И тут меня осеняет, как первые лучи сквозь облака в дождливый день. Между страхом потерять все, что у меня есть, напоминанием о том, что случилось с моей мамой, и всем, что находится между ними, я делаю выбор в пользу сегодняшней игры.
Я киваю, вытирая слезы со своих щек, и сажусь.
— Можно мне поехать с тобой на игру? Я хочу сама рассказать тренеру.
— Конечно. Тогда я останусь дома, чтобы позаботиться о тебе после игры, — заявляет она, вставая.
— И пропустить празднование Нового года? Ни в коем случае, езжай к своей семье. Со мной все будет в порядке.
Она поднимает на меня бровь, ее глаза цвета мокко закатываются.
— Ро, ты же знаешь, я не оставлю тебя одну с сотрясением мозга. Мой папа, как никто другой, поймет, и я могу просто поехать туда утром. Я ничего не пропущу.
— Я так сильно люблю тебя, Минни, — говорю я, и мои губы растягиваются в подобии улыбки.
— Я люблю тебя еще больше, Ро. А теперь давай снимем с тебя эти грязные штаны и сходим в душ.
Я следую за ней в ванную, где она помогает мне раздеться и принять душ, потому что я чувствую себя слишком слабой, чтобы сделать это самой. Как только мы обе готовы, мы садимся в ее машину и едем на стадион.
Я хочу написать Кэмерону, сообщить, что не буду играть и что сейчас происходит, но я так и не зарядила свой телефон, когда мы вернулись домой.
Прогулка от машины Жасмин до раздевалки отнимает у меня почти все силы. В голове пульсирует, и я чувствую слабость, как будто меня сейчас стошнит.
Я должна была идти по этому коридору с волнением и гордостью, но вместо этого я здесь, полная разочарования и страха.
Мы почти у раздевалки, где находится кабинет тренера, когда знакомое чувство начинает овладевать моим телом. Я вот-вот потеряю сознание, черт возьми. Дрожь пробегает по моей спине, все мое тело холодеет, комната расплывается перед тем, как начать вращаться.
Мои колени первыми коснулись земли, я все еще была в некотором сознании, прежде чем мое тело онемело.
— Ро! — я слышу крик Жасмин, за которым следует крик о помощи, когда темнота заполняет мое зрение.
Глава 36
Аврора
Когда я просыпаюсь, мое тело ощущается разбитым, слабым и голодным, рядом пищат аппараты.
После того, как я потеряла сознание, я продолжала просыпаться и засыпать, пока врачи скорой помощи перевозили меня в местную больницу. Я не завтракала, и из-за сотрясения мозга и стресса от последующих событий мой организм не смог с этим справиться.
Жасмин пыталась поехать со мной, но я отказалась. В моем полубессознательном состоянии я сказала ей сыграть за меня, так как я не могу. Это было единственное, что, как я знала, могло заставить ее остаться. Мне не нужно было, чтобы она приходила сюда и ждала, пока мне поставят капельницу и дадут отдохнуть.
Утром они отправят меня домой, так что ничего серьезного.
Я заставляю себя открыть глаза, и сначала мое внимание привлекает размытое изображение моего отца, сидящего рядом со мной. Его голова лежит на кровати у моих ног, его черные волосы, тронутые сединой, — знакомое и успокаивающее зрелище.
— Папа, — мой голос срывается, он дрожит после сна.
Он вскидывает голову и смотрит на меня, его голубые глаза наполняются эмоциями, когда он проводит рукой по бороде.
— Аврора, — вздыхает он с облегчением.
— Я в порядке, пап. Просто сотрясение мозга. Я приду в себя примерно через неделю, — успокаиваю я его.
— Аврора, ты хоть представляешь, до какого сердечного приступа меня довел этот телефонный звонок? Особенно в такой день? Известие о том, что мою малышку срочно доставили в больницу, потому что она упала в обморок после удара головой, — это не то, к чему я отнесусь легкомысленно.
— Я знаю, мне очень жаль. Очевидно, я не хотела, чтобы все так обернулось, и я расстроена, что причинила боль стольким людям, — говорю я, переплетая пальцы на коленях.
Папа кладет свои руки на мои встревоженные, успокаивая их.
— Кексик, не надо. Это был несчастный случай. Ты ничего не смогла бы сделать, чтобы предотвратить это. Дерьмо случается. Так говорят современные дети, верно?
Я хихикаю, потому что если и есть что-то, что мой папа может сделать, так это рассмешить меня.
— Я не расстроен из-за тебя. Я расстроен, что это случилось с тобой, вот и все, Аврора, — объясняет он, отчего тяжесть у меня в груди становится немного легче. Мой папа снимает очки и засовывает их в карман костюма. — Я хочу, чтобы ты кое-что знала, и, думаю, тогда ты все наконец поймешь.
Мое тело замирает в состоянии повышенной готовности к тому, что вот-вот сорвется с его губ.
— Что? — спрашиваю я, садясь прямее.
— Твоя мать гордится тем, какой ты человек, какой женщиной ты стала. И я говорю это в настоящем времени, потому что знаю, что это правда. Она каждый день смотрит на тебя сверху с улыбкой шире, чем это на самом деле возможно, из-за того, кто ты есть. Не то, что ты можешь сделать на поле, на своих тестах или на деньги на своем банковском счете, которых не так уж и много, — дразнит он, пытаясь разрядить эмоциональную баню, которую он только что мне устроил. — Тебе не нужно ничего ей доказывать. Я знаю, ты хочешь уважать ее мечты, и это очень мило, но если для этого потребуются все твои силы, стоит ли это того? Потому что так ты потеряешь все те части себя, которые твоя мама так любит.
Я не осознаю, что слезы текут по моему лицу, пока они не падают с подбородка на грудь.
— Я так сильно хочу попасть туда, потому что она так и не смогла. И не только поэтому, я хочу этого ради себя. Я хочу испытывать гордость, играя за свою страну, острые ощущения от игры против лучших игроков мира и оправдать всю эту тяжелую работу. И ради себя, понимаешь. Я люблю то, что делаю, так же сильно, как и она.
— Я знаю это, Кексик, но ты будешь в порядке, если не попадешь в команду? Что будет потом? — он задает вопрос на миллион.
Я поджимаю губы, глядя вниз на свои руки.
Буду ли я в порядке?
Когда-то я бы подумала, что ни за что на свете. Волейбол — это моя жизнь, но за последние несколько месяцев я поняла, что у меня есть и другие занятия, которые привлекают меня не меньше, чем волейбол, и что я могу проводить время, занимаясь любимым делом, за пределами своего основного занятия. Рисовать, проводить время с Кэмероном и моими друзьями, тренировать. Это наполнило меня радостью, зная, что нет никаких ожиданий, ничего не нужно делать, кроме как наслаждаться тем, что приносит мне счастье.
Волейбол делает меня счастливой, но с тех пор, как я оказала на себя такое давление, чтобы почтить память своей мамы, он тоже стал для меня стрессом. Нелегко избавиться от потребности быть лучшей, но это цель, над которой нужно работать. Я знаю, что могу сделать это при поддержке своих близких.
Я делаю глубокий вдох, затем снова поднимаю голову, уверенная в себе, когда встречаюсь взглядом с отцом.
— Я не буду лгать и говорить, что это не сделает мне больно, потому что будет ровно наоборот. Но для меня это не станет концом света, просто концом путешествия. И я бы задумалась о новом, которое хочу начать, — признаюсь я, закусывая губу, чтобы сдержать волнение.
Рот моего отца приоткрылся, брови приподнялись.
— А ну колись. Что это за идея такая, из-за которой ты так волнуешься?
Я смеюсь над тем, что он употребил слово «колись». Я качаю головой и продолжаю:
— Я хочу открыть и управлять учреждением для детей с ограниченными возможностями и тренировать их в различных видах спорта. Конечно, мне пришлось бы нанять других спортсменов, потому что не думаю, что смогла бы забить трехочковый в кольцо или попасть футбольным мячом по воротам. Я пока не уверена во всех деталях. Может, это могло бы привести к играм домашней лиги, даже к Паралимпийским играм? Кто знает. И даже если я попаду в команду, я все равно хочу двигаться в этом направлении.