– Привет, – отвечаю, все ещё не веря в её причастность к делу.
– Спасибо, Оксан, – произносит Дамир.
– Нам повезло, – спокойно говорит девушка, переводя взгляд с меня на него, – могло все закончиться гораздо плачевнее.
– Даже если и так, мы бы все равно нашли выход.
Оксана кивает.
– Обязательно.
– Мы поедем, – Дамир крепче притягивает меня к себе, – расшатали тут Машу.
– Конечно, – в глазах девушки отражается понимание вместе с долей жалости. – Надеюсь, мы с тобой еще поговорим?
Не знаю почему, но я слышу в женском голосе сомнение.
– Обязательно, – обещаю точно зная, что если она решила, что я вдруг буду на нее сердиться или обижаться, то это глупости.
Благодаря ей и Дамиру я снова дышу, а значит, на глупые для незначительных обид нет оснований. Тем более она выполняла свою работу.
– Пока, Оксан.
– Пока.
Мы с Дамиром выходим на улицу, садимся в машину, и он, не говоря ни слова, стартует с места. Напряженный весь, вижу, как тяжело ему далось пережитое. Даже скорость превышает, но буквально отъехав на пару улиц вперед, вдруг съезжает на парковку и тормозит.
Оборачивается ко мне и обхватывает руками:
– Иди ко мне, Маш.
Мужские руки тянут меня на себя, и, сбросив куртку, я уже через секунду оказываюсь сидящей на руках у любимого мужчины. Его сердце бьется так сильно, удары четкие, громкие, пробивающие грудную клетку.
– Прости, малыш, – тихий шепот мне в макушку заставляет зажмуриться.
Глупый.
– Ты ни в чем не виноват, – вскидываю голову, чтобы заглянуть в родные глаза.
Я снова на воле. Не в клетке, как запертое животное, а с ним. Дышу чистым воздухом.
Никогда не подумала бы, что свобода настолько ценна. Просто выйти и пойти туда, когда хочется. Ни разу не задумывалась каково это сидеть будто на привязи, а теперь поняла. Это больно, тяжело, невыносимо.
А Дамир винит себя, действительно винит.
– Я должен был удостовериться, что дело закрыто. Не поверить глазам и словам, а подвести черту и только потом уезжать.
Сильные руки впиваются в мою талию и тут же ослабляют захват, хаотично гладя спину.
– Ты и так не поверил. С самого начала не верил, и только благодаря этому я сейчас здесь с тобой. – Провожу носом по колючей щетине, целую острую скулу, шею. – Ты сделал для меня то, чего бы другие никогда не сделали. Вот только зачем ты уволился? Мне кажется, таких людей, как ты и твой друг Денис, должно быть больше в органах, а ты ушел, – отстраняюсь, заглядывая Дамиру в лицо.
– Я шел в полицию для того, чтобы иметь возможность защищать тех, кому требуется защита, но, когда рыба гниет с головы, очень сложно остановить этот процесс разложения, как бы ни старался.
– Но ведь работа была смыслом твоей жизни.
Дамир прищуривается, а потом поднимает руку, чтобы аккуратно отвести с моего лба слипшиеся за эти два дня локоны.
– Я поменял приоритеты.
Губы начинают расплываться в улыбке, когда я понимаю, на что он намекает. Беспрекословная любовь окутывает собой, согревает и начинает кружить голову. Смотрю на любимого мужчину и понимаю, что вот сейчас бы и остановилась в этом моменте. В моменте, когда страхи позади, когда ОН смотрит на меня так, словно я самое ценное в его жизни, а я давно знаю, что ради него даже готова поехать на самый дальний Север.
– Кажется, я еще не говорила тебе, что люблю?
– Ты говорила, что я тебе нравлюсь, – теперь улыбается Дамир.
– А может, все так и осталось?
– Точно нет, потому что теперь, Машка, ты нравишься мне.
– Только нравлюсь? – наигранно возмущаюсь, за что меня тут же притягивают ближе и шепчут прямо в губы:
– Я тебя давно люблю, малыш. И ты, думаю, это знала.
Конечно я знала, просто Дамиру нужно было время, чтобы самому признать это для себя и меня.
– Если бы ты не сказал, не узнала бы, – намеренно шучу в ответ, за что Дамир, хмыкнув, ловит мои губы и целует.
Сначала глубоко, жадно, будто пытается насытиться или выплеснуть то, что накопилось за последние дни, а потом медленно, тягуче. Он не пытается сжимать грудь или попу, не давит, не испепеляет. Этот поцелуй на гораздо высшем уровне, где наши чувства сплелись в одно целое, и он вот так показывает мне свою заботу. Мужские пальцы скользят по моей шее, спускаются по плечу, вызывая рой бабочек в животе, а после поднимаются к лицу и, не разрывая поцелуя, гладят скулы, щеку, подбородок. Дамир купает меня в нежности, близости, показывая, что мы – это не только страсть. Мы – это глубже, проникновеннее.
Когда мы приезжаем домой, первое, что я делаю, это отправляюсь в ванную комнату, часа на два засев в горячей воде. Только там, оставшись наедине с самой собой, я могу осознать масштаб произошедшего. Камера с облупившейся штукатуркой вдруг оказывается такой далекой, словно я видела ее в каком-то фильме, но запах все еще ощущается явью. Мне кажется, я уже никогда не смогу выбросить его из головы.
Даже в горячей воде ежусь, вдруг представив, что сейчас бы могла все еще находиться там, а не здесь – в теплой и чистой ванне.
Стук в дверь заставляет оторваться от угнетающих мыслей, и едва я поднимаю голову, не успев даже ничего сказать, Дамир заходит внутрь.
На несколько секунд задерживается взглядом на моем лице.
– Ельского взяли. Денис отзвонился. Тот пока не успел понять, что к чему, поэтому и удочки смотать не было времени.
Инстинктивно сажусь в ванне.
– А если он начнет все отрицать?
– Артем уже много рассказал, поверь. Да и Оксана действительно нашла достаточно материалов. Думаю, если зарыться глубже, то и клиентов, которым он продавал картины, можно отыскать. Но это уже не наше с тобой дело. Ты можешь проходить только как свидетель, но не бойся. В суд я тебя одну не отправлю.
До конца расслабиться все равно не получается. Я только киваю утвердительно головой, понимая, что мне еще придется встречаться с человеком, на которого я работала и который хотел свалить всю вину на меня.
– Эй, – подтянув спортивные штаны, Дамир усаживается на корточки рядом с ванной, – Маша, прекрати.
– Что? – моргнув пару раз, возвращаюсь в реальность.
– Ты дома. Ты со мной. Максимум, о чем ты должна теперь беспокоиться – это как мы расскажем Ивану о нас. Он похлеще любой полиции будет.
В глазах Дамира смешинки, но я-то знаю, что на самом деле это действительно то еще испытание для него.
– Не переживай. Отец тебя любит. Это знаешь… как поженить сына и дочку. Оба любимые.
Дамир издает смешок и качает головой.
– Ты поняла, что сказала, Маша?
Хмурюсь, только сейчас осознавая смысл произнесенного.
– Ну нееет, не в том смысле. Я имела в виду, что он любит тебя как родного и принять тебя в семью будет еще большим счастьем. Ничего извращенного я не хотела сказать.
Дамир смеется, а потом тянется и целует меня в кончик носа.
– Давай выползай из ванны. Ужин уже на столе.
Его взгляд проходится по моему телу, скрытому толщей воды, и снова покрывается коркой едва заметного льда, зацепившись за синяки на моем запястье, царапает ребра и плоский живот.
– Тебя хоть покормили? – выталкивает слова сквозь зубы.
– Денис сегодня принес мне бутерброды и батончик черного шоколада, -протягиваю руку и, игнорируя капли, стекающие на пол, сжимаю длинные пальцы.
Дамир сдержанно кивает.
– Жду тебя, Маш.
53
– Все-таки увольняешься? – Ден плечом опирается на дверной косяк моего кабинета, пока я складываю вещи в коробку.
– Меня здесь больше ничего не держит.
Бывший коллега понимающе кивает.
– Я бы на твоем месте разнес здесь все к чертям.
– А толку? Пусть варятся в своем дерьме сами.
Осмотрев стол и ящики, понимаю, что вроде бы как все сложил. Воронин сегодня целую лекцию на повышенных тонах мне прочитал, но его мнение мне теперь до того самого места. Он мне больше никто.
– Как твоя? – спрашивает друг.
