Зарегистрировавшись, ей удалось быстро накрутить себе рейтинг "доверия" и написать ему на почту. Ответил практически сразу. А это значит, что картина ещё у него на руках. Если бы продали, не торопились бы так, и может лучше проверили бы клиента, но видать поджимает. С этой картиной у них с самого начала все не заладилось. Решили избавиться быстрее.
А Ельский продуманный мудак. У себя не держит никакой информации. Даже если сильно захотеть – не найти ни контактов, ни чего-то интересного в истории браузера. Впрочем, как и на компьютере Артема. Оксана говорит, что тот ноутбук раньше на работу редко приносил. Видимо только когда вопросы решались. Поэтому, она и информации никакой найти не могла.
Артём – подставной щит Ельского, принимал все на себя. Считали, скорее всего, что его проверять не станут в случае чего. Он ведь вообще отсутствовал последнее время.
– Ты уверен, что сработает? Думаешь, он такой дурак, чтобы тащить с собой картину, стоимостью в несколько нулей? – скептически уточняет Ден, доставая из кобуры пистолет и запихивая его себе за спину.
– Нам было бы легче. Но он точно не дурак. Поэтому будем действовать по обстоятельствам.
– Как и обычно, – Ден усмехается, кивая мне на дверь, ведущую на крышу. А потом головой качает, пропуская меня вперед. – Как тебя вообще угораздило в это все вляпаться?
– Я не планировал, – хмыкаю, взбегая по ступеням. – Маша как? – бросаю через плечо.
– Тебя ждёт не дождётся.
Отвечает без лишней серьёзности, но я-то знаю, что это не стеб. Сейчас мне меньше всего нужен подробный рассказ о том, как она переживает эти часы в изоляторе. Я как никто в курсе, как это там бывает. Поэтому стиснув сильнее зубы, ускоряю шаг. Нужно быстрее со всем этим порешать и забрать её оттуда.
Приходим мы вовремя, но показываться не торопимся. Ден, мотнув головой влево, обходит чердак с другой стороны, я же остаюсь наблюдать отсюда.
Артём уже там.
Высокий, спортивный, смазливый. Стоит спиной к обрыву на крыше, чтобы не пропустить мое появление. В руках у него ожидаемо ничего нет. Я полагаю, картину он должен приносить в тубусе или в чем-то подобном, чтобы не повредить. Но рядом с ним тоже пусто.
Выжидаю ещё пару минут, чтобы нагреть его нервозность, проявляющуюся в частом посматривании на наручные часы и поглядыванием вниз. Думает видимо, что так он может просечь "покупателя", но не тут – то было. Оксана специально выбрала такую локацию, куда можно попасть разными путями.
Мразь такая, смотрю на него, а у самого кулаки ломит. Машку подставляет только так и, могу дать руку на отсечение, даже усом не поведёт, если с ней что-то случится. Потому что свои "дивиденды" он получит, на остальное плевать. Похрен, что из-за него и его начальника-афериста невинная девчонка пострадает, главное же деньги заработать, а потом потратить их на земные блага.
Психую и толкаю массивную дверь вперёд. Та с грохотом ударяется о стену, заставляя продажную шкуру резко обернуться в мою сторону. Цепко ввинчивается в меня взглядом и, вероятно, обнаружив в лице совсем не то, что должно было бы быть у готового расщедриться покупателя, резко дергается в сторону, но я достаю из-за ремня пистолет и намеренно выстреливаю в воздух.
Оглушительный выстрел заставляет его остановиться. С такими только так. Они мутят, но реальной опасности боятся, как шавки. Вот и этот, тормознув пару секунд, стоит как вкопанный, а потом начинает оборачиваться. На физиономии миллион эмоций. Пока я подхожу ближе, вероятно, высчитывает, кем я могу быть – копом или таким же уродом, как и он сам. Пришел картину забрать, а денег не заплачу.
– Ну что, Артем Гридасов, побеседуем? – выкрикиваю, подойдя ближе.
– О чем?
Еще и под идиота косит.
– Ты давай дурачком не прикидывайся. Картина где?
– Какая картина? – ожидаемо делает удивленное лицо, а сам на пистолет смотрит.
– Анисова картина, которую ты пришел мне продать.
– Я не понимаю, о чем Вы.
– Все ты понимаешь. Время не тяни. У меня его и так мало. Не отдашь сейчас, повезу в отделение. Я тебя и так туда повезу, но хотя бы с минимальными потерями. Поверь, у меня уже много доказательств на тебя есть. Плохо прячешь информацию, еще учиться и учиться. Поэтому лучше сам скажи, где она.
Серые глаза забегали из стороны в сторону. Понимает, крыса, что зажимают и мышеловка захлопывается.
– Вы что-то путаете. Я здесь друга жду, – выдает очередную известную фразу, оттягивая время и зля меня еще сильнее.
– Друга ты ждешь? – прищуриваюсь, всматриваясь в испуганное лицо.
– Да. Вы меня с кем-то путаете.
– Тебя мать родная попутает, если добровольно не признаешься. Слышал же, как признания выбивают в изоляторе, да?
Описываемые методы явно не мои. Я так не работаю. Но на кону свобода Маши, а это заставляет менять собственные правила.
Мобильный в кармане взрывается мелодией входящего, буквально на секунду отрывая мое внимание, но этому ублюдку хватает. Схватив откуда-то лом, он бьет меня им прямиком в едва зажившее плечо, заставляя потерять равновесие и выронить пистолет. Твою ж!
Руку обжигает болью. Вскидываю голову, когда тот направляет на меня дуло моего же оружия и начинает пятиться назад.
– Не приближайся, козел! Я выстрелю!
Этот может и выстрелить. В таком состоянии легко. Сам только позже поймет что сделал. Затихарится. А Машу за это время посадят.
Исподлобья наблюдаю за тем, как позади него тихо выходит из своего укрытия Ден. Артем, не отрывая от меня взгляда, пятится назад, пока спиной не упирается в направленный уже на него пистолет.
Глаза вмиг распахиваются.
– Пистолет сюда дай, – рявкает Денис, и когда тот дрожащей рукой вручает ему оружие, я подхожу ближе и, игнорируя боль в собственной руке, заламываю его.
– Сам скажешь где картина, или поедем «работать»?
Две секунды размышлений дают мне право на то, чтобы вывернуть ему кисть сильнее, заставляя поежиться и захрипеть. Упасть на колени. Мое собственное незажившее после ранения плечо ноет, дергает, но сейчас мне плевать. Мне нужна долбанная картина и его признание.
– Скажу-скажу, – выкрикивает в землю, признавая поражение, – в банковской ячейке. У меня ключ есть.
Перевожу взгляд на Дена. Мы молчаливо пересматриваемся, прикидывая, насколько правдивой может быть информация.
– Так вы работаете? – требовательно цежу сквозь зубы.
– Да. Мне привозят деньги, я даю ключ от ячейки. Там забирают картины.
– А где гарантии, что вы не кинете? Неужели так доверяют?
– Ельского знают в кругах. Он ни разу не кидал.
Резким движением возвращаю шкуру в стоячее положение. Он пошатывается, кривится от боли.
– Вот сейчас ты нам все подробно и расскажешь. О том, как вы с Ельским все это прокручиваете. Будешь сотрудничать, получишь меньший срок. Это понятно?
В ответ следуют мелкие хаотичные кивки головой.
– Он ждет твоего звонка?
– Да.
– Отзванивайся. Скажи, что деньги у тебя. Или как вы там изъясняетесь. Но не дай Бог ты дашь ему какой-то намек на то, что тебя взяли, будешь отсиживать за двоих.
– Я понял-понял.
И я верю. Такие мелкие пешки обычно редко прикрывают старшего. Им бы собственные задницы защитить и уйти с наименьшими потерями.
51
Шум и громкие голоса заставляют вынырнуть из транса, в который я намеренно себя погрузила в очередной раз. Перевожу взгляд на дежурный стол и тут же подскакиваю на ноги. Голова идет кругом от голода и пережитых за последние двое суток эмоций, но я несусь вперед, потому что вижу Дамира.
Жадно вонзаюсь в него глазами. Родной голос доносится до меня волнами, проникая в уши и отогревая. Цепляюсь пальцами за решетку, отделяющую меня от него, и просто смотрю. Внутри меня все обмирает. Застывает, а потом начинает дрожать, вибрировать. Кровь шумно несется по венам.
Он приехал. Правда приехал. За мной. Полдня я сидела и думала о том, что у него может не получиться. Он может не успеть, или у него не будет таких полномочий, чтобы помочь мне. Прикидывала разные варианты, но упрямо отбрасывала навязчивые мысли о том, что меня могут посадить в тюрьму. Я не знаю, каково это находиться там, но одни только представления приводили в ужас. Я не хотела туда. Не хотела и молилась всем высшим силам, чтобы меня уберегли от этой ужасной незаслуженной участи. Я думала, что будет с отцом, когда узнает. А мама… она ведь с ума сойдет. Плакать будет и плакать. Я не хочу им такого и себе тоже.
