Что никто никогда не узнает.
— В любом случае, я просто хочу извиниться, если я вела себя немного… стервозно, — сказала она через мгновение. — Ты мне угрожала.
Я не смогла сдержать смех, который вырвался из меня.
— Я не могу себе представить, почему.
— Я тоже сначала не могла, — сказала она непоколебимо. — Но посмотрите, кто поймал этого парня.
Я сжала губы.
Малия смотрела на меня слишком долго, достаточно долго, чтобы я подумала о том, чтобы попрощаться и пройти мимо нее. Но прежде чем я успела это сделать, она сделала шаг ко мне, понизив голос.
— Но позволь мне просто внести ясность, — сказала она, глядя на меня свысока. — Я хочу, чтобы он был счастлив. Я оставлю его в покое. Но в ту секунду, когда ты оступишься, я буду здесь и буду ждать. — Она улыбнулась, изгиб ее губ заставил мой желудок сжаться. — И я обещаю, если я верну его… — Ее бровь приподнялась, когда она посмотрела на меня. — Он не вспомнит твоего имени, не говоря уже о том, зачем ты ему вообще понадобилась.
Моя челюсть сжалась, сердце подпрыгнуло от реакции "дерись или беги", которую, как я представляю, испытывали мои предки, когда их преследовал хищник.
Но я напомнила себе, что я не беззащитна.
У меня был чертовски острый язык.
— И я обещаю тебе, — сказала я, подходя к ней так же близко. — Что у тебя
не будет такого шанса.
Я мило улыбнулась, похлопав ее по плечу, когда протискивалась мимо нее.
Каждая молекула во мне хотела подпрыгнуть и победно вскинуть кулак в воздух, когда я вышла из уборной, но я сохраняла хладнокровие, медленно и спокойно возвращаясь в свой офис.
Никто не мог сбить меня с моего облака.
***
В первый понедельник ноября я практически гарцевала по кампусу, и резкого холода было недостаточно, чтобы стереть улыбку с моего лица, когда я нырнула в кафе и заказала свой обычный кофе. Когда у меня в руках был дымящийся латте, я повернулась к двери.
И врезалась прямо в Шона.
— Ух ты, — сказал он, ухватив меня за плечи, чтобы поддержать меня с улыбкой. — Полегче, ты собираешься вырубить кого-нибудь со всем тем солнечным светом, с которым ты прыгаешь.
Я рассмеялась на выдохе, заправляя локоны за ухо и выпрямляясь.
— Привет, — сказала я, и мгновенно мои щеки вспыхнули — не из-за тепла в кафе или моего латте, а из-за того, как Шон смотрел на меня, из-за того, как я полностью отшила его после ночи в его квартире, даже не написав сообщение, чтобы объяснить почему.
Он выглядел как нечто среднее между собакой, которую пнули, и беднягой, который пнул ее, а потом пожалел об этом.
— Привет, — ответил он.
Он засунул руки в карманы, окидывая меня взглядом, его брови сошлись вместе.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он через мгновение. — Счастливой.
— Да, — легко ответила я, и на моих губах появилась искренняя улыбка. — Я действительно рада.
— Хорошо. — Шон кивнул, сжимая губы, чтобы не сказать того, что он хотел
сказать, прежде чем это вырвалось наружу. — Ты… вы с Клэем расстались?
— Что? — Я нахмурилась, качая головой. — Нет.
— Нет, — невозмутимо повторил Шон. — Что значит ”нет"?
— Я имею в виду, нет, мы не расстались. Мы все еще вместе и… — Я улыбнулась,
качая головой. — Мы потрясающие.
Шон выглядел так, словно я только что ударила его в живот.
— Джиана, перестань… ты не дура. Пожалуйста, скажи мне, что ты не веришь
то, что ты только что сказала.
Мои брови взлетели до линии волос, и я недоверчиво уставилась на него на
мгновение, прежде чем развернуться на каблуках.
— Вау. Прощай, Шон.
Он последовал за мной, несмотря на прощание и мою попытку закрыть за собой стеклянную дверь, прежде чем он смог ее поймать.
— Он не подходит тебе, он не подходит и точка.
Я повернулась к нему лицом.
— Ты даже не знаешь его.
— Я знаю, как он к тебе относится, — сказал он, его нос раздувался, грудь раздувалась, как будто он был моим сияющим рыцарем, мчащимся, чтобы спасти меня. — Этого достаточно.
Я боролась с желанием рассмеяться, испустив долгий, медленный вздох.
— Шон, я обещаю — это не все, не так, как тебе кажется. Ты не..
— Не говори мне, что я не понимаю. Я видел, как он заставил тебя плакать, как он заставил тебя почувствовать себя никчемной и неуважаемой, когда его рот касался
тела другой девушки прямо у тебя на глазах.
Я боролась с решением, рассказывать ли ему обо всей этой уловке, но решила, что это не для него — или кого-либо еще.
— Мы все продумали, — продолжила я, протягивая руку, чтобы сжать предплечье Шона. — И мне жаль, что я втянула тебя в эту ситуацию. Мне не следовало этого делать. Это было неправильно с моей стороны и эгоистично. Но… теперь у нас все в порядке. Мы лучше, чем в порядке.
Шон покачал головой.
— Разве ты не видишь? Вот как работают такие парни, как он. Они будут давить и давить на тебя, пока ты не окажешься на грани ухода, а затем они сделают все возможное, чтобы заманить тебя обратно. Это он эгоистичный.
Моя защита усилилась, больше из-за Клэя, чем из-за себя.
— Я устала от этого разговора. Ты его не знаешь. Если уж на то пошло, ты меня не знаешь.
— Это не из-за того, что я не стараюсь.
Я выдохнула, хотя не могла отрицать, как его слова задели меня. Это было не похоже на меня — играть с людьми в игры, и хотя я на самом деле не собиралась этого делать — это было именно то, что я сделала с ним.
— Я должна идти, — сказала я. — Береги себя, хорошо?
Прежде чем он успел сказать еще хоть слово, я повернулась, направляясь к стадиону, и оставила его на тротуаре перед кафе. Мне было жаль его, за ту игру, в которую мы играли, которая так хорошо сработала. Мы одурачили и его, и Малию, и всех остальных вокруг нас тоже.
Но я стряхнула это с себя, решив, что лучше оставить все это в прошлом. И я продолжала плыть дальше, купаясь в своем сладком пастельном раю.
Глава 25
Клэй
Я совсем забыл о ней.
Возможно, это было неправильное выражение, потому что это звучало так, как будто я никогда не думал о своей маме — а я думал. Я думал о том, как мне не терпелось познакомить ее с Джаной, как она обрадуется, когда я скажу ей, что мы приедем домой на Рождество. Я подумал о том, как она бы готовила на кухне с Джи, учила ее готовить наши любимые крокеты с лососем и вытаскивала старые фотоальбомы со мной в детстве, пока я притворялся смущенным.
Но я забыл о том, что она уволилась с работы, потому что думала, что ее бывший позаботится о ней.
Я забыл, насколько она была измотана морально и эмоционально, как ей было трудно делать что-то большее, чем просто вставать с постели, не говоря уже о поиске работы. Я забыл о ее употреблении, о том, как я мог судить по ее невнятным словам по телефону.
Может быть, это было потому, что она не звонила после последнего раза, когда я взял студенческий кредит и отправил ей достаточно денег, чтобы прожить по крайней мере месяц, если не два. Может быть, это было потому, что я хотел надеяться на лучшее, что с ней все в порядке, что она работает над тем, чтобы найти работу и найти себя. Может быть, это было потому, что я был так поглощен Джианой, что просто не думал ни о чем другом.
Как бы то ни было, тот факт, что я забыл о ней, поразил меня, как удар сковородкой по голове, когда ее лицо осветило мой экран после тренировки в четверг днем в начале ноября.
Мой желудок сжался, по венам побежал ледяной холод, когда я уставился на слово "Мама" и почувствовал, как телефон вибрирует в моей руке. Это было эгоистично, как я не хотел отвечать, потому что я не хотел смотреть в лицо ее страданиям, ее боли, ее слезам.
И тот факт, что мне снова придется найти способ помочь ей.
У меня заканчивались идеи.
На сердце у меня было тяжело, в горле застрял наждачный комок, когда я провел большим пальцем по нижней части экрана и подключил наушники, направляясь к своей комнате в общежитии.
