Переключается на второй сосок, дерзко лаская.
Сумасшествие быстро занимает место благоразумия.
— Еще! — требую, выгнувшись дугой, сама подставляю грудь под его рот. — Еще хочу!
— Будет! — обещает Бекетов с хриплым смехом.
Он снова целует грудь, заигрывая с сосками. Правой рукой быстро находит дорожку между стиснутых бедер, разводя их в стороны, и быстро толкается внутрь мокрого лона двумя пальцами.
Искры рассыпаются перед глазами.
— Ненавижу-у-у-у-у… — всхлипываю. — Ненавижу, когда ты так делаешь?
— Так? — водит длинными пальцами вокруг увлажненного входа. — Или так?
Жестко и быстро начинает долбить меня двумя пальцами, вызывая неконтролируемый жар и нарастание мощной волны удовольствия.
— Всё вместе! Ненавижу тебя, гад!
— А по реакции не скажешь…
Нарочно медленно скользит языком между грудей и так же медленно двигает пальцами в глубине. Я сама начинаю извиваться, насаживаясь на его ладонь.
Запускаю пальцы в ткань рубашки.
— Остановиться? — спрашивает.
— Да! — кричу вслух. — Остановись…
Бекетов медленно разжимает объятия. Еще не прекращает меня держать и властно трогать всюду, а мне уже холодно
С ним невозможно жарко, а без него — ужасно холодно.
В наших отношениях нет полутонов.
Мы словно находимся в бесконечном падении, когда вместе.
Порознь — подобно смерти.
— Значит, остановиться? — уточняет.
— Да.
— Как скажешь, — говорит безразлично. — Желание дамы — закон.
— Да-да… Закон, все верно, — говорю дрожащим голосом, пытаясь не разреветься от сильных эмоций.
Они буквально выворачивают душу наизнанку, рвут в клочки сердце.
— Как же хорошо, что мне плевать на законы!
Бекетов резким рывком переворачивает меня на другую сторону и запирает всего одной рукой, прижимая к телу.
Второй справляется со своими брюками и бельем, сдергивает их вниз и… приставляет головку члена туда, где целый потоп.
Содрогаюсь от желания двинуться ему навстречу.
— Или поднимемся выше? — рассуждает вслух, передвинув головку члена к моей попке.
— Стой! — запускаю ногти в кожу его запястья.
— Ты меня хочешь. Я тебя тоже хочу.
— Ты едва живой, Глеб! — пытаюсь быть благоразумной. — Тебе нужно отдохнуть.
— Мы уже три часа спим, Проблемная. Мне достаточно. И неужели ты думаешь, что я зря закидывался обезболивающими? Я рассчитывал на кое-то подобное. — целует шею взасос, двигается ритмичнее.
Он офигеть, как сильно меня хочет.
Его член — большой, длинный, напряженный…
Желанный. Во рту выделяется слюна
Я очень сильно хочу, но… не собираюсь отдаваться ему по первому же сигналу.
Глебу слишком легко досталась и моя любовь, и прощение — тоже, чего греха таить.
Я до ужаса не злопамятная и не могу долго хранить обиды.
В глубине души я Бекетову простила многое, но не хочу показывать это.
— Я хочу знать все, что с тобой было за время нашей разлуки. Подробности о твоем договорном браке мне тоже необходимы! — требую.
— Поговорим позднее. Сейчас я хочу говорить иначе.
Бекетов снова тянется ко мне пальцами, только на этот раз он приводит в беспорядок мою причёску, сняв резинку и распустив локоны.
— Тебе идет быть небрежной кудряшкой.
Он притягивает меня к себе, накрывает лобок ладонью, целует плечи.
Потом резко хватает за волосы, заставляя прогнуться и буквально подставиться под его член.
— Незнание — это хуже всего. Знаешь, как херово было не знать, где ты находишься и не иметь возможности предотвратить беду? — стискивает волосы у корней, усиливая захват. — Знаешь или нет?!
— Я думала, что тебе плевать!
— Не плевать. Теперь ты знаешь правду. Я тебя накажу за это. И еще одно… И за это, в особенности, — немного движет бедрами, скользя между ягодиц членом.
— За что? За то, что твои брюки неприлично сильно выпирали в некоторых местах? Наверняка, ты просто прятал там пушку.
— Еще какую пушку. Заряженную. Тебе придется расплачиваться тройным усердием за мое вынужденное воздержание.
— Почему мое усердие должно быть тройным?
Бекетов скользит пальцами к моему изнывающему клитору, шепнув пошло:
— У нас с тобой осталось незаконченное дельце. Помнишь? Попка осталась девственной. Непорядок. Я намерен ликвидировать это недоразумение.
Ох черт.
Сердцебиение становится запредельным за жалкие секунды.
Не могу выбраться из тесных, жарких объятий Глеба и не хочу этого.
Сдаюсь.
Принимаю эту позорную мысль — я хочу его так, что сама чуть не изнасиловала во сне.
— Недоразумение? Значит, вот как ты мою попу называешь?
— Она еще девственная. Досадно…
Глеб щекочет кожу шеи своей колкой щетиной и пока не двигается, замерев на месте.
Напряжение изматывает нервы. От сильного желания все интимные мышцы сжимаются.
— Чего ты ждешь? — спрашиваю, задыхаясь.
— Твоего «Да, хочу, трахни меня…» Чтобы потом не смогла сказать, будто я тебя взял силой.
— Я знаю, что ты бы так никогда не сделал со мной. Просто сказала из-за обиды.
— Значит, да?
— Да, хочу! — выкрикиваю. — Трахни меня поскорее!
— Я так и знал! — фыркает самодовольно. — Прям в попку, да?
— Нет, чудовище! Только не сюда! — паникую. — Я еще не готова.
— Мои пальцы ты крепко сжимала. Попкой.
— Это было давно!
— Ладно-ладно, не ори, сирена! — целует взасос за плечи, покусывая. — Снова твою дырочку разрабатывать придется. Позднее я этим займусь, а пока выгнись еще сильнее. Откройся для меня. Покажи, как сильно хочешь.
— Гад! — шиплю, тем не менее, выполняя просьбу.
Я хочу Бекетова. Хочу очень-очень сильно. Прогибаюсь и ягодицами ощущаю, как сильно у него встал. От соприкосновения с его эрекцией внутри все сладко обмирает.
Вспоминаю, какой это кайф, когда он во мне, и пошло трусь об член задницей, выпрашивая, чтобы он поскорее трахнул меня.
Сама двигаюсь навстречу его напряженному члену и, задев головку влажными складками, двигаю бедрами, то немного наталкиваясь, то отдаляясь.
— Бля… — крепче впивается пальцами в попку. — Не дразни. Дай мне!
— Уверен, что тебе сейчас это нужно?
— В противном случае я сдохну или мои яйца лопнут. Уверен!
— Я хочу видеть твое лицо! — требую.
Глеб замирает, сглатывает шумно.
— Зачем?
— Хочу. И хочу быть сверху!
— Не много ли ты хочешь?
— Считай это прихотью беременной. Мне это нужно.
— Отдать контроль тебе? — догадывается.
— Да. Пожалуйста.
— Хорошо, — соглашается после секундного раздумья.
Глеб разжимает хватку, садится на кровати, опершись спиной об изголовье и притягивает меня резко.
— Вперед. И учти, скакать придется много. Я пиздец какой голодный.
Я тоже, облизываюсь мысленно.
Глаза, привыкшие к темноте, жадно обводят тело Глеба — мускулистое, сложенное пропорционально.
Усевшись на его бедра, расстегиваю рубашку и глажу пальцами выступающие мышцы груди и пресса, осторожно избегая раны и переломанных ребер.
— Давай уже, Анна-Мария, сил нет терпеть… Предложение быть сверху ограничено по времени. Будешь тянуть, сам все сделаю!
— Какой же ты нетерпеливый! Даже полюбоваться не даешь и поласкаться тоже! Только секс нужен.
— Нужен. Как доза наркоману. Потом заласкаешься, обещаю.
Медленно скольжу выше и, приподняв бедра, над головкой его крупного члена, задаю последний вопрос:
— У тебя точно с женой ничего не было?
Мне необходимо прямо сейчас услышать, почувствовать, что он мой.
Только мой.
— Не было и не будет, — обещает.
Почему-то я ему верю.
— Мое обещание быть с тобой работает, только если и ты этого хочешь, — шепчу в его губы.
— Хочу, — проталкивает с судорожным выдохом, притягивает за шею, целуя, нажимает на поясницу.
Вынуждает опуститься резко, насадиться на толстый член единым рывком до самого основания.
Под закрытыми веками вспыхивает звезды. От сильного наслаждения и мучительно-тянущего ощущения, что это только начало.
