На самом деле некогда долгожданный понедельник не задался сразу. Какая-то нелепая авария, перекрывшая всю дорогу, и как следствие я попала в незнакомую мне больницу аккурат перед началом рабочего дня. Ненавижу спешить и опаздывать. В моей голове все должно было быть не так. Изучить отделение и только потом, не спеша, пойти в ординаторскую. На деле все оказалось ужасно — я ничего не успела. Вбежала в ординаторскую на последнем дыхании. Как и еще трое студентов, встала, примостившись к стене и стала слушать в пол-уха итоги прошедших выходных. Заведующая мне не понравилась с первого произнесенного слова, или взгляда, поди разбери. Ординаторская — обшарпанная, места мало, но зато народа до фига. Четыре рабочих стола, допотопный диван и холодильник. Все! А где тут едят и отдыхают?
— Ну все, коллеги, за работу. У нас четверо студентов, сами раскидаете кто к кому. Ваш рабочий день заканчивается не в четыре, а тогда, когда уходит ваш наставник. Понятно? — поворачиваясь к нам, надменно произнесла заведующая. — Если прогуливаете — звоночек в деканат это первое, что вас ждет. Вы пришли сюда учиться, а не стены подпирать. Со старшекурсников особый спрос, а учитывая лето и отпускной период — вы здесь полноценные работники. В конце рабочего дня приносите мне свои дневники о количестве проделанной работы на подпись. Вопросы есть?
И все как заведенные хором ответили «нет».
— Ну все, тогда по рабочим местам.
Дальше началась какая-то толкучка, все начали расходиться и только мы как бедные родственники по-прежнему остались стоять в стороне. Знаю, что врачи по большей своей части не любят студентов. По сути они им мешают. И здесь, скорее всего, тоже не исключение. Не знаю в какой именно момент я перестала дышать. Тогда, когда мой взгляд упал на едва знакомого мужчину или, когда я поняла, что этот самый мужчина пристально рассматривает меня с ног до головы. Резко опускаю взгляд в пол и немного отворачиваюсь в сторону. Это не галлюцинация. Гопник — это он! Точнее, выглядит он совсем не как гопник. Лицо гладкое, без щетины и халат! На нем медицинский отглаженный халат! Господи, это ж надо так попасть…
— Кто из вас хочет пораньше уходить домой, того и возьму. Не стесняйтесь, поднимайте руку. Если все окажутся такими — выберу путем у кого чище воротник халата, — мне даже не надо поднимать голову, чтобы понять чей голос с едва заметной хрипотцой звучит близко от моего уха.
Придурки. Какие же все малолетние придурки, смеются они, блин, еще и руку поднимают. Не смотреть, только не смотреть ему в лицо. А вот на бейджик вполне — Алмазов Сергей Александрович, — терап…
— А кто из вас любит шишки? — не знаю, почему голова поднялась вверх на эти «шишки», но она поднялась. Теперь-то я знаю, что это означает. — О, вам нравится? — тянет руку к моей груди, а по факту к моему бейджику. — Полина Сергеевна?
— Не нравится.
— А половина шишки, нравится?
— Су…, — я действительно произнесла это вслух?!
— «Су» — это что такое? «Да» на испанском?
— Да на испанском — это «си». А су — это сульфат натрия, — выдаю первое, что пришло в голову. — Мне нравится сульфат натрия. А шишки и половины шишек не нравятся.
— Мне тоже половины не нравятся, — чуть улыбаясь, произносит мужчина и тут же берет меня под локоть. — У тебя самый чистый воротник, Полина Сергеевна, буду брать тебя. Пойдем.
— Куда?!
— На стол. Точнее за стол. За рабочий стол. Введу в тебя… точнее, введу тебя в курс дела.
Глава 4
— Чего стоишь? Присаживайся, — стою как вкопанная, не зная, как себя с ним вести. Я в мини ступоре, чего на моей памяти никогда со мной не случалось. Так и не дождавшись от меня никаких действий, он садится ближе к стене, и, как ни странно, отодвигает мне стул. — Давай не тормози, Полина, — мое имя произносит с особой интонацией и тут же хлопает ладонью по сиденью. — Понедельник — слишком загруженный день, чтобы еще тупить на ровном месте.
Собравшись с духом, присаживаюсь на стул, положив себе на колени сумку, которую перехватывает гопник и ставит на свободный край стола к стене. Язык не поворачивается назвать его Сергей Александрович. Взял и испортил папино имя.
— Давай я сейчас расскажу тебе важные вещи. Я люблю поспать по утрам. Прям паталогически люблю. Меня вообще крайне сложно разбудить утром, — неосознанно поворачиваю голову, в ответ на вылитую только что информацию. На кой черт она мне сдалась?! — Бывает, конечно, иногда просыпаюсь от громких звуков, вот позавчера, например, очнулся от разбитой вазы, — многозначительная пауза, видимо для того, чтобы я осознала сказанное, а может и покаялась. Да вот не на ту напал. — Но в целом, это дохлый номер. Вот сегодня проснулся и приехал вовремя только потому что меня разбудила горячо любимая мама.
— Очень ценная информация. Только зачем она мне нужна?
— А ты как думаешь?
— Ну предположим, чтобы будить вас?
— Это было бы замечательно, но у меня нет столько ваз. Ты будешь приходить сюда без пятнадцати девять, и присутствовать на «пятиминутке». Я, как правило, на нее опаздываю. И чтобы мне не бежать со стоянки, поджав булки, вместо меня будешь здесь ты. Делай уверенное личико перед заведующей, даже если наложила от страха в трусы… ну если те имеются, конечно, — урод паскудный! — Надо сделать так, чтобы твое присутствие в ординаторской выглядело как само собой разумеющееся. Ты сейчас не студентка пятого курса, ты полноценный работник, на котором будут ездить все кому не лень. Как поставишь себя — так и будут относиться. Никаких взглядов в пол. Присела на мой стул, выпрямила спину, закинула ногу на ногу и взяла мой ежедневник, — тянется рукой к блокноту на столе, открывает на последней странице и указывает пальцем на список. — Читай, что здесь написано.
Почерк, кстати, у него совсем не типичный для врача, тем более для мужчины. Я бы сказала, даже симпатичный.
— Ну?
— Выписка на завтра: восьмая палата — Зотников, Куприянов. Муда… Мудаченков — вип палата. Что-то маловато-то у вас выписки.
— Больно умная?
— Не больно, но умная. А сколько у вас палат? Если две, то нормально.
— Четыре. У меня почти все больные — новенькие. Будешь диктовать этот список заведующей. Если спросит, почему так мало — ответ был только что. Собственно, все. А дальше уже прихожу я, и мы делаем все вместе.
— А я могу принимать больных самостоятельно?
— Нет, конечно, — чуть ли не фыркая, бросает мужчина и тут же, совершенно неожиданно для меня, тянет к моей шее руку, от чего я неосознанно отодвигаюсь назад. — У тебя воротничок чуточку задрался.
— Не надо меня трогать, — и только после произнесенных слов, осознала, что этот мужчина видел меня голой, по крайне мере нижнюю часть точно, возможно при нем я вообще обмочилась…
— Почему не надо? После совместно проведенной ночи — мы достаточно близкие люди.
— Хватит, — несдержанно бросаю я, сжимая колени руками, мельком оглядываясь по сторонам. Я сижу тут каких-то пару минут, а вокруг жизнь кипит полным ходом. Все студенты распределены, шум, гам и до нас двоих тут реально никому нет дела. Даже, если я сейчас спрошу, что между нами было и где мои трусы — никто не обратит внимания.
— Как думаешь, зачем придумали колготки? — только спустя несколько секунд до меня доходит смысл сказанного. Это даже не намек, это больше. Да, на мне их нет, стянула, как только впопыхах забежала в туалет, просто потому что ходить со стрелкой — это хуже, чем без колготок. Как же так получилось, что то, чего я ждала с таким нетерпением, выливается в такую большую задницу?! Как? Ну как я смогу проводить столько времени рядом с этим мужчиной? Чему я научусь? — Полина, прием? Я тебе вопрос задал.
— Колготки придумали для того, чтобы скрыть лицо при ограблении банка.
— Очень занимательный ответ, — улыбаясь, произносит гладковыбритый и тянется к прямоугольной коробочке на столе. Достает оттуда зубочистку и тащит ее в рот. — Но, тем не менее, ходить без колготок — это дурной тон. Даже летом.
