В какой-то момент, мне захотелось заорать: — Это дерьмовый эксперимент! Безумие психопата! Но я молчал. Пот заливал глаза, брови, скатывался по щекам и подбородку. Я начал испытывать страх, а затем, совершенно неожиданно, у меня появились отчётливые признаки нервного смеха. Смех казался мне неуместным в данной ситуации, если не сказать, странным. Почему возникло такое желание? Конечно же, меня не обрадовала перспектива быть убитым током каким-то конченым уродом. Это была моя реакция на боль. Так я старался отвлечься. И, я сумел, отвлекся, зашелся безудержным смехом. А дальше, меня чем-то укололи и я мгновенно отключился.
Оказавшись в боксе рядом с Эви начал постепенно приходить в себя. Сутки после прошли более менее спокойно, не считая насмешек охранников. Затем, неудачный побег, который с самого начала был обречен на провал, но попробовать стоило. То, что один из них говорил Эви, я не смог стерпеть и поддался на провокацию. Ничего хорошего из этого не вышло. Нас накрыли, едва мы почувствовали надежду. Жестокое избиение на глазах у любимой и последующие за ним несколько часов прошли как в тумане.
Я лежал на больничной койке, в чистой одежде и с иглой в вене. Едва я открыл глаза, увидел свою девочку, свернувшуюся калачиком в рядом стоящем кресле. Она забылась беспокойный сном. Ее глаза бегали под прикрытыми веками, ни на мгновение не отпуская в мирное забвение. Я тихонько коснулся ее ноги и она, резко вскочив, опрокинула стакан с водой. Испуганно оглядевшись по сторонам, Эви, наконец, посмотрела в мою сторону.
— Все хорошо, детка, все хорошо, успокойся! — Я приподнялся и похлопал по кровати возле себя. — Иди ко мне. — Вытирая слезы, потоком хлынувшие из ее глаз, она громко зарыдала. Все, что с ней произошло, все, что пришлось пережить, всю боль и страхи, накопившееся за это время, прорвалось наружу. Не сдерживая себя, Эви продолжала плакать, хоть как-то стремясь выплеснуть свои переживания. Остановить ее я не пытался, давая ей вволю выплеснуть весь негатив, лишь, слегка поглаживая вздрагивающие плечи.
☆☆☆☆☆
— Артем, Эвелина, проходите. — Монотонно-приторный голос психа звучал раздражающе. Он, видимо, считал, что таким образом располагает нас к себе. — Я хочу поговорить с вами откровенно. Вы многое пережили, — он удручающе посмотрел на меня, качая головой. Еще бы пальцем погрозил для пущего эффекта. — В особенности, ты, моя дорогая. Но, всегда есть, но! Артем не виноват в своей жестокости. Он получил неблагоприятное воспитание, это и стало причиной его последующего поведения. — Зачем он это говорит? Зачем бередит старые раны и давит на психику? Хочет показаться на моем фоне ангелочком? Не выйдет, он упустил такую возможность похитив нас. Ничего из того, что он скажет, не сможет повлиять на наше отношение к нему. Его тирада ничего не изменит, зря старается. — Если человек, по тем или иным причинам, совершает жестокое преступление, это не означает, что он психически болен. Все довольно просто: некоторые участки мозга, отвечающие за совершение зла, дают человеку иное видение, они перестают видеть в других людях что-то человеческое, считают их недолюдьми, видят без оптических искажений.
— Что вы тут пытаетесь до нас донести, профессор? Артем, по вашему мнению, увидел меня с рогами дьявола и, таким образом решил искоренить зло? Что за чушь!? — Эви привстала. Ее голос звенел от негодования. А, вот, я призадумался. Где-то он был прав. Ведь, именно, после ее, казалось бы, мерзкого поступка, я перестал видеть в ней любимую девушку. Увидел совсем не то, кем она была. И поступал соответственно. — Артем! — голос Эви вернул моё сознание. — Не слушай его, любимый! Ты же не думаешь, что…
— Эвелина, дорогая моя, не нужно так реагировать. Успоко…
— Да не надо меня успокаивать! — перебила она профессора. — Вы себя лучше успокойте, вам это нужнее. У нас с психикой все нормально! Нас вылечили! А вот о своей вам не мешало бы подумать! Вы себя только послушайте! Что вы несёте? — Эви не на шутку разошлась и нашему собеседнику это не нравилось. Он недовольно нахмурил брови и вызвав по селектору своего сотрудника, приказал принести три чашки зелёного чая.
— Присядь, Эвелина, — твердо попросил он. В его голосе что-то изменилось и любимая это почувствовала. — Хорошо! — хлопнул ладонями по столешнице, намереваясь напугать нас неожиданностью, но мы даже не дернулись. — Я хотел, как лучше, показать вам свою заботу, искреннее участие, ну, чтож… — профессор встал и достал из ящика стола газетную вырезку. — Ознакомьтесь.
Мы с Эви склонились над статьей, в которой говорилось о некоем прорыве двух молодых, подающих надежды, учёных. Фотография прилагалась. На ней я узнал своего отца. Рядом с ним был мужчина, как я полагаю это наш новый знакомый. Оба с улыбками на лицах держали диплом о достижении в области… Далее, статья прерывается и новый снимок: два учёных спорят, жестикулируя руками. И под ним надпись: конфликт учёных достиг колоссальных масштабов. Из прочитанного я узнал, что моего отца с позором изгнали из университета биоинженерии, основываясь на его некорректных методах исследования. Изгнали, без права работать в этой области. Теперь, понятно, зачем он оборудовал целую лабораторию в нашем подвале — он не закончил свои эксперименты, он лишь сменил место действия.
— Зачем нам эта информация? — я не понимал, что он хотел нам показать. Ну работали вместе, и что? Ну выгнали моего отца, и что? Ему то какое дело? — Мне совершенно плевать, чем занимался мой отец. Меня никогда не интересовали подобные вещи.
— Твой отец, Артем, оказался пронырливым сукиным сыном! — первый раз спокойствие ему отказало и он повысил голос. Руки затряслись, когда он попытался сделать глоток чая. — Он обвел меня вокруг пальца! Подменил образцы, данные, всё! Оставил мне липу, а сам приспокойно занимался нашим делом. Нашим общим делом! Я прознал об этом, — продолжил профессор, — прознал и пришел к нему для выяснения отношений.
— Вы… — в этот момент я всё понял. — Вы убили его! Вы убили моих родителей!
— Я был вынужден! У меня не оставалось выбора! Или я или меня! Мы сцепились и тут появилась твоя мать. Набросилась, как ненормальная, всё произошло в одно мгновение. Я…
— Вы сейчас что, оправдываетесь? Серьезно? Считаете это уместно? — моему удивлению не было предела. Вот это да!
— А что не правдоподобно, да? — он неожиданно громко расхохотался, вытирая слезы. — Артем, Артем! Я уж думал поймал тебя на крючок, а ты оказывается крепкий орешек. — Продолжая хохотать, профессор выглядел не совсем вменяемым. Мы с Эви переглянулись, оторопело глядя на него. Бред! Он же самый настоящий псих. Психопат с докторской степенью. И мы в его руках.
К чаю мы не прикоснулись, желая лишь одного — оказаться от него, как можно дальше.
— Что вы хотите от нас? — я, наконец, задал этот вопрос, ответ на который мучал нас уже несколько дней.
— Самую малость! — вкрадчиво произнес он. — Где бумаги, Артём? Где! Мои! Бумаги!?
Мгновение счастья
Артём
Я целый год считал себя извращенцем, психом, но это нишло ни в какое сравнение с тем, что я чувствовал сейчас. Он же настоящий маньяк! Причем не просто маньяк! Все его действия выверены и хорошо обдуманы. У него есть план.
Сначала он прессовал меня молча, затем решил сыграть в игру — я добрый дядюшка, теперь, он открыто заявил о своих намерениях. Ему нужны документы и он пойдет на все, чтобы их заполучить. Убийством моих родителей он ничего не добился, сейчас у него другой способ, не менее жёсткий, я бы даже сказал, более. После смерти ты ничего не чувствуешь, ты умер, всё, точка. Это более гуманно, чем, когда тебя морально и физически унижают каждый день и ты ничего не можешь с этим поделать. А, если ты ещё и ответственен за чью то жизнь, вдобавок, когда жизнь эта тебе не безразлична, то это намного страшнее смерти.
— Я не люблю повторять дважды, но для тебя сделаю исключение. — Профессор облокотился на стол и уставился на меня немигающим взглядом. Эви сидела напряженно, опустив голову. Я прекрасно понимал, что ей хочется вскрикнуть, сказать все, что он захочет, но также, я понимал и другое: скажи я сразу, где находятся бумаги, наши жизни не будут стоить и ломаного гроша. — Где документы, Артем? Я знаю, что тебе это известно, поэтому не испытывай мое терпение — оно у меня не безграничное — и просто скажи.
