой, обняв Рому.
— Может, тогда не поедешь в ателье? Я вернусь домой через час. Не езди никуда. — просьба перешла в приказ.
— Хорошо. Пинается! — указала, куда пришлось, потому что сынок спал как сурок.
Просто для успокоения. Сама себя накрутила, а эта забава возвращала чувство беззаботности и счастья.
— Это он есть, просит, иди корми себя и ребёнка. — Рома развернул меня в сторону кухни, повесив мне на плечо рубашку с красными пятнами, не стал ловить пиночки.
— Жди меня дома! Я скоро! — крикнул Рома из прихожей, и хлопнула входная дверь, когда я давила одну ягоду за одной на его белую рубашку, радуясь идентичности пятен.
26
Роды начались раньше срока на восьмом месяце, хотя видимых причин для этого не было. Просто отошли воды, когда я стояла на кухне, нарезая мелко зелень для салата. Рома был в этот момент рядом и такого страха в его глазах, я, пожалуй, не видела даже там, в кабинете, когда чуть не спустила курок. Хотя тогда из-за слёзной пелены я, вообще, мало что видела в тот момент.
— Тридцать семь недель — это, вообще, уже доношенный ребёнок. У вас не преждевременные роды, а физиологические. — успокаивающе говорила фельдшер в машине скорой помощи, когда мы ехали в перинатальный центр.
— Что это значит? — мой умный Удав совсем растерялся, до него не доходил смысл слов и его рука которой он нежно держал мою ладонь была холодной, отчётливо дрожащей.
— С тридцать седьмой недели, по сороковую, оптимальный период для рождения ребёнка. После сороковой недели ребёночек считается уже переношенным. Наоборот, хорошо и легко сами родите. У вас такой примерный вес плода хороший. Три килограмма. Богатырь! — с улыбкой сказала женщина, только Рому её речь вовсе не успокоила.
— Да, ему просто тесно стало. — поддержала врача с улыбкой, мне было волнительно — хорошо, чего нельзя было сказать о Роме.
Его трясло, лицо не выражало ничего, кроме, страха и недоверия словам фельдшера, взгляд растерянный, но он промолчал, чтоб меня не нервировать. А я же отчего-то не чувствовала ни тревоги, ни беспокойства. Волнительно только было, от понимания, что уже сегодня я возьму нашего сына на руки. Я знала, что всё будет хорошо, малыш родится здоровым и нет причин для беспокойства. Разве что Рому хотелось пожалеть, больно печально он выглядел.
Сами роды проходили легко и не только под контролем лучших врачей, но и под неусыпным и чутким вниманием Романа. Он хоть и короткое, но всё время родов, стоял позади меня и едва касался моего плеча. Следил больше за действиями врачей, а когда Ванечка родился, поцеловал меня стремительно в пересохшие губы.
— Спасибо за сына Кира. — шепнул на ухо хотя наш мальчик так громко кричал, но я его услышала.
Ответить только не успела, лишь встретились с ним взглядами и мне на грудь положили Ванечку. Такой горячий, тяжёленький, и совсем на Рому непохож. Наш первенец — моя маленькая копия в мужском варианте. Тёмные глазки и тёмные волоски на голове. Ничего общего с тем мальчишкой из сна, которого Рома поднимал над головой.
Несколько минут нам дали полюбоваться нашим сыном, а потом забрали, перерезав пуповину.
— Когда мне его вернут? — спросила с тревогой, это Рома мог подойти к столу, где обмывали и измеряли ребёнка, что он собственно и сделал, а я была по-прежнему прикована к кровати.
— Вернут, не переживайте мамочка, себе точно вашего малыша не оставим. — сказала одна из медсестёр улыбаясь, и ставя мне капельницу.
Спустя три часа, мы нашей маленькой семьёй в три человека были в палате. Я, полулёжа на кровати, держала Ванечку на руках у груди, малыш уже поел и безмятежно спал, но я не могла спустить его с рук. Рома, похожий на врача в белом халате, стоял на коленях опираясь локтями на кровать и, так же как я, не мог оторваться от ребёнка.
— Возьми его на руки. — попросила Рому, осознав, что за это время он подержал его лишь однажды, ещё в родзале.
— Сейчас. — Рома моему предложению обрадовался, встал, подвинул кресло вплотную к моей кровати и осторожно взял на руки сына.
— Один есть, осталось ещё девять. — с улыбкой глядя на Ванечку, прошептал Рома.
— Каких девять? Ты с ума сошёл? Максимум ещё двоих. — так же тихонько возмутилась, всё-таки рожать мне, а не Роме.
— Ладно. — согласился Рома, но больно хитро прищурился в этот момент.
Эпилог
Пять лет спустя
Я готовила на кухне ужин, когда ко мне подбежала Наташа.
Дочь Сони и Егора. Она гостила у нас, пока её мама была в роддоме, родив ей на днях младшую сестрёнку.
— Тётя Кила, а Ваня не даёт мне поиглать в палавозик. Они со Славой сказали, что девочкам нельзя иглать в палавозы. — малышка под конец своей жалобы скуксилась и чуть ли не расплакалась.
Присела на корточки перед ней, чтоб предложить кое-что поинтересней.
— Подумаешь, паровозы. Ерунда какая! Мы с тобой лучше манник на десерт испечём. Поможешь мне? — можно было и не спрашивать, Наташины глазки загорелись восхищением.
