Когда отец привел свою жену с ее дочуркой, пришлось Малыша, который больше напоминал гиппопотама от Занзибара, отправить к Васе и Тохе. Благо, кот был спокойный, как удав, и единственное, что ему требовалось это еда и изредка мое присутствие.
Проблем не было не с одним, не с другим.
После ухода Ады, котяра впал в апатию. Зачах. Заболел. Повез его к ветеринару, тот сказал — психологическая, бля, травма у вашего питомца. Стянул с меня сто пятьдесят баксов, и отправил домой с советом.
— Будьте к нему мягче. Разговаривайте с ним. Любите его.
Зоофил, чертов.
В общем, выживали мы, как могли с котярой вместе. Он ко мне привык только на второй год жизни у нас. Галя его кормила, как нас с отцом не подчевала. Поэтому сегодня, Тоха привез кота Малыша весом почти восемь килограмм.
И это чудо сидело в моей комнате, ждало звездного часа.
Батю я предупредил. У Полины аллергия вроде была, по крайней мере, как она говорила, так что придется таблеточки попить. Я же от своей аллергии к кошкам вылечился еще три года назад.
Взяв кота из комнаты и перевесив его через плечо, пошел обратно к Аде. Интересно, узнает?
— Кроха, ты опять уснула?
— Иди к черт… — девушка вышла из ванной и, увидев на моем плече кота, не договорила.
— Хватит ругаться, — пожурил я ее, не спеша скидывать пушистого засранца.
Кстати, гадил он частенько в отместку, когда меня не бывало дома.
— Даня? — позвала мелкая с искрящимися глазами. — Это Малыш? — шепотом спросила она, будто боясь, что этот гиппопотам услышит ее и убежит. Не убежит, бегать он разучился, когда его вес за четыре кило перевалил.
— Я надеюсь, теперь ты понимаешь, что это имя ему никак не идет? — усмехнулся я и поймал улыбку мелкой.
Котяра же, услышав голос крохи, встрепенулся и попытался вывернуться с моего плеча. Я поставил его на место и котяру тут же начали тискать женские ручки, сказать честно, от которых я бы и сам не отказался.
— Ой, какой ты! Большущий, снежный комок просто. — щебетала Ада, а котище мурчал и хвостом поддергивал.
— Нет, когда я тебя жирной сволочью называю, ты на меня обижаешься, а тут растаял весь. — поддел я кота, и вдруг понял, что наказов зоофи,… в смысле, ветеренара я все же придерживался. С котом мы беседы вели и не всегда светские.
— Ты его все шесть лет обижал? — посмотрела на меня кроха.
— Это еще кто кого. Вообще-то, это у меня аллергия на этого, — махнул я рукой в сторону котейки, — а не у него на меня.
Кот как-то фыркнул так скептически, мол, это еще бабка надвое сказала, у кого на кого аллергия.
— Все с вами ясно, — не преставая почесывать кота, сказала Ада. — А я все стеснялась спросить про него.
— Почему?
— Ну, ушла тогда. Еще и котенка скинула на вас.
— Ага, не благодарная. — улыбнулся ей я и сел рядом с ними на пол, наблюдая за счастливой Адой и не менее счастливым гиппопотамом.
Котяра с того дня поселился в комнате Ады. Со мной разговора так и не вышло. Отношения наши вот уже две недели, как висели в подвешенном состоянии. Отец тоже многого от нее не добился, хотя учесть то, что Ада до сих пор живет в своей комнате и больше пока не заговаривала насчет переезда, тогда папа добился от нее даже больше, чем я за все шесть лет.
Полина с Анжелой вели себя более менее нормально. Батя им сказал, что случись, что с Адой или со мной, вылетят не то что через дверь, а через окно и с веником. То, что касалось папарацци, тоже было строго настрого запрещено. Никакого общения или интервью.
Сами же журналисты нарывались на разборки со мной и моими кулаками. В каждой газете было написано про то, что батя удочерил Аду, а я ее счастливый родственник. Старший братишка. Ух, убил бы.
Ада же, была весела и общительна. Шутила с отцом, Галиной, Егором и мной, но близко не подпускала никого.
Наше с ней общение вообще сводилось к: «Привет. Как дела? Спокойной ночи».
Две недели я приходил по ночам в ее комнату и смотрел на то, как она спит, не касаясь. Сидел и, как дурак, обнимался с медведем в углу.
Естественно, терпение мое было на нуле. Ко всему прочему девчонка уже, как неделю бегала сначала на учебу, потом на работу и домой возвращалась после десяти вечера.
Помню первый день, когда ее не было в шесть дома, я набрал ее номер, а она, ответив, сказала, что занята и скинула. Я позвонил вновь, но после она выключила телефон совсем. А через полчаса перезвонила и сказала, что на работе и ей некогда. И чтоб не названивал. Я проглотил. И сидел и ждал, когда она позвонит и скажет, чтоб за ней приехал.
Семь, восемь, девять, десять… А телефон то молчит, и только я хотел набрать ее, как Ада объявилась сама в дверях дома.
— Всем привет, — брякнула она, заглянув в гостиную. Мы с отцом переглянулись и только. Я тут же пошел за ней.
У ее комнаты меня ждала закрытая на замок дверь, а в моей комнате закрытая на замок дверь ванны. Я стерпел. Подождал час и пошел к ней в спальню, где она мирно спала с Малышом в обнимку.
Ну, что я изверг, будить не стал, конечно. Но утром спросил по полной, на что услышал.
— Прости, я не подумала.
— Я могу тебя забирать. — вмешался Егор, черт бы его побрал.
— Договорились, — быстро сказала Ада, кинув на меня взгляд. Батя не громко рассмеялся. Галина просто улыбнулась. А я, как дибил головой вертел от одного лица за столом к другому. Блять.
И так каждый день. Каждый раз я хочу устроить ей допрос с пристрастием, но видя ее усталое лицо, отступаю.
Однако, жизнь моя от этого стала не легче. К тому же на выходных мы вместе с отцом, Адой и Полиной с Анжелой ходили на выставку одного папиного друга, так журналюги, выхватив нашу семью из всего сброда, начали фоткать, и сегодня… В тяжелый трудовой день… понедельник. Я сижу и читаю, какая мы с Адом пара. Брат и сестра. Да ну, вашу маму же.
— Все, хватит! — психанул я. Взял телефон и набрал номер.
— Дань, я на паре, не могу говорить.
— Ада, это срочно, пожалуйста. Очень надо. — сделал самый жалостливый голос на какой был способен, чувствуя себя полным придурком.
— Что случилось? — голос у крохи тоже изменился, и в нем появились тревожные нотки.
— Я еду к колледжу, через пятнадцать минут буду, выйди.
— Хорошо… хорошо, Дань. — я сбросил, подогревая интригу.
В назначенное время я стоял у ворот учебного заведения и наблюдал, как ко мне навстречу мчится мое сокровище.
— Даня, Даня, что такое? — подбежав ко мне и повиснув у меня на шее, спросила запыхавшаяся девушка.
— Садись, поехали. Это срочно.
— Да в чем дело? — уже сидя в машине, спросила она.
— Подожди, я все объясню.
Не говоря больше не слова, повез ее на квартиру. Ада допытывалась всю дорогу. Предположила, наверное, все, что можно и нельзя. Я ели смех сдерживал. Находясь уже на квартире, когда я запер дверь на ключ, Ада спросила.
— А что мы здесь делаем? — очень подозрительно спросила.
— Говорить будем, беглянка ты моя.
— О чем?
— О нас. Нашей любви и дальнейшей жизни.
— Ты… так ты… сюда меня… и я с пар… Даниил.
Дошло, наконец, до нее. Прееелесть моя.
Я начал наступать на нее, теряя всю веселость, в принципе, как и она злость.
— Не нужно, Дань… — Ада сделала еще шаг назад и наткнулась на стену спиной.
— Только с твоих губ мое имя звучит настолько возбуждающе, — я приблизился к ней и, положив руки по обе стороны от ее головы, заключил в ловушку. Ей теперь от меня никуда не деться.
— Зачем тебе это? Зачем ты меня мучаешь? — в ее глазах появились слезы.
Я видел это и ненавидел себя, за то, что делаю ей больно. Сделал шесть лет назад. Ненавижу ее, за то, что она такая… добрая, тихая, красивая, нежная, и единственная…Единственная, кто не покидает моих мыслей, вот уже как шесть лет.
— Ты даже представить не можешь, как мучаюсь я. — склоняясь к ее шее и втягивая этот мятно-кофейный запах, сказал я. — Ты не понимаешь, насколько я устал от этого…, от этой, бл*, ебуч** боли. Не возможно все терпеть. Вот здесь, чертов орган, — я приложил ее ладошку к груди, накрывая обновленную татуировку, которую я сделал через полгода после ее ухода. Вместо слова «speed», там теперь красовалось ее имя, — оно мешает мне жить дальше вдали от тебя. Гребанное сердце ноет, сука, будто скребет там кто-то. Я чувствую, как оно бесконечно сгорает, обливаясь кислотой.
