Инстинкт подсказывал Уиллу, что Джейсон Фарадей был преступником самого опасного типа, преступником, для которого цель всегда оправдывала средства, который мог всегда оставаться в рамках закона, но не имел при этом никакой личной морали, преступником, чье высокомерие граничило с эгоманией. Вот что подсказывал ему его инстинкт, и его проект был направлен на подтверждение или опровержение этого. Нужны были реальные доказательства. С единственной целью — представить их Бренвен. Он пользовался своими обычными источниками плюс контактами отца и своими собственными в правительстве и вне его. Он использовал их все и делал это с поспешностью. Время работало не на него. Он чувствовал, как Бренвен с каждым прошедшим днем, каждым часом ускользает все дальше. Вопреки всему он надеялся, что, если сможет заставить ее понять, кем является ее муж, она освободится от этого брака. Он хотел этого ради нее, независимо от того, выйдет она после этого за него замуж или нет.
Собственная работа Уилла страдала, но ему было все равно. Ему было все равно, что в последнее время он выглядит еще более взъерошенным, чем обычно, а глаза покраснели после множества ночей, которые он провел без сна, пытаясь соединить куски, которые не хотели соединяться. Затем в середине января через одного из бывших помощников своего отца он нашел ключевой фрагмент: человека, который согласился поговорить с ним, потому что доверял обещанию Уилла не предавать огласке ничего из того, что тот ему сообщит. Они поговорили, и после этого все части головоломки соединились в единое целое. Это были только слова; Уилл никогда не смог бы представить подобную информацию в суд, но он мог представить ее Бренвен. И сделал это в конце января.
— Уилл! — Он был последним человеком, которого Бренвен ожидала увидеть на пороге дома в Редмунде.
— Привет, — сказал Уилл. — Можно войти?
Как она могла отказать ему? Он казался чуть-чуть ниже, так как слегка ссутулился из-за зимнего ветра, поднял воротник пальто и сунул руки в карманы. Но она колебалась. Если бы он сначала позвонил, она, конечно же, не разрешила бы ему прийти.
— Ну… Джейсона нет дома. И я не совсем одета для приема гостей.
— Я знаю, что его нет, я не стоял бы здесь, если бы он был дома, ты выглядишь прекрасно, и я — не гости. Кроме того, я замерзаю! А теперь можно мне войти?
Бренвен сделала шаг назад.
— Сегодня на улице действительно холодно. У меня разожжен камин в гостиной. Давай я повешу твое пальто.
Они сидели в разных углах кушетки и настороженно глядели друг на друга. Уилл думал, что Бренвен выглядит великолепно в джинсах, которых он никогда раньше на ней не видел, высоких, до щиколотки, мокасинах с бахромой и огромном пушистом желтом свитере. Ее волосы были заплетены в толстую косу, которая лежала у нее на плече, и она ее нервно теребила.
Она удивила его, сказав:
— Я думаю, хорошо, что ты здесь. Мне нужно было тебе позвонить, но я все время откладывала. Есть кое-что, о чем, я думаю, ты должен знать.
— О? — звук застрял у него в горле; она застала его врасплох.
— Уилл, — сказала Бренвен, не отрывая взгляда от его глаз, — я беременна. Я буду рожать ребенка от Джейсона.
— Ч-что ты сказала? — Его лицо посерело. Он чувствовал себя так, как будто враз лишился воздуха.
Ладони Бренвен покрылись холодным потом. Сказать об этом Уиллу оказалось гораздо, гораздо сложнее, чем она предполагала. Ей было больно оттого, что она причинила ему такую боль. Но она продолжала говорить твердо и ясно:
— Я сказала, что у меня будет ребенок. Ребенок Джейсона. Я была у врача, и он подтвердил это.
Уилл отвернулся. Все его надежды были перечеркнуты. Его жизнь только что была разорвана на части. Что он мог сделать? Его голос был похож на хрип.
— Ты хочешь этого ребенка?
Бренвен наклонилась к нему и протянула руку, чтобы дотронуться до него, но затем отдернула. У нее не было больше права прикасаться к нему. Она тихо сказала:
— Да, хочу. Очень.
— Понимаю. — Уилл вытер глаза рукавом. Все, что он приготовился сказать ей, полностью вылетело у него из головы. Он любил Бренвен. Он никогда не верил до конца в ее брак, который казался ему чем-то нереальным. Сейчас он чувствовал себя так, как будто бы она только что предала его в чем-то самом сокровенном. Он даже не мог заставить себя посмотреть на нее.
— Думаю, мне лучше уйти, — пробормотал он, поднялся с кушетки и, не видя ничего перед собой, направился к двери.
Мягкие мокасины Бренвен прошелестели по полу вслед за ним.
— Не уходи! Ты ведь даже еще не сказал мне, зачем пришел!
— Это больше не имеет значения, — сказал Уилл и, спотыкаясь, спустился вниз по ступенькам.
— Уилл… — прошептала Бренвен, глядя на него через стекло в дверях. Он слишком быстро отъехал от дома. «Все в порядке, — подумала она, — все должно произойти именно так».
Бренвен снова увидела Уилла через два месяца. Ее подруга Эллен Кэрью организовала их встречу, не предупредив ее об этом. Увидев в залитой светом комнате высокую мужскую фигуру, Бренвен почувствовала, как ее сердце упало.
Эллен решительно взяла Бренвен за руку и потащила ее вперед, объясняя на ходу:
— Ну же, Бренвен, не расстраивайся так. Да, я устроила эту встречу, но ты поймешь, почему я это сделала, когда услышишь то, что Уилл должен рассказать тебе. И для вас обоих будет гораздо лучше, если вы встретитесь здесь, чем в любом другом месте. — Она усадила Бренвен в кресло и улыбнулась Уиллу. — Не давай ей поссориться с тобой, Уилл Трейси, ты можешь просто обвинить во всем меня. Ладно, детки, мне нужно написать несколько писем в моей комнате, которая совершенно случайно находится в другом крыле дома. Пока!
Уилл встал, когда к нему подошли Бренвен и Эллен, и сейчас он снова сел.
— Как ты себя чувствуешь, Бренвен?
— Хорошо, — сказала она, бросив на него быстрый взгляд. Он был одет в непривычный для него традиционный темно-серый костюм, белую рубашку с шелковым полосатым галстуком. — Ты выглядишь отлично.
Он, в свою очередь, тоже не мог позволить своим глазам слишком долго задержаться на ней.
— Ты, э-э, не очень изменилась. Я хочу сказать…
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Это станет заметно через месяц или около того.
Между ними повисла неловкая тишина. Уилл думал о том, как ему стыдно из-за того, что он так сильно хотел, чтобы она потеряла этого ребенка. Бренвен думала о том, также испытывая при этом неопределенное чувство вины, что она солгала ему, когда сказала, что чувствует себя хорошо. Ей нелегко было принять тот факт, что она тяжело переносила беременность. Она не только не прибавила в весе, но и вынуждена была бороться за то, чтобы не потерять его. Еда вызывала у нее отвращение и не хотела задерживаться в организме, и она постоянно чувствовала себя истощенной. Она устало собралась с силами и спросила:
