Немногое могло заставить Гарри Рейвенскрофта вздрогнуть, но сейчас, несмотря на ревущий в камине огонь, это произошло. Сейчас его беспокоили только проблемы Бренвен. Он затерялся в пустоте, где не существовало времени, в пустоте, где он сражался со своими собственными ангелами или демонами, не зная, кто из них кто. Так было всегда, он никогда не мог отличить одного от другого. Его тело затряслось так сильно, что даже закачалось тяжелое кресло, в котором он сидел. Он весь покрылся потом и тяжело дышал.
Мне нужно выпить, подумал Гарри, который пил очень редко, да и то по чуть-чуть. Ноги отказывали ему. Первая попытка встать ничем не кончилась. Он попытался снова, вцепившись для поддержки сначала в ручки кресла, затем в его спинку. Первую порцию бренди он вылил себе прямо в горло, даже не почувствовав ее. Вторую выпил уже медленнее, но все еще стоя у буфета с графином в руке. Третью порцию он взял с собой и со стаканом в руке без сил рухнул в любимое кресло. Он ждал, когда к нему придет понимание, которое, как он предполагал из своего опыта, обязательно должно в таких случаях прийти.
Во Тьме происходило какое-то движение, это Гарри знал. Он его почувствовал — как будто бы во мраке ворочался огромный, неуклюжий, тупой зверь.
— Ерунда! — сказал он вслух.
Не то чтобы он выбросил из головы стихотворение, величественная образность которого привлекала его еще в студенческие годы и, очевидно, до сих пор оказывала на него воздействие. Он скорее отрицал ту концепцию, которая содержалась в заглавии стихотворения, «Второе пришествие».
— Антихрист, вот уж действительно! — фыркнул Гарри. Он не признавал ни Бога, ни Дьявола в том смысле, в котором их трактовали современные религии, а следовательно, не признавал ни Добра, ни Зла. Нет, Гарри верил только в невидимую Энергию, которая питала «чудеса», Энергию, которой, как он был убежден, когда-то владел и он сам и теперь твердо решил овладеть снова. Он знал также, что Энергия была облачена в архетипические символы Света и Тьмы. Никогда Гарри не делал различий между силами Света и силами Тьмы — его всегда интересовало только проявление силы как таковой. Его не интересовали оценки.
Гарри хлебнул бренди из бокала и уставился в пламя. Оттуда, из Тьмы, он чувствовал приближение огромного источника энергии. Он попал в это пространство. Его фактически втолкнуло. Да, существует треугольник, образованный им самим, Бренвен и Джейсоном. Что бы ни произошло, это коснется их всех. Огромное колесо судьбы начало свое движение в то утро несколько лет назад, когда он и Джейсон впервые увидели, как Бренвен подметает пандус, ведущий к замку Лланфарен. Она должна на каком-то уровне чувствовать это, и Джейсон тоже. Какая волнующая ситуация!
Тогда почему же он испытывал такой страх?
— Ерунда! — выплюнул он прямо в огонь, но страх не оставил его. «Я боюсь, — подумал он, — потому что именно во Тьме шевелится, пробуждается к жизни ищущая, растущая сила. И все же до сих пор я никогда не боялся Тьмы. Нам всем троим, вместе или по отдельности, предстоят тяжелые времена». Он проглотил оставшееся в стакане бренди.
Когда Гарри, не думая ни о чем, сидел, прикованный взглядом к гаснущему огню в камине, на ум ему пришли другие строки из стихотворения Йейтса. Он продекламировал их, чувствуя, как слова, падающие с его губ, растворяются в сумрачных углах комнаты.
— Месяц — это достаточно долгое время, чтобы держать меня — чтобы держать нас обоих — в ожидании, Бренвен, — сказал Уилл. Они сидели в гостиной в его доме, потому что он настаивал на том, что они смогут поговорить, если только будут совершенно изолированы от окружающих. Ему пришлось поспорить, что он просто ненавидел, чтобы заставить ее согласиться прийти в его дом, но в конце концов она уступила. Его любимая была здесь, одетая в строгий серый костюм с белой блузкой и черные туфли. Ее волосы были разделены на прямой пробор и туго стянуты в узел на затылке. Это был тоже строгий стиль, но он нравился ему, потому что напоминал о той прическе, которая была у нее в тот вечер, когда они познакомились. Его сердце болело, когда он смотрел на нее, но болело гораздо меньше, чем в те недели, которые они провели раздельно, не встречаясь друг с другом.
— Извини, — сказала она. Ей было тяжело смотреть на него, но она заставила себя. — Я не думала, что для меня будет безопасно, если я увижу тебя раньше.
— Безопасно? Нет такого места, где ты была бы в большей безопасности, чем со мной, Бренвен! И ты, конечно же, это знаешь.
— Я… мне так не кажется. Извини.
— Если ты еще раз вздумаешь извиняться, я… я дерну тебя за волосы, — легко, как бы поддразнивая ее, сказал Уилл, хотя он совсем не чувствовал себя легкомысленно: биение его сердца отдавалось в ушах с такой силой, что он едва слышал собственные слова. По одному ее виду — по одежде, которую она одела, по позе, в которой сидела, по выражению глаз, даже по оттенку кожи — он знал, что она собирается сказать. Его задачей было изменить ее мнение.
Бренвен не обратила внимания на его слова, направляясь прямо к сути того, ради чего пришла на это свидание:
— Ты и я, мы были так близки, Уилл. Мы зашли слишком далеко. Я думаю, ты знаешь это и понимаешь, что я имела в виду, говоря раньше о безопасности.
Уилл не мог спокойно сидеть и выслушивать это. Он встал и заговорил, одновременно расхаживая по комнате:
— Да, я понимаю, что ты имела в виду, но употребила не то слово. Ты можешь чувствовать себя со мной в полной безопасности. Это твой брак подвергается опасности, а не ты.
Бренвен смотрела на него. Он был таким высоким, но ни в малейшей степени не выглядел внушительным. Она любила каждый дюйм этого худого долговязого тела.
Кончики ее пальцев, губы и язык, даже кожа помнили все слишком хорошо. Во рту у нее пересохло; ей пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы увлажнить губы и язык прежде, чем она снова смогла заговорить.
— Я пришла сюда сегодня в надежде на то, что, если я объясню тебе, почему я вышла замуж за Джейсона, ты поймешь, что я не могу разрушить этот брак. Но сейчас мне стало ясно, что на самом деле ты никогда не сможешь этого понять. Нет никакого смысла в объяснениях. Ты не знаешь, как отличается жизнь в Уэльсе от здешней. Как мало там возможностей. Там все еще случаются браки по договору, и с этой точки зрения мое замужество так же хорошо или даже лучше, чем большинство других. Там, откуда я приехала, люди вступают в брак и остаются в нем на всю жизнь. — Она встала и повернулась лицом к нему, расправив плечи. — Уилл, я вышла замуж за Джейсона по своей воле. Я сделала выбор, и я намереваюсь продолжать выполнять свои обязательства.
