Не могу сказать, что Евгений выглядит сильно расстроенным, скорее вот прямо сейчас пытается переосмыслить жизнь. Не стану ему рассказывать, как она меня домогалась и не хотела принять отказ.
— Девочки любят свободу, — повторяю его фразу, похлопываю по плечу и разворачиваю его на выход. — Пойдем. Что-то мне подсказывает, что ты разведешься без проблем.
Едем назад. Он молчит. Хорошо, что не устроил в аэропорту скандал. Я связываюсь с Дмитрием Петровичем, договариваюсь подхватить его у проходной. Технолог еще не собрал вещи — вопросов к нему было много. Ну, вот он садится в машину сзади, отъезжаем.
— Время обеда, уважаемые, — говорю. — Надеюсь, аппетит ни у кого не пропал? Предлагаю откушать в ресторане, деньги есть, — я выкладываю на приборную панель перед Евгением перетянутые скотчем неполных девять пачек долларов сотенными бумажками, — знакомая кучка? Она тому menу в Маниле сильно карман распирала, а я знал, что это твое. Здесь не так много, но на первое время хватит.
И назад посмотри. Нет, не на Петровича, дальше. Видишь коробки? Самое необходимое для нового проекта и его технологические разработки здесь, со вчерашнего дня. А из лаборатории сегодня ночью выкрадены муляжи.
Евгений сжимает голову руками.
— Боюсь, ту фирму ты больше не увидишь ни при каком раскладе, — я сворачиваю на парковку ближайшего ресторана. — По документам она, скорее всего, куплена каким-нибудь доверенным лицом наркобарона, незасвеченным в уголовных делах. А ты — незаинтересованное лицо, поэтому к тебе претензий быть не должно. И еще. Так как в полиции и в управлении по контролю за наркотиками, благодаря Светлане, эту фирму взяли на карандаш, ничего противозаконного на ней выпускать не смогут. И имя твое запачкано не будет.
Он смотрит в окно, но понимаю, что меня слышат.
— А уникальные разработки Петровича надо продвигать, немедленно оформлять и использовать, — оборачиваюсь на сияющего и надувшегося от важности технолога. — У нас даже доброволец для экспериментов есть, после нанесения опытного образца, признаков аллергии не обнаружено. Предлагаю сегодня же подключить координатора из Минздрава и устроить Воробьевой медицинское обследование по ключевым направлениям, как нулевой этап эксперимента. Кто за? — поднимаю руку, за ней поднимаются еще две.
Потом я снимаю часы и показываю на тыльной стороне запястья три точки. Одна из них бледная. Парни в роте перед дембелем кололи тату, ну и я попробовал. Ничего в этом интересного нет.
— Я и на татушку этот раствор капнул, на одну точку, два раза. Видите — она стала совсем бледной? И пена, кстати, была, как от перекиси водорода, только голубая — этот раствор вытягивает чернила из глубоких слоев кожи.
Когда народ перебесится татуировками, у нас прекрасный сбыт будет, на годы вперед. Да и сейчас уже ошибки молодости многие желают исправить, пытаются вывести лазером, видел ожоги и отеки с результатом, близким к нулю. Потенциально это очень выгодное дело. Думаю, сопоставимое с доходами от производства наркотиков. Поэтому его и пытались выкрасть, развалить и перекупить.
Смотрю на них. По очереди кивают.
— Давайте, мужики, организуем на совесть это новое хорошее дело. Можем пойти одним из двух путей. Или полная открытость, чтобы каждая собака знала, где делают волшебный растворчик — тогда будет работать и жить не страшно, но быстро появятся конкуренты. Или полнейшая тайна, по-серьезному, организуем все втихаря, но и все доходы нам. Можно частично использовать филиппинский опыт организации салонов.
Предлагаю подумать за обедом. А после временно считать эту машину мобильным офисом. Можно сначала прикинуть бизнес-план, присмотреть небольшой цех поблизости, хоть даже в индустриальном парке.
— Чего тут думать: я за второй вариант, — отвечает Евгений. — Чем смогу, помогу: деловые связи остались, могу серьезные кадры подтянуть. Но теперь ты — босс. Молодому карты в руки.
— Согласен с предыдущим выступающим по всем пунктам, — Петровича, как обычно, волнуют детали. — Если бы каждый умел в напряженный момент так действовать… Ты мне лучше скажи, Саш, как ты в Маниле все провернул?!
Вздыхаю с облегчением. Приятно.
— Ну, в ящиках из-под алкоголя много чего интересного можно получить, — отвечаю. — Найти и заказать через интернет, правильно договориться. Вот если бы у меня телефон отобрали — было бы сложней.
— А наводнение для заметания следов тоже ты устроил?
Ржем все трое так, что машина подпрыгивает.
Александр
Вечер того же дня
К началу банкета я опоздал. Только успеваю в ресторане заметить знакомое лицо — Наташу, как все ломанулись куда-то. Смотреть шоу в бассейне, — слышу из разговоров. Вхожу в помещение последним. Гасят свет, оставляя включенным цветомузыкальное оборудование. А музыка похожа на современную японскую, насколько я могу судить, пронизывает до глубины души, просто космос. И акустика здесь сумасшедшая, сердце так и хочет биться в такт.
Приближаюсь к каменному бортику бассейна, высотой примерно в метр, чтобы посмотреть из-за других гостей, что там внутри.
Легким брассом плывет девушка. Ритм ее движений соответствует музыке, неторопливый, как бы расслабленный. Она достигает широких ступеней, возвышающихся над водой, и ложится-скользит, выгибаясь дугой, словно кошка. Потом переворачивается и запрокидывает голову со множеством заплетенных косичек. Плавно поднимает полусогнутые или распрямленные стройные ноги, поочередно, и мягкие руки. Блики света отражаются от блесток на ее бикини, вспыхивают и играют на теле.
Она очень пластична, хорошо чувствует музыку, словно купается в ней, не обращая внимания на зрителей. У нее прекрасная растяжка, правильные пропорции тела и женственное обаяние фигуры. Получается, это как бы танец такой — лежа у кромки воды, тягучий, чувственный, на который ярко откликается мой кол в штанах.
То, что она творит — не пошлость, но бесспорный призыв, прелюдия, ожидание близости, почти ласка. Вдруг замечаю, что ее тело разукрашено — рисунок на коже словно оживает в движении. И понимаю, что это та самая «туземка», что приходила ко мне в номер в Маниле. Но сейчас ее хочу не только я.
Как и все, не могу оторвать глаз от этого завораживающего зрелища, практически волшебства. И мне становится больно, словно я вижу запретное. Больно от того, что я здесь, в тени, а Марина там, под откровенно пожирающими ее взглядами. И я мгновенно, но подробно, будто перед смертью, вспоминаю все, что у нас с ней было.
Пытаюсь включить мозги, понять, зачем меня сюда позвали, но вместо этого трогаю бортик, сделанный из того же камня, что и ступени, переживая за нее — не скользкий ли? Нет, шершавый. И вспоминаю заливаемый морской водой грандиозный «бассейн» на нижнем этаже здания в Маниле, очертания которого видел в свете фонарика, когда искал Воробьеву. Бьюсь об заклад, что он имел к ней прямое отношение. А в планах жены шефа — и ко мне. Надеюсь, все уже в прошлом.
Марина грациозным слитным движением поднимается на ноги и прогибается назад, касаясь волосами пола (ступеньки) и застывает так. С обеих сторон от нее включаются струи фонтанов, пересекаются и стекают по ее телу, переливаясь в лучах подсветки. Я так настроился на нее, что буквально почувствовал струи воды на своем теле. Лучше не слышать, что ей кричат сейчас такие же мужики рядом со мной, которые тоже торчат от нее. У нее и без меня все отлично.
Потом свет делается чуть ярче, и два официанта приносят в развернутом виде огромное полотнище. Она стремительно, как бы тоже танцуя, закатывается в него и поглаживает себя руками — похоже, так изящно вытирается. Потом раскатывается и начинает на маленькой площадке перед бассейном второе отделение шоу.
Музыка меняется на более энергичную. У Воробьевой здорово получаются вращения и прыжки — чувствуется классическая школа, но с тем же эротическим уклоном, с короткими поглаживаниями себя. Она танцует босая, взлетая, и вся словно отдается музыке и движению. А я отчетливо вспоминаю, что у нее находится в местах, прикрытых купальником. И понимаю, что мужики вокруг уже на низком старте.
