— Ну так проверим.
— Что? — Каждый мускул ее тела застыл в напряжении. — Ты хочешь сказать, что это возможно?
Он улыбнулся, но глаза остались печальными.
— Понятия не имею. Но мы вправе мечтать.
Подхватив на руки, Эйдан понес ее на диван. Кот, завидев их приближение, спрыгнул со своего привычного места на подстилку, освобождая пространство.
Эйдан бережно уложил ее и опустился рядом на колени, глядя на нее прекрасными, потемневшими от желания и любви глазами. Его большая ладонь наглаживала внутреннюю сторону ее бедра.
— Я не могу забеременеть, Эйдан. Я принимаю противозачаточные средства.
— В моих снах ты этого не делаешь.
Он поцеловал ей колено и двинулся выше, задержался, чтобы облизать ей клитор, что заставило ее выгнуться, и продолжил движение.
Она приподнялась на локтях и, не отводя от него взгляда, одной рукой сорвала с себя белый халат, чтобы ощущать прикосновение его теплой кожи.
— В моем сне это наш дом, — мягко сказал он, почти ощутимо лаская ее взглядом. — Каждое утро мы просыпаемся вместе, и у нас есть время, чтобы заняться любовью. Не спеша. Мое тело накрывает твое, я вхожу в тебя глубоко-глубоко, как будто в нашем распоряжении все время мира. Мы разъединяемся неохотно, целуясь перед тем, как каждый отправится на работу. Целый день думаем друг о друге, и мне не терпится поскорее встретиться снова. — Он облизал ей один сосок, потом другой, тогда как его руки расстегивали брюки. — Свободное время мы проводим на уединенном пляже, где я любуюсь тем, как ты, загорелая, веселая, со смехом плещешься в волнах прибоя. Потом я укладываю тебя на одеяло, снимаю с тебя купальник и засаживаю в тебя свой член. Трахаю, пока не затрахаю до смерти, потом заношу внутрь и трахаю снова. Мы все делим на двоих, и жизнь у нас общая.
Голова Лиссы упала на мягкие подушки, а его пальцы, нащупав щель, скользнули в нее.
— Эйдан… — Она зажмурилась, чтобы скрыть слезы, но они все же просочились наружу.
— Каждый день ты называешь меня по имени, вот как сейчас, едва дыша от желания. И всякий раз, когда я это слышу, я проникаюсь еще большей любовью, думая о том, какое же это счастье — быть с тобой. Как ты заботишься обо мне, тревожишься обо мне. Я купаюсь в каждом таком мгновении, потому-то ты и нужна мне. — Голос его понизился и зазвучал с хрипотцой. — Так нужна!
— Да! — Она вцепилась ему в волосы.
Он склонился над ней, и его амулет повис между ними, его стройные бедра втиснулись между ее раздвинутых ног. Эйдан стал водить мощной головкой своего члена по ее мокрым половым губам, заставив ее прогнуться навстречу.
— Ты тоже мне нужен.
— И в один прекрасный день мы решаем завести ребенка. — С этими словами он ввел в нее член и наполнил влагалище его пульсирующим теплом.
— Боже! — выдохнула она, сотрясаемая его яростными толчками.
Его пижамные брюки слетели на пол, и жесткие волосы на его бедрах и икрах щекотали ее нежную кожу, а тяжелые яйца надавливали на ягодицы. Слезы полились еще сильнее.
— Я имею тебя вот так! — Он вывел свой толстый член и тут же засадил обратно. — Я трахаю тебя всякий раз, когда есть возможность. Прихожу к тебе в обеденный перерыв и отдираю прямо в твоем кабинете. Я пропитываю тебя насквозь своей спермой, чтобы ты могла залететь. — (Всхлипнув, она лишь беспомощно сжалась вокруг его мощного члена, работавшего как насос.) — Вот так! — рычал он, возбуждение делало его восхитительный акцент еще более сексуальным. — Скажи, что тебе это очень нравится.
— Я люблю это! — выдохнула она, выгнувшись под особенно мощным толчком.
Икрами она обхватила его упругий зад, напрягавшийся и расслаблявшийся каждый раз, когда он равномерно двигал туда-сюда бедрами.
Опьяненная наслаждением, Лисса полностью отдалась его опыту и умению: голова ее бессильно упала набок, руки машинально поглаживали ему спину в такт его размеренным, ритмичным движениям. Потом она уперлась пятками в матрас и подалась наверх, навстречу, желая принять его в себя еще глубже, насаживая себя на его огромный член.
Солнце, продолжавшее свой неуклонный подъем, светило в окно, согревая ее кожу, и ей отчаянно хотелось, чтобы это утро не кончалось никогда. Чтобы он трахал ее, словно в их распоряжении все время мира и они могут заниматься этим вечно.
Выгнув спину, Эйдан засадил в самую чувствительную точку, и она кончила с беззвучным криком. Ее влагалище спазматически сжало его член, тело забилось в судорогах оргазма.
— Сладкая Лисса! — выдохнул он, чутко продолжая движения так, чтобы оргазм вновь и вновь прокатывался сквозь нее мягкими волнами. — Вот так! Вот так мы сделаем нашего ребенка.
Еще один, особенно яростный толчок — и его член задрожал, извергая в нее семя. Она застонала от наслаждения. И сердечной боли.
Движимый силой оргазма, Эйдан страстно и яростно припал к ее губам, охнул, изливая себя полностью, и едва не задушил ее в безумных, судорожных объятиях.
Она тихонько всхлипывала под ним, а он, повернув голову и прижавшись своей влажной щекой к ее щеке, гадал о том, как он, бессмертный, сможет жить без нее. Она, как и все смертные, неизбежно состарится и уйдет из жизни. Как же ему вынести это?
Отчаянно, всеми фибрами души Эйдан желал, чтобы сон, которым он поделился с нею, мог стать явью. Сердце его сжималось от печали, от осознания того, что явленное в мечтах будущее, сколь бы ни было оно желанно, недостижимо. Но то, до чего он докопался сегодня утром, расшифровывая старинный текст, так и так не оставляло ему выбора. Он должен был вернуться в Сумерки. И сейчас занимался любовью с Лиссой в последний раз.
Эйдан перекатился на бок, увлекая за собой Лиссу. На узком диване им волей-неволей приходилось крепко прижиматься друг к другу, чтобы не свалиться на пол. Его член оставался в ней, в ее смоченном соками лоне. Глубоко вздохнув, он обнял возлюбленную, ища в себе силы, чтобы ее оставить.
— Эйдан.
Теплый выдох Лиссы, обдав его потную кожу, возбудил волну удовольствия, прокатившуюся по телу.
Он промурлыкал что-то нечленораздельное, поглаживая мягкую кожу ее спины и зная, что, сколько бы ни прикасался к ней, ни ласкал ее, ни занимался с нею любовью, ему никогда не было бы достаточно. И осознание неизбежности разлуки просто убивало в нем что-то, уничтожало то теплое прибежище надежды и покоя, что давала ему она.
— Должна быть какая-то возможность остаться.
В горле застрял такой ком, что трудно было сглотнуть, и он просто не знал, что делать с нахлынувшими эмоциями. Он так много времени провел в онемении одиночества, проявляя заботу только о своих подчиненных. К женщинам, с которыми делил постель, он относился с уважением, но они не называли его по имени. Для них он был Кроссом или капитаном, что каким-то образом указывало на дистанцию, сохранявшуюся между ними даже тогда, когда тела сливались воедино.
