«Это правда!? Как ты могла!? Что случилось!?»
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Чем я могу помочь? — спросил Таль.
Первой мыслью Миши было: «Я хочу, чтобы ты не был из тех парней, которые спят с замужними женщинами», но потом на нее обрушилась еще более мощная волна вины.
Он — единственное хорошее из того, что сейчас происходит, и это твоя первая мысль. Какая же ты сука.
— Я не знаю. Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— План. Вспомни план.
Расстаться с Майком. Закончить свою работу. Быть с Талем.
— Просто мне так плохо. Честно, я не думала, что мне будет так плохо. Самое страшное позади, как я могу чувствовать себяхуже?
— С глаз долой, из сердца вон. Майк не был частью уравнения, пока тебе не пришлось с ним разговаривать, — ответил Таль.
— Боже. Мне надо ему позвонить, я должна убедиться, что с ним все в порядке, — она вытерла лицо и потянулась к телефону.
— Нет.
— Таль, я должна. Даже если он ненавидит меня сейчас, я все равно о нем переживаю. Как называется его отель?
— Я тебе не скажу.
Она посмотрела на него.
— Либо ты мне скажешь, либо я объеду все гребаные отели, пока не найду его.
Он дал ей номер, и она быстро набрала его, попросив соединить с комнатой Майка. Прозвучало пару гудков, прежде чем трубку взяли.
— Алло, — голос низкий и хриплый, не характерный для Майка.
— Пожалуйста, не вешай трубку, — выпалила она.
Наступила тяжелая тишина, его гнев ощущался даже по телефону.
— Почему это!? Я тебе ничего не должен, — прорычал он.
— Я знаю. Мне просто нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.
— Нет, я не в порядке! Моя жена мне изменяет! Ничего уже никогда не будет в порядке! — огрызнулся он.
— Майк, пожалуйста. Прошу тебя. Я просто хочу поговорить с тобой. Можно к тебе приехать? — умоляла она.
Таль яростно замотал головой, в то время как Майк ответил:
— Нет. Я не хочу тебя видеть.
— Пожалуйста, Майки. Не решай ничего сейчас, я позвоню тебе утром. Пожалуйста?
— Утром я уезжаю. До возвращения домой тебе лучше подыскать себе новое жилье.
Потом он повесил трубку.
Вот, чего никто никогда не скажет вам, когда вы измените своему мужу и расторгните брак, — никто больше с вами не прощается.
— Я говорил тебе этого не делать, — заметил Таль.
— Замолчи. Просто замолчи! — рявкнула она.
— Хочешь, я закажу ужин? — предложил он.
— Нет. Я больше никогда не буду есть.
— Перестань.
— Я ложусь спать. Может, когда я проснусь, все станет не так плохо, и ничего из этого не будет, — она глубоко вздохнула, вцепившись пальцами в волосы.
— Прекрати. Дело сделано. Какое-то время все будет дерьмово, но ты здесь. Со мной. Мы есть друг у друга, — напомнил он ей.
— Этоябуду проходить через все это дерьмо! А тебе во всем этом достается бесплатный трах! — крикнула она ему.
— Эй. Хочешь выместить свой гнев на мне? Отлично. Если это то, что тебе нужно, хорошо. Кричи на меня, обзывай, обвиняй во всем. Я сделаю это, приму это ради тебя, — просто сказал он.
Я не заслуживаю его.
Миша резко наклонилась к нему, прильнув щекой к его груди. На мгновение он удивился, затем обнял ее, крепко сжимая. Чувство вины все еще присутствовало, все еще царапало ее сердце, пожирало душу. Но может быть, только может быть, если он будет обнимать ее достаточно долго, вина исчезнет.
Миша должна была верить в это, иначе сошла бы с ума.
***
Около пяти утра по итальянскому времени телефон Миши зазвонил снова, разбудив ее. Ей звонили весь вечер, но в часовом поясе Детройта сейчас было очень поздно. Кто может звонить в такой час? Миша выбралась из-под руки Таля и взглянула на экран.
Папа-а-рино.
—Папа?— торопливо ответила она на звонок.
— Ох, горошинка, во что ты вляпалась?
В какой-то момент я должна перестать плакать, иначе больше никогда не смогу открыть глаза.
— Прости меня, папа. Пожалуйста, скажи, что не ненавидишь меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — плакала она.
Позади нее Таль вздрогнул и проснулся.
— В чем дело!? Ты в порядке!? — спросил он, борясь с одеялом. Она отмахнулась от него.
— Я никогда не смог бы тебя ненавидеть, детка, ты мое солнышко. Моя причина жить. Я знал, что что-то не ладно, просто не мог понять. Теперь все обрело смысл. Должен сказать, я не одобряю твой поступок, — начал ее отец. — Хотел бы я, чтобы ты этого не делала. Но я понимаю, детка. Правда, понимаю.
— Прости меня, папа. Мне очень-очень жаль. Я не хотела тебя разочаровывать, — всхлипнула она, плача так сильно, что было трудно говорить.
— Ну, это невозможно, дорогая. В какой-то момент я разочаровывал всех, кого знаю. Черт, я даже разочаровал тебя пару раз — помнишь, как я забыл забрать тебя с футбольной тренировки младшей лиги, и ты спала в блиндаже на поле? Я до сих пор это помню.
Миша рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, будто впервые за целую вечность.
— Ого, я совсем забыла, — усмехнулась она сквозь слезы.
— Видишь? И ты все равно меня любишь. Это не конец света. Ты не плохой человек, детка, просто сделала очень плохой выбор.
— Я знаю, папа. Знаю. Просто… я чувствовала себя в ловушке и сделала глупость, — ответила она, пытаясь отдышаться.
— В самую точку. На самом деле я позвонил не для разговора с тобой.
— Майка здесь нет.
— С ним я тоже не хочу разговаривать.
— Тогда с кем… — голос Миши оборвался, и пришло понимание. Она повернулась и уставилась на Таля.
— Ага. Передай ему трубку, — приказал ей отец.
— Почему ты думаешь, что он здесь? — попыталась Миша.
— Потому что я знаю тебя, и знаю, что ты не стала бы связываться с каким-то случайным парнем. Если ты зашла так далеко, то считаешь его хорошим парнем. А раз он хороший парень, то ему, черт возьми, лучше позаботиться о моей малышке, когда ей больно, даже если он является частью причины этой боли. А теперь передай ему трубку, — снова потребовал ее отец.
— Я не могу, папа. Не могу. Он…
Таль решил проблему, вырвав у нее телефон.
— Мистер Дуггард, сэр, — сказал он серьезным голосом.
Миша попыталась отобрать телефон, но Таль встал с кровати и остановился у изножья. Она схватила подушку и прижала ее к груди, терзая зубами нижнюю губу.
— Да, сэр… да, я в курсе… нет, не обязательно… извините, сэр, но ваша дочь очень привлекательная женщина… нет, не только, я также вижу в ней потрясающую силу духа и острый ум… было очень тяжело, я понимал, что это плохо. Знал, что будет хуже, чем думала она… да, сэр… Таль Канаан… армия… в Нью-Йорке, затем в Израиле… иногда… о, да… «Мэтс»!? Вы сумасшедший!? Только «Янки»!… нет, нет, нет, мы сходим на игру и посмотрим, кто прав… ладно, с этим я справлюсь, лишь бы не «Пэтс»… да, сэр… да, уже… вы можете доверять мне… ну, я вам докажу, что вы можете... один вопрос — он вам сказал, что схватил ее? Достаточно сильно, чтобы остались синяки… да, сэр, у меня были такие же мысли, сэр, — голос Таля стал жестче. Разговор, который подслушивала Миша, казался довольно сюрреалистичным; ей не хотелось слушать, как они ругают Майка, когда он не был виновен.
— Прекрати! Отдай мне телефон! — прошипела она, подползая на коленях к краю кровати и протягивая руку. Он отмахнулся от нее.
— Да, сэр, я тоже не мог в это поверить... толкал ее, обзывал... я бы с удовольствием, сэр... она мне не позволила, иначе, поверьте, сейчас я был бы уже там, толкал его… — но договорить он не успел, потому что Миша схватила его за запястье и дернула изо всех сил. Он не смотрел на нее и удивленно вскрикнул, выронив телефон. Она быстро схватила мобильный и приложила его к уху.
— Все не так плохо, как он говорит, — быстро сказала она.
— Майкл причинил тебе боль!? — почти кричал ее отец.
— Нет. В смысле, не специально, — ответила она.
