Я уже слышала медленное «бип-бип-бип» аппаратов жизнеобеспечения. Их было два, каждый из них работал с интервалом в полсекунды, создавая постоянный, быстрый звук, которому пыталось соответствовать моё собственное сердце.
В комнате было три человека. Один из них был врачом, судя по белому халату, в который он был одет. Он сверялся с картой больного, висевшей на краю одной из двух кроватей в палате. Обе кровати были заняты — на одной мужчина, на другой женщина.
Я не осмеливалась взглянуть, потому что, без сомнения, знала, кто на них лежит.
Мои родители.
В этот момент я почувствовала себя маленькой, как будто уменьшилась в размерах. Это вовсе не ночной кошмар и не странный лихорадочный сон, а воспоминание. Рана. Всё ещё свежая, едва затянувшаяся. Трагедия, от которой я пыталась убежать. Причина, по которой я покинула свой дом и устроилась работать на круизный лайнер.
Доктор повернулся, чтобы посмотреть на меня, и начал что-то говорить, но я не могла расслышать его слова… и не могла видеть его лицо. Казалось, что его глаза и рот были нарисованы красным карандашом. Я вздрогнула при виде его и отпрянула. Его слова были какой-то тарабарщиной, произносимой словно сквозь воду, приглушённой и совершенно неразборчивой.
Охваченная паникой, я посмотрела на своих родителей. Они были такими же. Лежали на больничных койках, подсоединённые к аппаратам, в гипсе и бинтах, их сломанные и искалеченные конечности поддерживались блоками. Их глаза и рты тоже были выцарапаны. Я не могла разглядеть их лиц.
— Что… — выдохнула я, — что это?
Доктор продолжал говорить, продолжал бормотать. Затем он покачал головой и вышел из палаты, оставив меня наедине с собой. Я повернулась к родителям.
— Мама… — рискнула я. — Папа… вы меня слышите?
— Ты же знаешь, что они не могут слышать, — раздался голос. — Они в коме. То, что с ними произошло, действительно трагично. Просто несчастный случай.
— Заткнись!
— Я не говорю тебе ничего, чего бы ты ещё не знала.
— Я думала, ты должна была сказать мне правду!
— Будет гораздо лучше, если ты сама во всём разберёшься, тебе не кажется?
— Хватит играть со мной в игры! Меня тошнит от всего этого.
— Ах, но ты так близко, Кара. Всё, что тебе нужно делать — это продолжать поиски… ты помнишь это место, ты помнишь, что случилось с ними, с твоими родителями. Они мчались домой, чтобы успеть на твой выпускной. Они были так близко, но буря… Она налетела на них, как хищная птица, и унесла мир из-под ног их машины.
Я покачала головой.
— Этого не должно было случиться. Этой бури не предвиделось.
— Ты усомнилась в этом на мгновение, но в своём горе ты больше никогда не задавалась этим вопросом, не так ли?
— С чего бы мне это делать?
— Действительно, с чего бы. Правду трудно найти, Кара, а когда она найдена, она может быть неприятной, дискомфортной… даже болезненной.
— Ты хочешь сказать, что шторм был… чем-то другим?
— Не чем-то другим. Кем-то другим. Кем-то, кому было выгодно, если бы твои… родители… безвременно скончались.
— Кем-то? Кто это был?!
— Ну же, ну же. По одной правде за раз, малышка. В твоей жизни есть много вещей, которые были ложью, скармливаемой тебе силами, которые желают лишить тебя того, что принадлежит тебе по праву рождения. Я здесь, чтобы помочь тебе освободиться от этих оков, если только ты откроешь глаза и увидишь.
— Что увижу? Что мои родители… что мои родители, тот мужчина и та женщина, которые… которые вырастили меня, которые научили меня говорить, играли со мной и заботились обо мне… ты хочешь, чтобы я увидела, чтобы они были убиты?
— Я хочу, чтобы ты поняла, что они не были твоими родителями, Кара.
Я покачала головой.
— Нет… нет, я тебе не верю.
— Ты знаешь, что это правда! Ты встречала обитателей Аркадии, ты видела, во что превращаются некоторые из них, когда касаются воды!
Я заткнула уши и закрыла глаза.
— Заткнись.
— Ты не дитя Земли, Кара Шоу, — сказала она, и её голос звучал прямо в моём мозгу. — Эти люди, лежащие на этих кроватях, — не твои родители, и единственная персона, которой ты доверяешь больше всего на свете, лгала тебе очень, очень долгое время.
Я снова открыла глаза.
— Что?
Я больше не была в больнице. Я была одна, лежала на чём-то мягком, укрытая одеялами. Я часто-часто моргала, пытаясь дать глазам привыкнуть к полумраку комнаты, в которой находилась. Я не слышала шума воды, и воздух не был насыщен солёным запахом моря, так что это плюс, но я всё ещё не понимала, где, чёрт возьми, я нахожусь.
Оглядев комнату, я увидела расставленные тут и там свечи. Золотые канделябры горели на гладких мраморных стенах песочного цвета. Полы были сделаны из того же тонко обработанного мрамора, который отражал даже мягко мерцающий свет свечей. В комнате стоял высокий золотой туалетный столик, на котором разместилось зеркало в золотой раме. У меня был приличных размеров золотой столик, и я сидела на большой кровати с балдахином, застеленной тёмно-синим одеялом с гербом.
Взглянув на него, я поняла, что это щит с тремя мечами за ним и силуэтом русалки спереди; русалка, держащая трезубец, победоносно возвышалась под палящим летним солнцем.
— О, чёрт возьми, — пробормотала я себе под нос.
Какой-то шум напугал меня; звук, похожий на лязг металла о металл. Драка на мечах? Я не могла сказать точно. Повернув голову в сторону, я прошептала:
— Бабблз? — её не оказалось там, в моих волосах, где она всегда была. Я попыталась позвать её снова, на этот раз чуть громче, но, насколько я могла судить, её в комнате не было.
Я снова огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, что делать, и тут услышала, как поворачивается дверная ручка. Я натянула покрывало до груди, когда дверь открылась.
— Могу я войти? — спросил мужчина с другой стороны.
Это был Аэнон.
Это мог быть только он.
— Э-э… да, — сказала я, выпрямляя спину.
Аэнон полностью открыл дверь и медленно вошёл в комнату. Позади него, отвернувшись от двери, стоял ещё один мужчина со щитом за спиной и мечом, свисающим сбоку с его юбки. Он тоже был без рубашки. Ну естественно, он без рубашки.
Оказавшись внутри, Аэнон закрыл дверь, оставив охранника на посту. Он посмотрел на меня своими оранжевыми глазами, но не подошёл ближе.
— С вами всё в порядке? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала я. — Я почти уверена, что только что снова перешла в новые руки.
Он склонил голову набок.
— Перешла в новые руки?
Я покачала головой.
— Неважно. Где я? Чего вы хотите?
— На эти вопросы есть ответы, но сначала я хотел убедиться, что вы не пострадали. Вы упали и ударились головой.… мы не были уверены, что вы очнётесь.
— Кто это — мы?
Аэнон сделал паузу.
— Те… кто имеет отношение к делу.
— Я хочу знать, где Бабблз.
— Пикси? Она в безопасности.
— Под безопасностью вы подразумеваете, что она здесь пленница? — я ткнула в него пальцем. — И не смейте говорить, что я здесь не пленница, потому что я уже знаю ответ на этот вопрос.
— Так… зачем его задавать?
— Не знаю. Я сейчас в панике и пытаюсь не потерять то, что осталось от моего здравомыслия.
— Пожалуйста, переведите дух. Здесь вам ничего не угрожает. Вы среди друзей.
Я нахмурилась.
— Друзей? Вы захватили меня в плен.
— Я спас вас. От Блэкстоуна и его команды… помните?
— Не хотите ли вы сказать, что заново заполучили меня?
Аэнон шагнул ко мне и осторожно поднял руки.
— Я начинаю беспокоиться, что вы очень сильно ударились головой, потому что в ваших словах мало смысла.
— Послушайте, — сказала я, подавляя раздражение. — Меня мотало от одной пиратской команды к другой с тех пор, как я прибыла в это прекрасное, но пугающее место, а теперь я попала в плен к Летним Фейри. Все говорят, что я не их пленница, но на самом деле никто не позволяет мне уйти и вернуться домой, и когда кто-то спас меня в последний раз, это было только потому, что они должны были передать меня кому-то другому.
