– Да, – кивнул мудрец, – я тоже видел, как он рисовал кончиком меча по песку тренировочной площадки… И порадовался, что его наставник этого не видит… Или, быть может, не замечает…
– Но что же делать, Валид? Ведь это же не может продолжаться бесконечно… если брат и дальше будет сдерживаться, он просто сойдет с ума… А отец столь… упрямо уверен в правильности своих мыслей, что легче смирится с душевной болезнью сына, чем с тем, что можно и отменить свой суровый, но нелепый приказ. Я подумывал уже о том, что брату, как и мне в свое время, было бы недурно отправиться в путешествие. Думал, что, быть может, стоило бы забрать его в прекрасную Александрию – путешествие, да и сам город, способны дать человеку совсем иной взгляд на мир…
Валид согласно кивнул.
– Ты знаешь, Бедр-ад-Дин, я подумал примерно о том же… О нет, не о том, что ты должен забрать Хасана в далекую землю Кемет. Я лишь о том, что твоему брату следует отправиться к нашему учителю в далекую страну Аштарат. Думаю, что это путешествие изменит его взгляд на мир, смирит с отцовскими желаниями, научит многим необходимым, нужным и просто интересным вещам. А отец твой, думаю, совсем иначе оценит сына, как только тот покинет родительское гнездо.
Теперь настал черед Бедр-ад-Дина улыбаться.
– Я рад, мудрый мой дед, что научился делать выводы из уроков собственной жизни. Но как же заставить отца отпустить Хасана в далекое странствие? Как убедить матушку расстаться с любимым сыном?
– Думаю, друг мой, что не будет ничего плохого в том, что мы воспользуемся помощью Темира, царя и моего брата. Ведь забота о подданных – его первейшая и насущнейшая обязанность. Царю нет никакой нужды кого-то в чем-то убеждать. Ибо прекрасной стране Ал-Лат нужны ученые люди, а кто лучше учителя царей сможет выучить сына визиря?
Бедр-ад-Дин понимающе посмотрел на мудреца.
– Да, Бедр-ад-Дин, царь просто распорядится отправить Хасана и его друга, сына начальника дворцовой стражи, к учителю Георгию. Думаю, твой отец согласится, что наставник царя – это достойный учитель для сына визиря…
– Я благодарю тебя, мудрец!
Валид улыбнулся, быть может, чуть печальнее, чем этого бы хотелось ему самому.
– Поверь, более всего я забочусь о судьбе и душе твоего брата, друг мой. Твой отец суров и мог просто сломать характер сына. А истинные художники в этом мире столь редки и дар их столь драгоценен, что потерять его было бы не просто обидно, а нестерпимо больно.
И Бедр-ад-Дин кивнул, соглашаясь. Ибо и его куда больше беспокоила судьба брата, чем каменное упрямство отца.
Конечно, визирь был польщен, получив повеление царя. Темир, чуть заметно улыбаясь, пожурил Рашида за то, что тот не интересуется успехами сына, когда все наставники в один голос твердят, что Хасану нужны самые лучшие учителя из тех, кто только живет в подлунном мире.
– Должно быть, царю самому следовало интересоваться успехами учеников его царства, дабы найти тех, кто станет в будущем гордостью прекрасной страны Ал-Лат.
Визирь покорно кивал. О нет, он не прозрел в единый миг и не увидел, сколь умен и развит младший сын. Он всего лишь понял, что следует готовиться к тому, что и Хасан вскоре покинет родительский дом. И только гордость от того, что наставником сына станет учитель царя, смягчала боль от скорой разлуки.
Печальна была и Джамиля. Она не хотела расставаться с сыном, но понимала, что это лучший выход из положения.
Вот так случилось, что Хасан и Мехмет вскоре стали учениками уважаемого Георгия. Они легко выдержали обязательный экзамен, о чем с гордостью написали домой. Но даже это не смягчило сурового визиря.
Прочитав письмо от сына, он лишь пробурчал:
– И опять он размалевал все…
Джамиля лишь тяжело вздохнула, подумав: «Что же такое должно произойти с сыном, чтобы ты наконец перестал видеть в нем лишь никчемного мальчишку?»
Мудрого наставника Георгия, должно быть, годы тоже щадили. Или, быть может, время было уже не властно над ним. Ибо все также седина лишь слегка серебрила его черные волосы, а глаза были по-прежнему молоды и полны лукавства. О как удивился бы Валид, если бы увидел своего наставника! Но, увы, хотя души этих людей были близки, они не виделись уже три десятка лет, и лишь долгие беседы, которые они могли вести мысленно, по-прежнему дарили им необыкновенную радость общения.
Вот и сейчас Валид беседовал с Георгием. В стране Ал-Лат опускались сумерки. В далекой земле Аштарат солнце освещало лишь верхушки сосен, предвещая прохладный вечер.
– Что ж, мальчик – услышал Валид голос своего наставника, – мои новые ученики меня во многом порадовали. Они благородны, они усердны, и, самое главное, они не надменны. И Мехмет и Хасан пришли ко мне с открытыми душами, и я рад тому, что смогу подарить им целый огромный мир.
– Я рад слышать это, учитель.
– К счастью, никого из них мне не надо прятать от всего мира. Надо лишь слегка подтолкнуть их и… Меня удивило, что ты так поздно отправил юношей ко мне. Ведь если бы они учились здесь уже лет пять, то заметно бы преуспели. Теперь же они почти взрослые и им придется много усилий потратить на то, что малыши впитывают без всякого напряжения.
– Увы, мудрый Георгий, одного из них, Хасана, прятать все же надо. О, к счастью не так, как в свое время ты прятал нашего царя, моего брата. Хасана надо прятать от упрямства его собственного отца, нашего визиря, Рашида.
– Чем же так не угодил юноша собственному отцу?
Мудрого Георгия очень нелегко было удивить, но, похоже, Валиду это удалось.
– Увы, учитель, он не угодил просто уже тем, что родился личностью, а не безмолвным куском глины. Мальчик от природы щедро одарен. Его душа открыта прекрасному, его рука точна и глаз верен – Хасан прирожденный рисовальщик. И если бы отец не вбил себе в голову, что мальчик обязательно должен стать царедворцем, законником, советником, то, думаю, ты бы так и не познакомился с ним. Ибо сейчас твоя школа стала тем безопасным берегом, где никто не будет принуждать юношу изучать ненавистные для него науки, никто не будет заставлять его отказываться от какой-то из сторон жизни, и, главное, никто не будет отбирать у него самую большую радость его существования.
– Теперь я понял, Валид.
– Но, учитель, я прошу – нет, более того, я настаиваю, чтобы ты обрушил на Хасана весь океан знаний, чтобы и дни и ночи его были заняты, чтобы занятия его не прекращались ни на минуту. Пусть рисует и чертит, пусть изучает право и историю всех народов, пусть целыми днями пропадает в библиотеке… Ибо только так можно будет усмирить отцовское рвение.