Никаких уведомлений. Как такое могло случиться?
Я проверила свой почтовый ящик и обнаружила, что он пуст.
— Этого не может быть, — пробормотала я себе под нос. Я просмотрела историю мужских анкет, которые лайкнула. Серьёзно? Как девушка должна перепихнуться с кем-то, не говоря уже о том, чтобы влюбиться, когда ни один из мужчин, которых я лайкнула, не ответил мне взаимностью?
Возможно, приложение глючило. Я, вероятно, пропустила кнопку, чтобы опубликовать свой профиль. Мне нужно спросить Стефа или Лину, поскольку учитывая то, насколько моё «трепещущее естество» готово к действию, я скоро начну рассматривать Люсьена Роллинса как потенциального кандидата.
— Когда закончишь хмуро пялиться в свой экран, у меня есть кое-что для тебя.
Я отшвырнула бутылку для воды со стола и бросила телефон по широкой дуге. Я уже наполовину вскочила со стула и только тогда пришла в себя.
И тут мои органы чувств подсказали мне, что в дверях моего кабинета стоит Люсьен Долбаный Роллинс.
— Что… зачем… эээ, как? — прохрипела я, поднимаясь на ноги.
Он плавно присел на корточки и поднял бутылку для воды, которую я случайно атаковала.
— Забавно, я помню, что ты была более красноречива, чем сейчас.
— Вот даже не начинай, Люцифер, — предупредила я, выхватывая бутылку из его мужественной руки. — Почему ты бродишь по моему офису, вместо того чтобы покупать кровавые бриллианты и продавать украденные внутренние органы на чёрном рынке?
Он бросил мне на стол мангу. Мой роман-мангу. Ну, формально, он принадлежал библиотеке.
— Ты оставила это в моём кабинете. Я слышал, что здешний библиотекарь строго следит за просроченными книгами.
— Знаешь, есть такая штука, называется «почтовая служба», — сказала я, поднимая с пола свой телефон.
— К несчастью для тебя, я и так собирался в город, — он засунул руки в карманы и медленно обошёл мой кабинет, остановившись, чтобы внимательнее рассмотреть мои личные вещи.
Он был слишком крупным, чтобы находиться здесь. Казалось, он высасывал весь кислород и краски из комнаты, пока не начинало казаться, что я ощущаю лишь его присутствие.
— Что у тебя за повод беситься, Пикси? Ещё одна белка застряла в корзине для возвратных книг?
— Ты такой уморительный. Такой смешной. Я так рада, что мы провели это время вместе. Почему бы мне не открыть окно на втором этаже и не помочь тебе выбраться через него? — предложила я, потирая запястье, которым ударила по бутылке.
— Интересный материал для чтения, — сказал он, кивнув на книгу на моём столе.
— Это для подростка с дислексией. Я подумала, что ему понравятся все сцены драк, но я хотела сначала прочитать сама и только потом рекомендовать ему, — я не знала, почему я оправдываюсь перед Люсьеном. Не то чтобы его действительно интересовало, что я читаю, и я, конечно, не придавала значения его мнению обо мне или моих привычках в чтении.
— Почти все мои воспоминания о тебе связаны с книгами.
Это прозвучало как признание. Мы молча смотрели друг на друга в течение долгих тридцати секунд.
Я покачала головой.
— Знаешь, иногда мне кажется, что я всё это выдумала.
Люсьен поставил на стол фотографию в рамке, на которой мы с родителями перерезали ленточку перед библиотекой, и устремил на меня оценивающий взгляд своих серых глаз.
— Выдумала что?
— Ты. Я. Вишнёвое дерево. Я думала, мы друзья.
— Мы были друзьями. Когда-то.
Он покрыл это слово таким слоем обвинения, что я слышала только его.
— Я тебя не понимаю. Я не понимала тебя как старшеклассника, и я не понимаю тебя как бизнес-магната. И я чертовски уверена, что не понимаю того, что произошло вчера.
Его глаза изменились. Это была почти незаметная перемена, но я всю жизнь изучала его и не упустила этот проблеск.
— Давай добавим вчерашний день к длинному списку ошибок, которые лучше оставить позади, — предложил он.
— Я уже забыла об этом, — похвастался я.
— Именно поэтому ты заговорила об этом пять секунд назад, — отметил он.
Я и забыла, как ловко Люсьен обыгрывал своих врагов. Они с моим отцом провели бесчисленное количество часов за шахматной доской.
— Может, я и заговорила об этом, но мы оба знаем, что произошедшее вчера не случайно, и теперь ты здесь, наносишь мне визит в месте, где никогда не бывал.
Воздух в комнате наэлектризовался. Я практически видела, как между нами пробегают искры. Но в них не было той романтической искорки «сделают-они-это-или-нет». Эти искры были из тех, что сжигают всё дотла. Из тех, что разрушают всё на своём пути.
Светившее в моё окно послеполуденное солнце заливало его лицо золотистыми лучами.
— Как поживает твоя мама? — спросил Люсьен, прежде чем вернуться к следующей моей вещи, которая привлекла его внимание.
— Отлично.
Выражение его лица сменилось раздражённым терпением.
— С ней всё в порядке, — поправилась я. — Вчера после покупки платья я помогла ей разобрать кое-какие папины вещи, и это было… — Как? Мучительно? Душераздирающе? Несмотря на то, что каждая из нас отложила в сторону любимые вещи, складывание его одежды в коробку добавило ещё больше боли к нашему прощанию. — Сложно, — решила я.
— На днях я думал о садовой футболке Саймона, — сказал Люсьен. — С того единственного марафона, что он пробежал.
Я почувствовала облегчение, что он не смотрел на меня, потому что мне пришлось поднести пальцы ко рту, чтобы сдержать неожиданный всхлип.
— Забег Нокемаута против Рака Груди, — сказала я, когда ко мне вернулось самообладание.
Это была ярко-розовая подарочная футболка размера XXL с изображением мультяшных грудей спереди. Мой отец, носивший размер М, утопал в ней. Но он был так горд своим достижением и собранными деньгами, что превратил её в свою футболку для садоводства и завязывал её узлом на бедре, как девочка-подросток. Я провела годы в мучительном унижении из-за этой футболки. Это был единственный предмет его одежды, который я сохранила.
— Когда я впервые увидел его в таком виде, он атаковал куст на вашем заднем дворе — тот, что с красными ягодами — электрическими триммерами для живой изгороди и говорил твоей матери, что он Саймон Руки-ножницы.
Мой смех, каким бы дрожащим он ни был, удивил нас обоих.
Его губы изогнулись, и на мгновение мне показалось, что между нами нет ни стола, ни неприятной истории. Раньше Люсьен заставлял меня смеяться, а я вызывала у него улыбки.
— Я не знаю, как реагировать, когда ты так добр ко мне, — заявила я.
— Если бы ты не усложняла мне задачу, я бы почаще проявлял вежливость, — сухо сказал он.
— Наверное, так будет лучше. Ты можешь потянуть себе какую-нибудь мышцу, притворяясь человеком.
На его губах по-прежнему играла тень улыбки.
— Насчёт вчерашнего, — напомнила я я.
Что насчёт вчерашнего? О чём, чёрт возьми, я думала, поднимая этот вопрос? Снова.
— А что насчёт этого? — в его вопросе слышался вызов.
— Я встретила Холли, — выпалила я, перейдя к первой теме, которая не упоминала прикосновения друг к другу. — Она, казалось, была очень благодарна за работу. Лина рассказала нам, как ты её нанял. Может, ты и не полный придурок.
— Никто не делает таких славных комплиментов, как ты, Пикси.
Я закатила глаза.
— О, заткнись. Я пытаюсь быть вежливой.
— Единственное хорошее, что ты можешь сказать обо мне — это то, что я нанял кого-то для выполнения работы?
— Возможно, я бы могла сказать что-то ещё, если бы ты объяснил мне, за что моя мать так благодарна тебе, — напомнила я ему.
— Оставь это, Слоан, — устало сказал Люсьен.
Неловкое перемирие между нами начало давать трещину. Я не знала, испытала ли я облегчение или разочарование.
Люсьен обратил своё внимание на содержимое книжного шкафа.
Его взгляд упал на витрину с бронзовым мячом для софтбола. Его губы снова поджались.
— Что это? — спросил он, разглядывая акриловый футляр.
— Это мяч с моей последней игры. Мэйв в шутку покрасила его в бронзовый цвет, — после травмы это был первый раз, когда я упала на пол и хохотала так, что не могла нормально дышать. После того, как я узнала, что мои планы насчёт софтбольной стипендии официально закончились.
