— Как думаешь, он специально так, хотел мою реакцию проверить?
— А то, — мысленно хмыкнул волк, — уверен ваш скоротечный союз вызовет немало кривотолков, но способ и время убедиться в искренности твоих чувств он выбрал неудачный. Крайне.
До дворца мы не доехали, молчавший всю дорогу Лэкс пару раз стукнул в потолок экипажа, и возница остановился в темном тупичке лабиринта узких улочек:
— Пойдем темным ходом, светить тебя сейчас не стоит
Я кивнула, соглашаясь и без слов отправилась следом, пропуская волка вперед, дабы увеличить меж мной и лисом расстояние, просто так, на всякий случай. Темные, узкие, но на удивление чистые коридоры вились бесконечными лентами и привели нас в крыло Правящего. Я удивилась неосмотрительности, но лишь спустя мгновение поняла, что открыть тяжелую дверь, во-первых, можно только изнутри, во-вторых, ведет она не в спальные покои Генриха, а всего лишь в библиотеку, примыкающую к его комнатам.
Минуя несколько постов личной гвардии Кёнига, мы наконец-то вошли в примыкающую к спальне залу, и к моему вящему удивлению, именно там я обнаружила супруга. Обескровленные губы и темные тени под глазами — вот что выдавало его временную слабость, да, пожалуй, еще то, как он едва морщился, придерживая левую руку, расположенную в переброшенной через шею повязке.
Улыбаясь сквозь зубы, тот слабо отбивался от заботы немолодой, сдобной женщины, впрочем, кем она ему приходилась было ясно сразу, по неуловимому сходству черт лица и редкому цвету волос, что пыталась напоить его мерзко пахнущим отваром с ложечки:
— Мама, довольно этой бурды, она пахнет будто что-то сдохло.
— Милый, это отличное укрепляющее средство, по рецепту тётушки Тахиры, — причитала женщина.
— А главное, отличное заживляющее, — шагнула я вперед, узнавая запах лекарства. Двери в покои захлопнулись за мной с тихим звуком, отрезая меня от внешнего мира, что ж рано или поздно мне предстояло познакомиться с матушкой супруга, очень надеюсь, что со свекровью мне повезло больше, чем Генриху с тещей.
— Вот, — улыбнулась она и встала, всматриваясь в моё лицо так внимательно, что мне стало не по себе. — Великие, — всплеснула руками женщина и сократив меж нами расстояние крепко прижала к себе, целуя в обе щеки, — потом обязательно расскажешь, чего стоило моему обалдую уговорить тебя стать его супругой. — И уже намного тише шепнула: — Береги его.
Я зарделась, как маков цвет, от медведицы пахло корицей и гвоздикой, она была такой участливой и сердечной, что на глаза невольно набежали слезы, а в носу защекотало:
— Обещаю, — ответила я, целуя мягкую щёку.
— Маааааа, ну хватит. Кай, она тебя сейчас так затискает, что мне ничего не останется, — возмутился Бьерн.
— Всё, всё, ухожу, — засмеялась свекровь. Послала сыну воздушный поцелуй, одновременно потрепав за ушко обалдевшего от такой вольности Рира, покинула нас, осторожно прикрыв дверь.
Я стремглав бросилась к любимому, показывая, как сильно я скучала и волновалась, и смогла оторваться от теплых губ, лишь когда слишком сильно задела рану и Генрих застонал мне в рот.
— Прости, прости, — зашептала я, отстраняясь. — Хочешь отварчику?
И когда Бьерн просмеялся, морщась и постанывая, ответил:
— Единственное лекарство в котором я нуждаюсь, родная — это твои объятья.
— Ну уж нет, не переводи тему и рассказывай, как им удалось тебя застать врасплох?
Всё гениальное, оказалось просто и в этот раз: Генрих так ждал подвоха и контролировал каждый чих недругов, что совсем забыл о приближенных, казалось, проверенных талями людей. Камердинер Его Величества, который, кстати, пропал и коего найти в итоге так и не сумели, подмешал в бренди Кёнига — сонную травку. Перстень-артефакт, разоблачающий яды, не нагрелся, а камень в нем не потемнел, ведь настойку этого успокаивающего растения дают даже младенцам, когда у них колики или режутся зубки, да вот только той концентрацией, что досталась супругу вполне можно было усыпить роту другую солдат, именно поэтому тот не проснулся, когда злоумышленник проник в опочивальню.
Я поморщилась, силясь понять откуда мог появиться ассасин, возможно очередной скрытый ход Не хотелось бы оставаться здесь, ожидая подвоха и вздрагивая от каждого шороха.
- Не волнуйся, я тогда был в своих покоях, — без слов понял моё волнение муж, — тех, что выделили мне при жизни отца, не хотелось пересекаться с вдовой Кюной. Теперь вот пришлось переехать, — с нежностью поглаживая мой пока еще плоский живот сказал любимый, — рисковать вами я не намерен.
— А собой запросто?
— Больше не повториться, обещаю.
— Но как же ты проснулся?
— Я не совсем уверен, но кажется это всё Хагалаз. Я не просыпался, будто вынырнул в странную реальность: тот, что ранил меня — сгорел, остался лишь пепел. Помню, как сжимал его горло, ломая кости и пуфгорсть праха. Ни, кто он, ни, как там оказался, выяснить пока не удалось. Но не будем больше об этом, расскажи, как ты по мне скучала, а лучше покажи.
— Но как же твоя рука?
— А ты осторожненько, — засмеялся Генрих, прикусываю нежную кожу шеи.
Утром я проснулась от обычного для меня теперь приступа легкой тошноты.
Состояние это было временным и всё же приносило массу дискомфорта вместо того, чтобы понежиться в объятиях мужа еще немного, мне пришлось сорваться в уборную и сотрясаясь в недолговечных позывах, плескать в лицо ледяной водой и пить микстуру. Надежда забраться под теплый бочок спящего Генриха растаяла, подобно льдинке в горячем морсе — супруг уже встал и напряженно всматривался в моё лицо, беспокоясь обо мне и ребенке.
— Всё в порядке, — вымученно улыбнулась я, — лекарь сказал это нормально.
— Я могу чем-то помочь?
— Да. Обними меня.
На несколько мгновений я просто растворилась в родных объятьях, а следующая фраза любимого мужчины вознесла меня практически на небеса:
— У меня для тебя сюрприз МакКайла, пойдем, покажу тебе твою новую гардеробную.
Монархам полагались грандиозные по размерам покои, точнее под эти самые покои отводилось целое крыло и внимая разъяснениям Генриха с открытым от изумления ртом я теперь понимала почему Кюна не хотела покидать свои комнаты. Помимо богатого убранства, великолепных предметов искусств от фресок до инкрустированных камнями доспехов это были самые удобные и безопасные покои. Спальня была одна и делила крыло пополам, из противоположных сторон комнаты выходили двери в личные покои каждого из супругов, купальни, гардеробы, кабинеты, игровые, гостиные — всё было симметрично, словно отражено в зеркале, и сейчас, в этот самый момент я восхищенно созерцала массу коробок, сундуков, свертков и кофров, приготовленных для меня заботливым и предусмотрительным мужчиной.
Но не роскошные наряды или шкатулки с драгоценностями тронули меня до слез, а мой любимый, связанный руками сестры плед, наброшенный на парчовое кресло и крошечный белый медвежонок с вытертыми боками и пуговичными глазками, которого в пять мне подарил отец. До того момента, как впервые обратилась я спала с ним, обнимая мехового кроху, но после — он исчез. Я так и не решилась спросить у матери, где мой талисман, что отгонял дурные сны и безмолвно внимал моим мечтам и горестям опасаясь услышать горькую правду, от того мне было сто крат радостнее, вновь встретить старого друга.
— Спасибо, милый, — улыбнулась я мужу, что неоднозначно реагировал на мою слезливость. Он был искренне растерян, а я счастлива сквозь слезы. — Спасибо.
— Мне повезло с супругой, — улыбался успокоенный моим тоном Бьерн, намекая на то, что моя реакция на потрясающие туалеты и аксессуары к ним была много спокойнее, нежели на дорогие сердцу и памяти вещи.
— Может и так, — не решилась я спорить, последние семь талей я вынужденно обходилась военной формой, но платья всё же любила, к тому же боюсь Генрих пока не был осведомлен о моей слабости к изысканному белью
