Иштон, наконец, отпустил мои руки, слез с моих бедер, но свобода была лишь мгновением. Он положил свою руку на мое бедро, надежно фиксируя на месте, а вторая рука оказалась между ног.
Боже. Я никогда не думала, что у него такие… такие… длинные пальцы. Такие сильные и жесткие. Способные двигаться во мне так, что я забывала о том, что хотела бы ощутить что-то другое, а могла лишь бессвязно вскрикивать. Еще бы чуть-чуть — и я бы получила свое удовольствие, но Иштон словно почувствовал это. И сразу прекратил, заставив меня разочарованно застонать.
— Ты просила научить тебя послушанию? — вкрадчиво прошептал на ухо Иштон, а я едва не застонала снова — от предвкушения. — Перевернись на живот и встань на колени. Вот так, да, умница. Возьмись руками за спинку кровати. Крепче, Алисия, крепче. И держись изо всех сил, поняла?
Я сглотнула. Что он собирается делать? Зачем это все? Неужели, он собирается меня пороть?
Нет, не собирается. Я почувствовала прикосновение его бедер, почувствовала, что он снова проводит пальцами между бедер, словно проверяет — готова ли я принять его. Я облегченно выдохнула — всего лишь соитие. К этому я привыкла, а потому тело привычно расслабилось.
И очень вовремя. Иштон вошел одним движением. Сразу, до конца. И не давая мне времени привыкнуть, начал двигаться. Быстро, резко. Держаться за спинку и впрямь надо было крепко, иначе бы я точно ударилась головой об изголовье кровати.
Иштон двигался быстро, словно совсем не уставал. Заполнял меня до конца, выбивая из головы все мысли и оставляя чистое и незамутненное удовольствие. Впервые в жизни моя способность анализировать, моя привычка думать, мой стыд — все это испарилось.
Было ли мне страшно? О да! До дрожи в коленях, до рваных выдохов, до вздохов со всхлипами. Но этот страх был всего лишь приправой к удовольствию, обострял все чувства, заставлял вскрикивать каждый раз, когда Иштон двигался во мне чуть жестче.
И вместе с тем было четкое понимание, что скажи я Иштону прекратить, тот тут же остановится. Не знаю, с чего я это взяла. Может с того, что несмотря на бешеную животную страсть, несмотря на всю несдержанность Иштон оставался осторожен, не позволял перейти некую грань. Словно заботился обо мне на уровне инстинктов…
Казалось, еще чуть-чуть, совсем немного — и станет больно. Еще чуть глубже, чуть сильнее — и удовольствие превратится в пытку. Но этого не происходило. Иштон прекрасно удерживал меня в том состоянии, когда я получала удовольствие.
Странное.
Непривычное.
Но такое нужное.
Удовольствие, которое мне не дарили, а причиняли. Наносили.
Удовольствие, которым клеймили.
Удовольствие от полной беспомощности и чужой несдержанности.
У меня подгибались колени. Если бы Иштон не удерживал меня за талию, то я бы упала. Руки дрожали, но я держалась изо все сил. И стонала, почти кричала. Громко, неприлично. Мысли словно расплавились, воздух превратился в тягучую патоку и лишь толчки — быстрые и сильные — напоминали, что происходящее — реальность.
В какой момент я достигла высшей точки удовольствия, я так и не поняла. Собственно, как и не понимала, сколько времени прошло. Я пришла в себя на руках Эрона, который меня куда-то нес.
— Живая? — с каплей сочувствия спросил он.
О да. Я была живой как никогда. Все тело ныло как после интенсивных физических упражнений, но вместе с тем было расслабленно как никогда. В голове практически не было связных мыслей. Я хотела рассказать об этом Эрону, но с ужасом поняла, что из горла вырывается сип — кажется, я кричала так, что сорвала голос. Добродушный смешок Эрона заставил меня покраснеть еще сильнее. Покраснела и уткнулась Эрону в плечо. Стыдно-то как.
Уже позже, вымытая, напоенная какой-то настойкой для горла, накормленная и укутанная в плед, я нежилась в объятиях мужей.
— Алисия, точно все хорошо? — Иштон спрашивал уже не единожды. — Может… лекаря?
Я едва не рассмеялась. Заниматься любовью с Иштоном — это… сильно. И приятно.
— Иштон, скажи честно, ты напрашиваешься на похвалы. Конечно, сейчас я не готова повторить, но вот через пару дней…
Иштон облегченно выдохнул, а рядом рассмеялся Эрон.
— И сразу с двумя?
— Почему нет? Сначала пробовать, а потом решать, нравится или нет. Вы же сами меня этому учили? — хмыкнула я. — И как послушная жена я с удовольствием последую этому совету.
Белая бумага (от лица Иштона)
Я взял новые образцы бумаги. Отличное качество, не зря я дал этому ученому шанс. Точнее, шанс дала Алисия — наша прекрасная и мудрая королева. Этот ученый вечно тревожил меня по пустякам, но происходил из уважаемой семьи, потому я всегда соглашался провести аудиенцию. Однако после третьей встречи, когда мне не предоставили никакого полезного изобретения, я прекратил вслушиваться в болтовню, а потом отклонял предложения, просматривая поверхностно. Но в этот раз рядом была Алисия, которая после рассказа ученого попросила меня посмотреть предложение внимательно. Лишь только потому, что я очень хотел сделать ей приятное, я углубился в детали. И понял, что совет Алисии был своевременным — идея стоила моего рассмотрения, а также того, чтобы выделить на нее немалые средства.
Кто-то мне говорил, что мудрость приходит с возрастом. Раньше я бы с этим согласился, но сейчас, когда наша юная жена демонстрировала это качество с завидным постоянством, я понял, что мое мнение немного… устарело? Я усмехнулся. В моих-то годах осознавать ошибочность своих убеждений довольно странно, но в случае с Алисией — вполне приятно. Я бы сказал — волнительно. Давненько я не испытывал таких сильных эмоций по отношению к женщине. Наверное, со времен юности, когда только-только начинал познавать прелесть общения с представительницами противоположного пола.
С тех пор симпатии поутихли. К каким-то женщинам в нашей с Эроном жизни осталась симпатия, кто-то стал вызывать брезгливость из-за своей корысти или распущенности. Но все эти женщины были где-то… далеко. За плотным полупрозрачным стеклом. А вот между мной и Алисией не было этого стекла. От этого и чувства были непривычно яркими, сильными.
Сначала я почти испугался их. Подумать только! Я, великий король, тот, в ком наиболее сильно за последнюю сотню лет проявилась магия… и испугался своих чувств к законной жене. Абсурд же? Но было страшно, что мой холодный и пытливый ум вдруг спрячется, откажется в нужный момент действовать логично, поддастся женскому очарованию.
Пока я думал, что делать с этими чувствами, они все сделали за меня. Заставили прикипеть к Алисии, связать себя с нею. Ощутить, как приятно вновь испытывать легкое волнение в присутствии женщины, которой питаешь симпатию и уважение. Которая заставляет тебя беспокоиться. И которая беспокоится о тебе.
Да и разум не остался в стороне. Анализируя ее поведение, ее отношение к нам, к людям Далерии, к политике, к учебе, мой разум шептал мне, что Алисия — превосходная жена и королева. Лучшая, какую можно было бы пожелать.
Я сдался. Я влюбился. Я почти полюбил. А может и без этого «почти»? Что же, убрать это слово у меня пока не хватает смелости. Пока. Но чуть позже обязательно все изменится. Я смогу сказать, что чувствую не только себе, но и Алисии. Хотя и не уверен, что ей это нужно. Моя прекрасная умная королева судила людей по поступкам, а не по словам. И, боюсь, мои поступки выдали мои чувства с потрохами.
Я снова взял бумагу. Приятная на ощупь — нежная, гладкая. Вместо привычных всем серых клочков скоро далерцы получат белую, как молоко, бумагу. Белую, как кожа Алисии.
Я отложил бумагу. Кажется, мне стоит меньше работать. Или меньше думать о своей жене во время работы. Я встал из-за стола, щелкнул пальцами, чтобы погасить магический огонь. Я ведь еще не сказал своей прекрасной и мудрой жене спасибо за ее совет. Думаю, сейчас самое время.
Конец
