— Дагер, — ответил мне мужчина. — Я видел его.
— Кого? — не поняла я.
— Густаффсона.
— Когда? — так и буду по слову вытягивать из него информацию.
— Вчера ночью. Я думаю, он…мертв, — прошептал он последнее слово. В голове вертелось масса вопросов, но он продолжил и всё прояснилось. — Я вижу их иногда.
— Так ты годи?**** — это редкость, да. И они бывают лишь среди тех, чьё рождение сопровождала смерть: спириты могли сами находиться меж двух миров, убить родами мать или один из близких отправился в Соляр, до четвертого уна его жизни, вариантов масса. — И что он сказал, ну, полковник
— Ничего, на туловище не было головы. Я просто знал, что это он, и знал, что он мертв.
— Что, Жнец тебя дери, ты делаешь в армии Дагер Бёрг? — разозлилась я. Хорошо, что сейчас нет военных действий, иначе от обилия мертвецов желающих поболтать, он просто бы спятил. — Тебе нужно в УТ*****.
— У меня нет денег на учебу, к тому же дядя был против, он считает, что я фантазёр, — выплюнул он последнее слово. Великие, да без должного обучения дар может быть утерян, или еще хуже — возобладает над ним.
— Мы закончим здесь и считай, твоя учеба дело решенное, в Стоунхельме все, у кого есть дар, учатся совершенно бесплатно. А твой дядя невежественный болван, и даже если он лишит тебя довольствования в ордене платят достойную стипендию, — всё это время я выбирала куда повернуть и после слов Бёрга решилась. К аромату свежевыпавшего снега, сосновой смолы и влажной коры примешивался едва уловимый, но отчетливый запах, дерущий в жажде схватке горло любому хищнику — медных монет.
Кровь.
*Гауптвахта (слэнг).
**Парад Лун — ЛаЛуна и Мун остаются на небосводе одновременно, окрашивая все вокруг зеленоватым оттенком. Время гона, наиболее удачное время для оборотней, чтобы найти пару, без настоек или пилюль удержать оборот невозможно.
***Закон суров, но он закон (лат.).
****Годи — жрец, видящий, некто вроде некроса. Годи может видеть прошлое и настоящее, обученый — будущее.
*****Утт — орден (лат.). Магический орден Стоунхельма.
Глава 5.
Людская глупость, вообще говоря, сильнее влияет на ход истории, чем людская злоба.
Небольшая охотничья сторожка показалась внезапно.
Снаружи домик был уютным и явно обжитым, но четкий запах несвежей крови портил благостное впечатление. Дверь, крепкая, сбитая из твердого дерева была сорвана с петель и болталась на нижней, заунывно поскрипывая на холодном ветру. С внутренней стороны она была испещрена глубокими рваными бороздами явно от огромных когтей. Страшные отметины были в хаотичных брызгах запекшейся крови и её было так много, что не прими я ранее слова Бёрга всерьез, сейчас поверила бы им безоговорочно.
В воздухе почти неуловимо пахло яростью, такой сильной, что вкус гнева и сумасшествия горчащие нёбо, не перебивали доминирующий аромат. Я поглубже вдохнула тошнотворную смесь запахов и перехватила поудобнее эфес меча, что уже некоторое время приятно холодил руку и слегка успокаивал расшалившиеся нервы, затем дала знак Бёргу приготовиться и шагнула в тёмный проем.
На первый взгляд в домике было пусто, на второй тоже. Но истеричные, грязно-красные брызги крови и обезглавленное тело в общем хаосе внутреннего убранства доказывали обратное. Вид трупа меня не испугал, дрожь скорее вызывал тлетворный запах разложения.
Когда мне исполнилось шестнадцать, мама уговорила отца дать бал в мою честь, подчиняясь идиотской моде высшего дворянства. Я просила родителей не тратить деньги, которых у нас и без того было немного, но матушка успела отрезать пути к отступлению — разослав приглашения, и мои сомнения были жестко отвергнуты.
На балу я блистала, многочисленные поклонники сравнивали меня с нераскрывшимся бутоном, а родительница предвкушающе потирала руки, как злодей во второсортной пьесе и составляла контракт на мою руку и другие конечности повыгодней. Чтобы покрыть долг, в который нас вогнал непомерный аппетит мамы, папа ввязался, как позднее выяснилось, в сомнительную, морскую аферу.
Его обезглавленное тело подкинули на порог нашего городского дома всего лишь через декаду после помпезного, ненужного мне праздника. Я первой нашла его — возвращалась с конной прогулки, на которую каждое утро отправлялась затемно. Именно тогда первый и единственный раз, мне довелось обернуться не в канун Парада лун, и именно тогда моя, в общем-то безоблачная до сих пор, жизнь разделилась на «до» и «после».
Убийц отца я нашла, как и заказчика, да только от жажды мщения и неподдающейся контролю ярости это меня не избавило, словно обжигающий яд, распространяющийся по венам, меня сжирало изнутри чувство вины. До начала учёбы я принимала пилюли, блокирующие вторую ипостась, на этом настаивали и мать, и дядя, слишком свирепой оказалась моя волчица, а сохранить в тайне моё имя и замять скандал удалось с большим трудом.
Туловище явно принадлежало Густаффсону, но несмотря на завораживающее доказательство насильственной смерти, которое на удивление ввело Бёрга в ступор, меня в первую очередь заинтересовало то, что я видела помимо смертельных улик. На полу был отчетливый пентос*, активный, судя по едва мерцающим линиям силы, и звезда явно была наполнена под завязку, если за несколько унов контур лишь ослаб, а не развеялся полностью.
Разрозненные листки бумаг, белыми проплешинами покрывающие место убийства, были исчерканы схемами и рунными закорючками, несколько стандартных амулетов усилителей были разбиты слегка или полностью, добавляя к смеси неприятных запахов еще один — концентрированной травяной настойки, но больше всего меня поразили стеклянные колбы и сосуды, в которых застывшие в формальдегиде (опять же спасибо чуткому носу, хотя для столь сильной концентрации, он больше мешал) мелкие твари изнанки нашли свою могилу.
Целые или по частям, отдельно скелеты и внутренности, кожа и зубы, больше всего стена, на которой стояли почти нетронутые банки напоминала практику в анатомичке медицинского курса, что каждый будущий офицер изучал три таля. Я подняла несколько листков и бегло просмотрела глазами, наблюдая как Бёрг делает то же самое. Мне кажется, я больше следила за его реакцией, нежели стремилась прочесть написанное на мятой бумаге.
Я опасалась того, что адъютант, прислуживающий в крепости не первый таль, прекрасно осведомлен о тех экспериментах с демонами, что проводит здесь командер Северного предела, но гневно раздувающиеся ноздри, сжатые пальцы и венка пульса, бьющаяся у виска, убедили меня в том, что Дагер и не подозревал о преступных пристрастиях своего начальника.
— Каким надо быть идиотом, чтобы творить запретную магию на территории разлома? — вслух удивилась я.
— Небо, я думал он охотится, — выдохнул опустошенный мужчина.
— Ты же понимаешь, что это не в нашей с тобой компетенции? Я не на столько сведуща в ритуальной магии, чтобы беспристрастно провести расследование, — он закивал. — Надо вернуться назад и отправить птичку в Особый отдел.
— Согласен.
Мы оставили всё как есть, лишь вернули на место дверь и направились к крепости, но оглядывались и прислушивались в несколько раз чаще и чутче.
— Как думаешь, — от волнения он забылся и обратился ко мне на «ты». Я была не в обиде и указывать не промах не собиралась, обстановка располагала, к тому же друг здесь мне не помешает, — что он пытался сделать?
— Точно не уверена, одно могу сказать без сомненья: пентос — звезда подчинения, еще я разобрала руны единения и подавленияскажи у него был зверь?
— Не знаю, — ответил адъютант. — На Луны здесь не принято бегать
Он хотел было сказать что-то еще, но тихий, уверенный голос Дагера потонул в леденящем душу вое, ни один из известных этому миру зверей не мог издавать такие звуки, а судя по громкости, тварь была не просто огромной — гигантской.
Я посмотрела на враз побледневшего мужчину и кивнула в ту сторону, откуда раздался ужасный звук, выбор у нас был небольшой: или встретить монстра лицом к лицу или подставить спины — чудовище явно напало на наш след и сейчас шло прямо на нас.
