Хотелось оставаться невозмутимой, но глаза затянула пелена и я сморгнула, понимая, что не помогло.
— А потом мамы не стало, и я совершил ошибку. Ушел в себя, окунулся в работу, оставив вас с братом одних. Повезло, Павел взял на себя заботу о тебе, но я никогда не прощу себе той трусости. Я нужен был вам, а сам купался в горе и отчаянье. Твоя мать была бы недовольна мной.
Заметив, что я шмыгнула носом, папа притянул меня к себе как-то неловко, и я поначалу одеревенела, а потом прикрыла глаза и позволила себе расслабиться.
— Я не хотел, чтобы ты шла на службу, потому что знаю, что это такое, и считаю, что ты достойна лучшего. Не бессонных ночей в нарядах, не вечного пропадания на работе… Если хочешь жить на заставе тебе не обязательно работать в управлении. Достаточно стать женой офицера.
Он красноречиво замолчал, а я впервые улыбнулась, осознав, к чему он клонит.
— Как я уже сказал, Марк достойный молодой человек, признаться честно, я даже не знаю другого более подходящего для тебя.
Боже, они сговорились!
— Поэтому если он захочет ухаживать за тобой официально, передай, что я даю добро. И если он надумает прийти к нам в гости, пускай делает это через дверь.
Я уже не скрывая веселья хихикала папе в грудь, и он кажется улыбнулся.
— Я люблю тебя, маленькая. И сделаю все чтобы ты была счастлива.
Я прижалась к папе теснее и горло сдавило.
— И я позвонил Витале Гринёву и обо всем договорился.
Отстранилась и вскинула голову, заглядывая папе в лицо.
— Это же начальник управления, пап…
— Для кого-то начальник, а для кого-то сослуживец, с которым на соседних шконках спали.
Все еще ошалело смотрела на отца и тот тепло мне улыбнулся и кивнул.
— Если это то, чего ты хочешь, то я не против.
Прижалась к отцу и поняла, что уже не горю желанием устраиваться именно туда, потому что на самом деле мне нужно было совсем не это… Мне нужен был мой папа. Чтобы прижал и сказал, что любит.
— Спасибо пап.
Папа притянул меня напоследок к себе, а потом отстранился и кивнул на дверь.
— Как он?
Смущенно отвела взгляд и ответила, берясь за ручку.
— Синяков много и лицо все затекло, но я обрабатываю мазью…
Папа кивнул, будто этого ответа и ждал.
— У Павла тяжелая рука, весь в меня, — произнесено наполовину с гордостью, наполовину с удовлетворением. — Долго не засиживайтесь, пускай не забывает, что до свадьбы я такое не поощряю.
— Пап… — простонала, и тот строго на меня посмотрел, а потом развернулся и зашагал в сторону лестницы на первый этаж, оставляя меня одну.
Постояла несколько секунд, а потом вернулась в комнату, где на краю постели сидел Марк и напряженно наблюдал за вошедшей мной.
— Ну что?
— Тебе пора, — ответила негромко, и он поднялся. — Подожди, я обработаю. Присядь на стол.
Прошла к окну, где на полу лежал пакет с лекарствами, и подошла к устроившемуся на краю стола Марку. Тот раздвинул ноги и встала между ними, откручивая тюбик с мазью.
— Можно мне еще раз прийти? — спросил тихо, пока я аккуратными касаниями втирала мазь. Воняет жутко, он прав.
— Только если рискнешь войти через главный вход, — ответила строго, и Марк обхватил мою талию руками и заставил шагнуть вплотную к нему.
— Я спрашиваю не об этом, — руки по-хозяйски замерли на талии, а потом заскользили ниже. — Можно мне еще раз прийти в твою комнату завтра?
Мой палец замер над его скулой и это выдало мое волнение.
— Зачем? — повторила как попугай, и Марк улыбнулся.
— Потому что твой отец вряд ли разрешит мне целовать его дочь у него на глазах.
Ощутила, как щеки налились румянцем и закусила губу.
— Ты ведь еще не намазала подбородок? — спросил и не дожидаясь ответа потянулся, ловя мои губы. Касание было еда уловимым и таким нежным, что защемило в груди. Марк отстранился, а потом перемести губы ниже, целуя ключицу, оголившуюся в вырезе халата. — Мне и правда пора…
Отстранился и мученически скривился.
— Ты правда принес цветы? — спросила, стараясь взять себя в руки. Его поцелуи сводили с ума и не удавалось оставаться невозмутимой.
— Те же самые что и на твое выступление. Мне понравился цвет.
— И шипы оставил да? — с укоризной покачала головой и Марк по-мальчишески улыбнулся. — Все, я закончила.
Выпрямилась и Марк вздохнул.
— Полагаю о походах на свидание пока моя рожа не зажила не может быть и речи?
— Не рискнешь? — спросила с вызовом.
— Я думал ты не рискнешь, — поймал талию и притянул меня к себе, аккуратно чмокнул в губы, а потом стер с моего подбородка следы мази.
— Иди, Марк.
Едва удалось выпроводить Кремлёва, тот нехотя выбрался из окна, и я закрыла створку, осознав, что он забыл мазь.
Но не окликнула. Только молча улыбнулась и прикрыла глаза, безотчетно касаясь губ кончиками пальцев.
56
Спустился с козырька над черным входом, на который взбирался, чтобы попасть в окно к Даше и носа коснулся запах сигарет. Такие обычно курил Пашка, и я напрягся от накрывшей ностальгии, но ведь друг совершенно точно уехал, значит это не он.
Обошел дом, и мои опасения подтвердились, на ступеньках крыльца сидел Геннадич.
Букет нежно-розовых цветов лежал рядом с ним, светлым пятном выделяясь на темных досках.
— Будешь курить? — он спросил у меня отрешенно, и я со смешанным чувством стыда и покорности подошел и сел рядом, доставая сигарету из протянутой им пачки. — Павел оставил…
Подкурил, выпуская облачко дыма в ночной воздух. Звездное небо заволокло тучами и даже луне не осталось места на черном бархате. Темень непроглядная, и если бы ни фонарь над дверью, мы бы сидели в полной темноте.
— Простите что так получилось, — проговорил сам не зная за что толком извиняясь. За то что влюбился в его дочь? За то что молчал об этом? За то что подрался с Пашкой? Хотя как подрался… — Хреново вышло.
Геннадич несколько секунд помолчал, а потом вздохнул и устало улыбнулся.
— Вы с Павлом для меня равны. Хоть так и неправильно говорить, но вы оба для меня сыновья. А когда взрослые сыновья дерутся, это… врагу не пожелаешь.
Он выдохнул дым в сторону и замолчал, а я впервые задумался, что давненько не видел Геннадича курящим. Да наверно вообще никогда…
— Зря вы разрешили ему поехать, — при мысли о том что Пашка там, где его жизни может угрожать опасность, внутри все будто кипятком обливалось.
— Думаешь, он меня спросил? Я ведь даже не в курсе был, что он переводиться собрался. Узнал буквально накануне. Они с Дарьей упрямцы. Оба если вбили себе в голову, не отступятся.
— Эта черта у них от вас, полагаю, — ответил и Геннадич задумчиво улыбнулся, а потом продолжил.
— Я разрешил ей работать в управлении, договорился обо всем. Пускай лучше под боком будет, чем в тайне от меня документы подает… Все равно переубедить не получится, упрямая как мать.
— Я думаю, вы поступили правильно.
Замолчали, думая каждый о своем. Сигарета уже дотлела, но мы продолжали сидеть на крыльце и молчать, и уходить не хотелось.
— Здорово он тебя отделал, — Геннадич с ноткой сочувствия оглядел мою побитую рожу. — Только вот не пойму, за что.
— Из-за бабы, — пожал плечами, доставая еще одну сигарету. — Той, что была до того, как я Дашу встретил…
— Журавлёва? — Геннадич задумчиво сощурился и мне показалось напрягся, а потом выругался и цокнул будто раздражаясь на свою забывчивость. — Я ведь так и не передал ему цепочку-то.
— Цепочку? — теперь я точно не понимал, о чем речь.
— Ирина на вокзал прибегала, цепочку Павел у нее забыл, а я с этой суетой перед отправкой и не вспомнил. Пока Павел за сигаретами бегал, поезд уже на отправку пошел, и мы попрощались-то в спешке, не до этого было. Вот память дырявая, зараза.
Пашка у Иры цепочку забыл? Любопытно.
— Старый дурак, — не унимался Геннадич, а я размышлял, как далеко зашли отношения моих друзей, о связи между которыми не подозревал. — Значит, из-за Журавлёвой он так сорвался, интересно…
