— Он у меня недоразвитый, — смутилась от его прямого взгляда, но глаз не отвела. — Я не сформированный дракон, так и не раскрылась до конца, даже не регенерирую, но костер разжечь смогу. Хворост нужен.
— Если нужен, будет, — эртинец быстро исчез из виду и вскоре вернулся с охапкой веток. Сложил их шалашом и посмотрел на меня. — Поджигай.
Я зябко потерла плечи, пытаясь высушить вспотевшие от страха ладони, подняла руки над костром и, настроившись, воззвала к магии. В носу вдруг сильно засвербило, и я, громко чихнув, переборщила с огнем — щепки сгорели за мгновение, оставив после себя только горячий пепел.
— Извини, — прикусила взволнованно пальцы.
— Любишь надо мной издеваться? — вроде спросил, а по тону было понятно, что произнес утвердительно, печально провожая взглядом добытые в лесу сухие ветки. — Сейчас вернусь.
Вернулся оборотень очень быстро! Упрямо соорудил новый каркас костерка и посмотрел на меня с надеждой.
— Нежнее, пожалуйста, — и отошел на шаг назад.
— Боишься, что тебе хвостик поджарю? — щелкнула пальцами, и костер вспыхнул игривым пламенем. Нос зачесался снова, и я чихнула в сторону.
Арман отскочил и рассмеялся.
— Садись. Прислужник постоялого двора собрал нам в путь особенный тормозок для привала, — прижав к груди довольно объемную кожаную сумку, многозначительно подмигнул оборотень. Опустился на покрывало у костра и кивнул, взглядом указывая на место напротив.
Я притянула к себе мешок и, выудив несколько пакетиков с темными бусинами и вощеный шнур, присела на предложенное место.
— Что плетешь? Я люблю браслеты. Давно на твой смотрю. Красиво, — попутно достал из своей сумки крохотную колбочку и сжал в ладони.
— Это успокаивает, — нанизала первую черную бусину из морского стекла, добавила к ней лазурную и перекрутила.
— А ты нервничаешь? — оборотень подался немного вперед.
Я опасливо обернулась и всмотрелась в тени деревьев.
— Боюсь темноты, — призналась честно и вошла во вкус, даже не замечая, как быстро пальцы вплетают бусины в нить.
— А мне сплетешь? Я буду всегда его носить, — погладил свое запястье и как-то неловко протянул мне ту склянку, что до этого сжимал в руке.
— Что это? — кивнула на содержимое. Отложив на минуту рукоделие, промолчала, что и так для него плела браслет — зачем лишний раз надежду давать. И себе, и ему.
— Выпей, когда лон станет полным. Несколько дней осталось, — положил у моих ног и отвернулся. — Чтобы у нас не было детей, — почти проглотил последние слова.
Я сидела неподвижно и смотрела на Армана неверяще, с тоской, потому что… Да не знаю, почему, просто было чувство, будто в этот миг он мое сердце с мясом вырвал из груди. Но почему сам тогда так переживает? Почему отвернулся и, сжав кулаки, сделал вид, что смотрит на огонь?
Мы все носим маски. И некоторые прилипают намертво, но под толстым слоем дубленой кожи все-таки есть настоящие, ранимые души, и Амран многое не говорит, но я вижу.
— Спасибо, — прошептала и, подцепив осторожно колбочку, примерила ее вес в кулачке, а после спрятала в свою сумку и надежно уложила между тканями, чтобы не разбилась.
Меня поразило, что оборотень дал мне выбор. Не настаивал, не давил, не заставлял… А ведь это противозаконно в их стране. Он на преступление пошел, хотя и так замарался из-за меня, на две жизни хватит.
Арман привстал, засуетился у импровизированного стола в виде покрывала. Выложил мясо на бумагу, добавил к нему лепешки и овощи. Достал две деревянные рюмки и бутыль с коричневатой жидкостью. Разлил содержимое и взглядом указал на рюмку.
— Выпьешь со мной? Может, теперь мы хоть немного на равных сможем поговорить?
— Я не знаю, — набирая еще бусины на нить, пожала плечами. — Я не умею пить. Вечно из-за алкоголя в истории попадаю, — и заулыбалась многозначительно, бросив в Армана взгляд.
— Думаю, тебе стоит извиниться за безродного пса и выпить за мое здоровье. Родители не узнают, обещаю, — ласково рассмеялся эртинец и протянул мне рюмку. — Будет нашей тайной.
— Зато, Ваше Лохматое Высочество — точно угадала, а ты даже не моргнул, обманщик, — я перехватила сосуд и случайно коснулась его пальцев. — Извини, — прошептала.
— Меня всегда удивляло твое чувство такта, когда оно не нужно, — хмыкнул Арман. — Я вас, дорогая принцесса, не раз без панталон видел, а вы боитесь руки моей коснуться, — и залпом опрокинул свою порцию.
— Это я… извинилась за «безродного пса», — и, выпив вино, откашлялась от его крепости. — Что за… — скривилась, терпкий вкус сковал горло, — гадость… Из чего оно?
— Это настойка из лесных трав. Мощная вещь… Ты сейчас поймешь, — заразительно рассмеялся оборотень и налил еще. — Мне же надо наконец узнать, что за шрам у тебя и как появился. Выпивай и рассказывай, — подтолкнул ко мне рюмку.
Я крепко взялась за нее дрожащими пальцами и замотала головой.
— Я не готова об этом говорить, Арман, — повернула лицо к костру и, подставив его теплым языкам света, выпила вторую рюмку, после чего поставила ее назад.
— Хорошо, не будем, — сказал оборотень и, растянувшись на покрывале полубоком, посмотрел на пламя, которое огоньками заплясало в отажении его широких черных зрачков.
— Когда мне было пятнадцать, сильно заболел дедушка, — я легла рядом с Арманом и провела ладонью над его плечом. Мне хотелось прикоснуться к нему, безумно, но он сам говорил, что каждая близость все лишь усложняет. — До сих пор не верю, что его нет, — голос дрогнул, я повернулась на спину и сжала пальцами горло. — Почему я это сказала? Я же не хотела.
Арман подтянул меня к себе и прижал спиной к груди, подложив мне под голову руку. Провел ладонью по изгибу талии и, переместившись ниже, нежно погладил бедро.
— И что было дальше? — прошелестел над ухом ласковый голос. Эртинец коснулся колючей щекой моей шеи и подтолкнул: — Рассказывай.
— Я почти никогда не плачу, — прикрыла глаза и сглотнула тяжелый ком во рту. Правда катилась из меня лавиной. — В детстве сестры называли меня сухарем из-за этого… И не зря, друзья даже спорили, заплачу я или нет, когда с лошади упала перед совершеннолетием. Увы. Ни слезинки. А когда хоронили дедушку, я задыхалась, потому что никого ближе него у меня не было и нет. Я пыталась заплакать, честно, но не получалось. Я хотела этого, а в груди что-то держало, морозило слезы, высушивало их на подходе. — До боли в пальцах сжала руку Армана. — Вечером я сбежала из душной комнаты,
залезла на дуб, что рос недалеко от замка, и сидела там с фамильяром до глубокой ночи. Плакала навзрыд, как никогда, и не могла остановиться. Тогда не удержалась на ветке, сломала ключицу и руку, вот шрам на память и получила. Больнее, чем в ту ночь, мне было лишь тогда, когда позволила тебе добровольно к себе притронуться второй раз, — я судорожно вдохнула, осознавая, что сказала, и запечатала губы рукой. Неистово зашептала, повернувшись к оборотню: — Пустынные мраки, что со мной? Что я несу? Это ты сделал?
Он смотрел на меня ошарашенно. Рука, что до этого обнимала, отдернулась. Качнув головой, Арман несмело заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо. Заглядывал в глаза и поджимал губы.
— Я не знал… Прости… Все никак понять не мог, почему ты так себя повела. Вот я урод, — отвернулся и прикрыл глаза ладонью.
Я легла на живот и положила голову на сложенные руки.
— Не нужно было мне пить…
— Зато я многое понял, — убрав руку с лица, Арман тоже перевернулся на живот. Улегся так близко, что наши плечи соприкоснулись. — Надо почаще тебе наливать, — повернул ко мне голову и как-то вымученно улыбнулся.
Я ответила ему косой ухмылкой и заправила короткие волосы за ухо, поставила локоть на покрывало и подперла ладонью голову.
— А теперь ты. Расскажи о самом болезненном воспоминании.
— Их много и почти все они связаны с Рэйденом, — показалось, что от одного лишь упоминания имени брата глаза Армана наполнились ненавистью. — Он старше меня на два года. Мы учились в аристократической школе при королевском замке. С первой же секунды родовитые детишки меня невзлюбили, — Арман вздохнул и отвернулся. Нащупал ветку и дотянулся кончиком до костра, чтобы пошебуршить его. Пламя зашипело и желтые искры взметнулись вверх. — Быть бастардом такого семейства, как Грей, не самое приятное занятие, — ухмыльнулся. — Если Рэю все всегда заглядывали в рот, то мне приходилось несладко. Постоянные насмешки, дурацкие шуточки, издевательства, унижения. Я терпел, но однажды ненависть ко мне перешла все границы. Друзья Рэя подкараулили меня в саду и сильно избили, а он стоял и смотрел. Ничего не сделал, не защитил. Тогда я и понял, что моя семья — это только мать. А о том дне осталось напоминание на всю жизнь, хотя я и попытался прикрыть шрам нательным рисунком, он все равно проглядывает и дает понять, что брата у меня на самом деле нет. Я одинок. Наверное, поэтому мне было так легко предать Греев и стать Шиином. Вести двойную игру.
