– Я чуть с ума не сошла! А если бы с тобой…
– Ничего, ничего, – медленно высвобождает руку, поглаживает меня по голове.
– Помолчи, не надо говорить много, – переживаю за него, но Герман, не слушая, продолжает:
– Моя Аннушка там подождёт. Я ведь тебя ещё замуж не выдал.
– Откуда ты знаешь?! – смотрю на него удивлённо, шмыгая носом.
– Что знаю?
– Что Никита мне предложение сделал? – шарю на груди, достаю кольцо, показываю.
– Быстро он, – Герман закрывает глаза, слабо улыбается. – Тем более мне стоит задержаться. Мужу твоему будущему хвост ещё не накрутил как следует, превентивно, так сказать.
– Не надо ему ничего крутить, – смеюсь сквозь слёзы. – Он уже осознал и проникся.
– Не защищай этого балбеса, не защищай, – он так и лежит с закрытыми глазами.
– Отдыхай, пап, – поправляю на нём одеяло. – Я тут буду, рядом.
Успею ещё сказать, что «этот балбес» ему жизнь спас. Попозже.
Спустя полчаса оставляю Германа на попечение вернувшейся медсестры. Круглосуточный пост с него пока не сняли, так что будет под наблюдением. А сама иду к Никите. Обещания нужно выполнять, особенно те, которые даёшь себе. Так что пришло время рассказать ему про ребёнка.
Распахиваю дверь в кабинет и чуть не спотыкаюсь на пороге, видя внутри… Маргариту!
– Вот и невеста твоя пожаловала, Ник, – тянет издевательски. – Что ж вы, милочка, не стучите, когда к начальству входите? Он же всё ещё ваш заведующий.
Смотрю на Никиту, который сидит за столом, глядя остановившимся взглядом в какие-то бумаги перед ним. А Маргарита явно не собирается молчать и продолжает:
– Хотя вряд ли вы здесь долго проработаете, Анна Николаевна. С бывшими в одном коллективе работать тяжело, а там и декрет подоспеет.
– Что? – произношу, еле шевеля губами.
Откуда… Как она узнала?
– Ну как же, – она торжествующе улыбается, – вы ведь так удачно съездили в отпуск. Четыре недели беременности, всё сходится точь-в-точь.
«Почему четыре?» – хочу сказать, но язык отнимается. Эта гадина ударила в самое больное место! Не меня – Никиту!
Мужчина поднимает голову, и мне становится плохо. Если он сейчас ей поверит… Переводит взгляд на Маргариту.
– Пошла вон отсюда!
Марго оборачивается к хирургу, явно не понимая, к кому он обращается.
– Да-да, я вам, Маргарита Владимировна, – мужчина поднимается, отбрасывает документы на пол. – Убирайтесь из моего кабинета, из моего отделения и из моей жизни!
– Ник, ты свихнулся?! – ахает Маргарита, лицо у неё идёт яркими пятнами. – Да она же тебе мозги пудрит! Ты что, заключение не прочитал? Она такая же лживая тварь, как твоя Элина!
– Ещё одно слово – и я вышвырну тебя из больницы, – рычит он. – Моих связей хватит, можешь поверить! Твои покровители не всесильны!
Теперь заведующая гинекологическим отделением бледнеет.
– Ник… – начинает вкрадчиво, но он перебивает:
– Никита Сергеевич. По любым вопросам, касающимся работы, обращайтесь в письменном виде. Я намерен инициировать и запросить у главврача проверку вашего отделения и вас – на соответствие занимаемой должности.
– Сволочь! – зло выплёвывает женщина, на что хирург только криво улыбается.
– Ещё какая! Даже не сомневайся!
Маргарита испепеляет взглядом сначала его, потом останавливается на мне. Меня передёргивает от ненависти, полыхающей в её глазах. Но она гордо откидывает голову и выходит из кабинета. Дверь бьётся о косяк так, что заламывает в висках. Зажмуриваюсь от резкого звука.
– Аннушка, с тобой всё в порядке? Как ты себя чувствуешь? – меня ласково обнимают, и я, не веря тому, что слышу, открываю глаза и впиваюсь взглядом в Никиту.
– Милая, ты побледнела, тебе бы посидеть, – он встревоженно касается моего лба губами, перехватывает запястье, нащупывая пульс, усаживает, садится рядом.
– Давай давление померим?
И тут я разражаюсь самыми натуральными рыданиями. Закрываю ладонями лицо и не могу остановиться, хотя смутно понимаю, что мужчина соскользнул с дивана и стоит передо мной на коленях, говорит что-то, пытаясь меня успокоить, поглаживает по плечам, по рукам. Наконец, видимо, поняв, что его попытки не работают, обнимает и замолкает, давая мне выплакаться.
Спустя несколько минут я всё-таки прихожу в себя. Всхлипнув в последний раз и глубоко вздохнув, отодвигаюсь от Никиты.
– У тебя весь халат мокрый теперь, – говорю сипло.
– Это последнее, что меня сейчас волнует, – у него подрагивает голос.
– Мне надо умыться, – опускаю глаза, я сейчас как пугало.
– Иди сюда, – помогает встать, отводит к раковине в углу кабинета.
Плещу в лицо ледяной водой, мне протягивают салфетки. Прижимаю их к воспалённым глазам.
– Не три, сейчас всё пройдёт, – Никита опять отводит меня к дивану, только теперь присаживается напротив на корточки, берёт меня за руки.
– Почему ты так плакала? – спрашивает, передёрнув плечами. – Знаешь, я и так-то женских слёз побаивался, а теперь у меня точно фобия разовьётся! Неужели ты решила, что я поверил этому вранью?
– Сначала я испугалась, что ты поверишь, – начинаю и запинаюсь.
– А потом?
– А потом я расстроилась! – снова всхлипываю. – Она же… украла у меня эту возможность!
– Какую возможность, солнышко? – он хмурится.
– Я собиралась сама тебе рассказать! Хотела увидеть твою реакцию, – кривлюсь, сдерживая подступившие вновь слёзы.
Глава 29
Никита смотрит на меня, открыв рот, теряет равновесие и неловко оседает на пол прямо у моих ног.
– Так ты что… в самом деле беременна?!
Гляжу на него, и тут до меня доходит. Губы разъезжаются в улыбке. Ну что ж, его реакцию я всё-таки увидела.
– А ты решил, что это всё неправда? Нет, – качаю головой, – она соврала только про срок. На самом деле у меня примерно восьмая неделя беременности.
– Восьмая неделя?! И ты молчала?!
– Я сама узнала только вчера, – говорю возмущённо, но всё недовольство тут же тает, когда мужчина опять встаёт на колени и тянется ко мне.
– Аннушка, – шепчет, прижимая меня к себе, – ты не представляешь, как я тебя люблю! Я уничтожу Марго за эту ложь! – голос ожесточается.
– Оставь её, – отстраняюсь, смотрю ему в глаза. – Она сама для себя худшее наказание.
– Откуда ты только такая взялась? – он берёт моё лицо в ладони, нежно прикасается к губам.
– Ты не будешь ей мстить? – я и правда не хочу, чтобы он ввязывался в это. В такой борьбе неизвестно, кто победитель, а кто проигравший.
– Я буду объективен, – Никита смотрит на меня серьёзно, – и не собираюсь её подставлять. Но если в работе обнаружатся серьёзные недочёты, она получит по заслугам.
– Хорошо, – киваю. Защищать эту стерву я не намерена.
Мужчина спускается к моей талии, поглаживает. Потом натягивает на мне рубашку и хмурится.
– А почему живота нет?
– Господи, – смеюсь, не сдержавшись, – ты как не врач, честное слово.
– Тебе надо поесть! – он подрывается с колен. – Хочешь чего-нибудь... непривычного?
Закатываю глаза. Похоже, меня ждёт гиперопека. А вообще, ну и ладно! Улыбаюсь про себя. Пусть заботится.
Спустя две недели выписывают Соболевского, и мы отвозим его домой. Никита все последние дни ездит и смотрит коттеджи в приемлемых с точки зрения «добираться до работы» местах. Заявил, что, во-первых, мне, а потом и ребёнку, нужен свежий воздух, а во-вторых, в большом доме и Герману всегда найдётся место. Всё время жить с нами он наверняка не захочет, но первое время после инфаркта и операции было бы неплохо ему помочь.
Никита пообещал, что как только найдёт хотя бы три подходящих варианта – свозит меня, всё покажет, и я выберу. Возражать мне не хочется.
Тем более, что я занимаюсь кое-чем другим, при активной помощи Германа. Но прежде чем нам удаётся решить этот вопрос, получаю звонок от Богатырёва.
– Он предлагает встретиться, – говорю Никите, которому сразу рассказала про разговор. – Есть какая-то информация насчёт Веры и не только.
