Радость узнавания смешивается с ядовитой порцией горечи. Обстоятельства нашей встречи и моего пребывания рядом с Глебом совсем не радуют, а неопределенность пугает.
Найдя скрипучую доску в старом полу, нарочно стою на ней, раскачиваясь.
Глеб затаскивает в квартиру большой ящик, опустив на пол. Раскрывает его и, достав молоток с гвоздями, направляется к окнам, заколачивая их большими кусками фанеры.
— О, да ты плотник! — разглядываю, как под классическим костюмом Глеба напрягаются мышцы плеч и спины.
Засовываю свой любопытный носик в большой ящик. Там разложено много инструментов.
— Хм… Ты на все руки мастер.
Достаю баллончик, нажимаю на рычажок, из узкого носика вырывается синеватое пламя.
— Ух!
— Это не игрушки. Отдай! — мягко, но решительно отбирает у меня горелку.
Заколотив все окна, Глеб сам щелкает по кнопке выключателя. Неяркий, желтоватый свет заливает комнату.
Квартира до смехотворного крохотная, кухонька вообще рассчитана на одного человека. Даже хрущевские кухонные метры кажутся роскошью. Здесь же помещается только холодильник, узкий столик, два складных стула и небольшая переносная плита, стоящая на том же столе. Посуда сгружена в картонную коробку.
— Прими душ, если есть желание, — предлагает Глеб.
— Я подумаю.
— Делай это прямо сейчас, потому что потом мне понадобится ванная.
— Подрочить в душе?
— С чего ты взяла, что я буду дрочить, когда рядом есть ты?
— Секс со мной тебе не светит. Есть врачебный запрет! — придумываю на ходу.
Думаю, что он разозлится.
Но Глеб странно спокоен. Кивает в сторону, на одну из спортивных сумок.
— Если есть желание, можешь взять плед и постелить на кровать. В холодильнике есть овсяное молоко и сухие завтраки. Без вредных добавок, я проверил.
Бекетов всегда выглядит невозмутимо, но сейчас он спокоен до невозможности и говорит медленнее, чем обычно. Кожа лица чуть посерела, а под глазами залегли большие, темные тени.
Мы ехали без остановки почти весь день. Наверное, он очень устал?
Я только сейчас приглядываюсь к нему пристальнее.
Обида немного отпускает, и на ее месте появляется беспокойство и мысли: я ведь совсем не знаю, чего Бекетову это стоит?
— Я могу тебе помочь?
— Нет.
— У тебя пиджак слева мокрый, — замечаю с беспокойством.
— Должно быть облился водой, пока пил за рулем, а ты дремала.
— Не хочу в душ.
— Тогда отдыхай. Я займу ванную.
Бекетов вынимает из сумки небольшую кожаную сумку и заходит в ванную комнату. По квартире даже кружить не приходится, все находится на виду.
Ополаскиваю руки и лицо под краном в кухне, насыпаю в чашку сухих хлопьев и заливаю их овсяным молоком.
Прислушиваюсь.
Чем Глеб занимается в ванной? Я не слышу шороха воды.
Чашка с едой опустела быстро. Залив тарелку водой, чтобы остатки хлопьев не присохли, крадусь к ванной. Легонько толкаю дверь ванной. Она не запирается. Просто люкс условия, а не квартира!
Настежь дверь распахнуть не удается. Она упирается в спинку стула. Раздается шипение и приглушенный мат.
— Проблема, блять… Тебе срочно понадобилось по нужде?
— Нет, я просто…
— Закрой дверь с той стороны! — обрывает резким голосом.
— А что ты там делаешь?
— Очевидно, дрочу, а ты мне мешаешь.
— Какой-то ты стал стеснительный…
Перевожу взгляд на пол ванной и замечаю сброшенную рубашку с кровавым пятном.
— Ты ранен! О боже, почему я этого не заметила?
— Потому что была сосредоточена на себе, потому что я хорошо заклеил рану. Любой из вариантов. А теперь уйти. Ты мешаешь мне шить…
— Я тебе помогу! — вызываюсь смело, снова нажав плечом на дверь.
— Поможешь? В прошлый раз при виде крови ты шлепнулась в обморок. Давай ты ляжешь и подумаешь о своем поведении, окей?
— В угол ты меня не поставишь. И вообще, я могу сбежать. Прими мою помощь, как акт доброй воли, Бекетов. Я очень-очень добрая. Я даже Дитмару не позволила мерзнуть на трассе, и тебе по старой, доброй памяти могу помочь.
— Ты же не отстанешь? — тяжело вздыхает.
— Нет, — снова толкаю дверь.
— Я уже и забыл, какая ты назойливая жопка.
— И забыл, и многое обо мне не знаешь. Я…
— Просто закрой рот и глаза тоже.
— Но зачем?!
— Ты хочешь помочь или нет?
— Хочу.
— Тогда закрой. Я заведу тебя в ванную, ты подержишь зеркало с закрытыми глазами.
— Хорошо, — киваю серьезно.
Уже отбросила в сторону обиды и начинаю беспокоиться за Глеба. У него не самая безопасная профессия.
Я почему-то уверена, что ни одной женщине мира, даже самой рыжей, не под силу заставить Бекетова осесть на одном месте и стать примерным мужем и семьянином.
Он такой, какой есть, ему слишком поздно меняться. Бекетова придется любить и принимать целиком — очень сложным, закрытым и твердолобым.
Может быть, во всем мире есть только одна дурочка, любящая его таким, какой он есть.
Та самая дурочка, которая после всех предательств доверчиво закрывает глаза и собирается помочь, не будучи уверенной, что справится даже с простейшей задачей.
Глава 4
Марианна
Я трушу, но все же настроена решительно.
Горячие, немного влажные и липкие пальцы Глеба касаются моего локтя. Мокрые не от воды, разумеется, от крови. И если бы у него была чистой другая рука, он бы не стал меня пачкать. Значит, дело серьезное.
На миг Бекетов задерживает меня напротив и легонько целует в губы. Всего на жалкое мгновение прижимается, но внутри словно разрывается фейерверк и слепят огни салютов.
— Это нечестно, — слабо сопротивляюсь.
— Я забыл про спиртное. Твой поцелуй вместо него.
— Можно подумать, что я помогаю тебе расслабиться или тебя от меня пьянит.
— Нет, ты напоминаешь, как раз о том, что расслабляться нельзя. Сядь… — задает направление.
— На крышку унитаза?
Под попой жалобно поскрипывает хлипкий пластик.
— Глеб, а вдруг…
— Ну, что еще?
— Вдруг крышка подо мной треснет?!
— Боишься, что твоя проблемная жопка провалится в унитаз и застрянет?
— Да. Глупо?
— Смешно, — фыркает. — Я твою жопку и не из таких передряг вытаскивал. Просто не прыгай на крышке. Теперь держи зеркало. Вот так… Не тряси им, пожалуйста. И не смотри.
— Не буду, — отвечаю одними губами.
Однако левый глаз сам приоткрывается. Сразу же натыкаюсь на взгляд Глеба.
— Кому сказал…
— Больше не смотрю!
Сглатываю, вцепившись в небольшое зеркальце.
Одного непродолжительного взгляда хватило, чтобы краем зрения увидеть много крови и темные, почти черные отметины от синяков на ребрах.
А я его туда била. Со злости.
— Тебе больно, да? Выглядит хреново.
— Выглядит, как перелом ребер.
— Но ты же не его зашиваешь.
— Нет.
— А что еще случилось?
— Ты же знаешь, чем я занимаюсь. Тебе нужны подробности? Я их не разглашаю.
— Клиентская тайна и все такое?
— И все такое, да.
Дышу через раз. Отсчитываю секунды.
Пытаюсь не грохнуться в обморок. Убеждаю себя, что не смотрю, не смотрю, не смотрю… Но потом, как дурная, распахиваю глаза.
Глеб, нахмурившись, смотрит в зеркало, но и мои подглядывания замечает.
— С послушанием все стало в тысячу раз хуже, да?
Чтобы меня не повело в сторону, пытаюсь сосредоточиться на другом, болтаю, как обычно:
— Ты же знаешь, послушание никогда не было моей сильной стороной, а еще твой папаша обещал, что я буду сиять! Когда тебе говорят такое, автоматически начинаешь считать себя кем-то вроде рок-звезды, которая не боится с разбегу прыгнуть в толпу фанатов.
— Рок-звезда, блин. Не смеши! — хрипло посмеивается.
Я разглядываю потрескавшуюся плитку на стенах ванной комнаты.
— Такая убогая конура. Я бы никогда не подумала, что ты можешь остановиться в подобном месте.
— Да, я люблю комфорт. Именно поэтому остановился здесь.
