нужному подъезду.
– Кать, пошли, у меня переночуешь, – повелительно командует надувшаяся блондинка, и Зубов начинает скрипеть зубами, прикидывая, как бы тихонечко уебать надоеду по тупой головешке и оттащить домой…
Но Клубничка только отрицательно мотает головой:
– Нет, я в общагу, а то, сама знаешь, коменда…
– Так она тебя не пустит!
– Я договорилась… А вот если ночевать не приду, то точно больше не пустит…
Блондинка смотрит зло сначала на Катьку, потом на индифферентную рожу Зубова, с трудом сохраняющего невозмутимость, и осатанело шарахает дверцей.
Патриоту, видевшему на своем веку многое, на такой пассаж откровенно похеру, всем сидящим в машине – тоже.
Зубов отъезжает со двора, останавливается под сенью вязов, в темноте, прикуривает, стараясь перебить насыщенный клубничный запах, и, не думая совершенно, спокойно предлагает:
– Перебирайся на переднее, Клубничка. Тут просторней.
Потом замирает, понимая, что ляпнул, но девчонка, не возражая, пробирается между сиденьями и шлепается на переднее. Ее пышная юбчонка на мгновение задирается, и совершенно ошалевший Зубов видит, наконец, то, о чем так долго размышлял на протяжении этого вечера.
Ее розовые трусики.
Это пиздец стоит ему последних крупиц самообладания, в штанах радостно во весь рост поднимается член, и только глубокая судорожная затяжка дешевого табака помогает немного унять зверя.
– Поехали, – хрипит Зубов, неожиданно для себя кашляя и задыхаясь от засевшего глубоко в носу клубничного аромата.
Девчонка невинно хлопает ресничками, дует губы и невинно поправляет юбочку. Щеки у нее красные, волосы – блестящие, пальцы – тонкие, ножки гладкие.
И эти гольфики.
Пиздец настал, короче говоря. Полный и окончательный.
Довезти бы эту заразу до общаги и высадить, наконец, из патриота.
Ну и потом домой можно. Только подрочить перед этим. Пару раз. Пару-тройку раз.
Зубов едет, не выпуская сигареты изо рта, быстро рулит по пустынным темным улицам проклятого городишки, где нежданно-негаданно нашлась его персональная клубничная беда.
Темноволосая, манящая.
Сидит рядом, смотрит в лобовое. Краснеет. Руки на коленках чинно так, аккуратно…
С ума сойти можно. Зачем согласился? Зачем предложил? Что делать теперь?
У общаги довольно большая стоянка, освещенная одним убогим фонарем, и потому вокруг темно.
Еще есть свет прямо возле входа. Но до него еще дойти по темени.
– Давай ближе подъеду, – решает Зубов, но Катя осторожно кладет узкую ладошку на его лапу на переключателе передач.
– Не надо… Там коменда… Может увидеть, спрашивать будет… – еле слышно шепчет она, а Зубов в этот момент ни о чем думать не может, только о ее пальчиках на своей руке. Прохладных. А ему жарко. Везде, сука, жарко!
– Ладно, – он не шевелится, он – камень, он – гребанный чурбан! Убирай свою руку и пиздуй от греха, Клубничка! – Иди. Я посмотрю, как дойдешь.
– Да. – Она, помедлив, убирает руку, и становится немного легче дышать, – я хотела поблагодарить… Если бы не вы… Я не знаю, о чем думала, зачем пошла опять с ней… Но, понимаете, Лола… Она такая наивная порой… И не очень осторожная. Хотела пойти одна. Если б с ней что-то случилось… Я бы не пережила.
– Она – взрослая телка, – грубо отвечает Зубов, досадливо морщась при одной мысли о таком тупом шантаже, на который ведутся всякие маленькие Клубнички, – ей не нужны няньки. Надо о себе думать в первую очередь. Эти утырки утащили бы вас в тачку, понимаешь? Если бы не я.
– Да, – эхом повторяет она, – если бы не вы… Спасибо вам.
Она неожиданно наклоняется и порывисто целует Зубова в щеку.
Вернее, планирует в щеку, но Зубов в этот же момент поворачивается и открывает рот для того, чтоб в очередной раз прочитать нотацию о вреде хождения всяких маленьких дурочек в коротких юбочках по злачным местам, где водятся злые животные…
Припухшие полные губки попадают как раз в его раскрытые губы и замирают.
Зубов тоже застывает от неожиданности, его тупо столбняк прихватывает. А вот Клубничка, переборов первую оторопь, неожиданно мягко и невинно проводит остреньким язычком по контуру его губ… И, пользуясь тем, что Зубов, похоже, в крио-сон впадает, взволнованно выдыхает и приникает опять, уже увереннее пробуя его на вкус.
Ее дыхание – полностью клубничное, нежное и чувственное. Неопытный поцелуй, кажется, длится и длится, а Зубов все отмереть не может, поверить в реальность…
Катя, похоже, совершенно не знает, что делать дальше, и потому, в последний раз лизнув его нижнюю губу, отстраняется.
Смотрит на Зубова немного поплывшим взглядом:
– Простите, пожалуйста… Я не хотела, я… Так получилось просто, я…
Больше она ничего сказать не успевает, потому что Зубов, наконец-то, приходит в себя.
Его руки, длинные, гораздо длинней, чем может показаться на первый взгляд, перехватывают тонкую талию, и, уже через секунду Катя, взвизгнув от неожиданности, оказывается на коленях Зубова, оседлав его, словно норовистого жеребца.
Она удивленно и немного испуганно смотрит в его темные и жуткие глаза, неосознанно упирается ладошками в широченные плечи и выглядит невозможно горячо и невинно. Развратно.
У Зубова хватает соображения отодвинуть кресло водителя на полную назад и заблокировать двери.
Щелчок блокировки заставляет Клубничку вздрогнуть и растерянно оглянуться. Взгляд у нее при этом такой, словно она не понимает, где оказалась и что вообще происходит.
Зубов небрежно роняет ее на свою грудь, придерживая за спину неумолимой жесткой лапой, и наконец-то отпускает себя. Наплевав на все на свете. На задание, возможные проблемы и смутное будущее, которого у них нет.
Зачем оно, будущее, когда есть настоящее?
Когда в руках его – клубничная девчонка, мысли о которой сводят его с ума уже на протяжении нескольких дней.
Она сладкая такая, что невозможно осознать реальность.
Понять, это сон или нет?
Да неважно.
Клубничка, кажется, сопротивляется, упирается руками в плечи, одновременно потираясь розовыми трусиками о болючий стояк. И тут не поймешь, нарочно она это делает, прекрасно зная, что и где у мужика находится, или на чистых инстинктах.
Зубов не думает, не анализирует. Пришло время действовать.
Губы у нее, припухшие, нереально красивые, невозможно вкусно-клубничные. Этот вкус торкает в голову, мгновенно выбивая все предохранители, и Зубов действует, как привык, напористо и жадно, не давая Клубничке опомниться и сделать судорожный вздох.
Целует, нагло проникая языком в сладкий ротик, перехватывает ее за затылок, не позволяя отклониться, шарит второй лапой по узкой спинке, задирая пышную юбочку на заднице и размашисто припечатывая ладонь сразу на целую ягодицу.
И рывком к себе ближе, позволяя проехаться еще разочек по стояку, чтоб поняла, наконец, что делает с ним.
– Покатаемся, Клубничка, а? – хрипит он, отрываясь на мгновение от сладких губ и рассматривая возбужденное и растерянное лицо девчонки.
Она явно хочет что-то сказать, но не удается, потому что для разговора надо чуть больше воздуха в легких и чуть больше времени.
Зубов не дает ей ни того, ни другого, опять прижимается к ее губам, уже по проторенной дорожке жадно посасывая остренький язычок, упиваясь неуверенным ответом, тихими стонами. И тем, что она перестает отталкивать и обнимает его за шею,
