Драко хочется разломать его дурацкие круглые очки пополам. И хорошенько зарядить по героическим яйцам. А после — проткнуть ему горло его же собственной волшебной палочкой. Он знает, что и на йоту не поколеблет несокрушимое моральное превосходство Поттера, даже если ему каким-то образом удастся всё это проделать, но он был бы не прочь попробовать.
— Пошли, — рявкает Поттер.
Что-то щёлкает в голове Драко.
— Что случилось с Грейнджер? — спрашивает он, пытаясь изобразить беспокойство. Но ему удаётся добиться в лучшем случае нейтрального тона, потому что он прекрасно знает, что Грейнджер не больна. Она наказывает его за то, как он завершил их свидание в прошлый вторник.
Выражение лица Поттера немного дрогнуло.
— Не твоё дело, Малфой, — резко бросает он, но в его голосе уже нет той самоуверенности, которая звучала несколько минут назад. Такая неожиданная вежливость сбивает его с толку.
— Я просто волнуюсь, — учтиво замечает Драко. — Она выглядела очень уставшей на прошлой неделе.
Он злорадно отмечает, что челюсть Поттера остаётся закрытой только благодаря усилию воли. Но в его глазах проскальзывает азарт любопытства. Драко терпеливо ждёт. Грейнджер научила его многим вещам, и не в последнюю очередь тому, что людям свойственно заполнять тишину.
— Она передала мне записку для тебя, — наконец бормочет Поттер и выуживает из кармана клочок пергамента. Он явно не собирался отдавать ему эту записку, но непривычная вежливость Драко выводит его из равновесия, и он пытается хоть как-то вернуться в колею.
Драко берёт её, не забывая пробормотать «спасибо», и, несмотря на то, что сам мучается от ужасного предчувствия, замечает, что Поттер хмурится в замешательстве, и его брови сходятся на переносице. Записка гласит:
Я действительно больна. Это не игра. Извини.
Г.Г.
— Чему ты улыбаешься, Малфой? — требовательно вопрошает Поттер.
— Ничему, — мягко отвечает Драко, засовывая записку в карман. — Она извиняется за то, что пропустила дежурство, вот и всё.
— С чего бы ей извиняться перед тобой? — возмущается Поттер.
— Может быть, потому что она хорошо воспитана? — спрашивает Драко, пытаясь сохранять максимально учтивое и невозмутимое выражение лица.
Поттер усмехается.
— И что она имеет в виду, говоря «Это не игра»? — спрашивает он.
Драко искренне потрясён.
— Ты читал записку? — выпаливает он, прежде чем успевает остановиться.
Подумать только, Поттер, такой герой и золотой мальчик, читает чужую переписку.
— Да, — оправдывается Поттер. — Она не запечатала её и не предприняла ничего в этом роде.
— А, — уклончиво реагирует Драко, возвращая себе самообладание. Как он мог забыть, что Поттер наделён даром совать свой нос куда не следует и вынюхивать информацию, которая его не касается, и он разочарован собой за то, что так открыто выказал изумление. Грейнджер, вероятно, ни капельки бы не удивилась.
— И вообще, — входит в раж Поттер. — Гермиона — моя лучшая подруга. У нас нет секретов друг от друга!
— Ну разумеется, — вежливо соглашается Драко и решает помучить его, демонстрируя невероятную любезностью до конца вечера.
Когда спустя несколько часов они снова подходят к двери Большого зала, Поттер выглядит так, словно находится на грани нервного срыва, и Драко почти рад, что Грейнджер не смогла прийти сегодня.
— Ну, вот и всё, — говорит он. — Спокойной ночи, Поттер. Приятных снов.
— Спокойной ночи, — бормочет Поттер и, отводя свои бешеные зелёные глаза, отворачивается, не в силах выдержать улыбку Драко.
Драко позволяет ему сделать несколько шагов по коридору и пускает в ход заготовку, ради которой сдерживался целый час.
— Кстати, Поттер! — окликает он, и Гарри нехотя поворачивается. — Удачи против Когтеврана в следующем матче, — весело кричит ему Драко.
Одно удовольствие — смотреть, как бесится Гарри Поттер.
— Заткнись, Малфой! — кричит в ответ тот.
— Так приятно смотреть, как вы с Чанг летаете вместе, — продолжает Драко.
— А-А-А-А-А! — ревёт Поттер, поднимая палочку. — Завязывай уже с этими тошнотворными ЛЮБЕЗНОСТЯМИ!
Драко задумывается о том, что некоторые вещи могут быть даже лучше секса.
— Что-то не так, Поттер? — невинно интересуется он.
— Я УБЬЮ ТЕБЯ, если ты не прекратишь!
Именно в этот момент двери Большого зала распахиваются, и на пороге появляется Дамблдор. Драко хотелось бы верить, что это совпадение, но он подозревает, что было бы слишком доверчиво с его стороны думать подобным образом о старом пройдохе Дамблдоре.
— Мистер Поттер, мистер Малфой. Какие-то проблемы? — мягко спрашивает он, оглаживая бороду.
— ОН ПОДОЗРИТЕЛЬНО ЛЮБЕЗЕН СО МНОЙ! — истерически восклицает Поттер.
Он уже опустил свою палочку, но продолжает тыкать пальцем в сторону Драко, вероятно, желая, чтобы тот превратился в острую пику.
— Это правда, мистер Малфой? — сурово спрашивает Дамблдор, но глаза его искрятся.
— Определённо, сэр, — светски улыбается Драко.
— Отлично. Десять очков Слизерину.
Выражение лица Поттера вызывает у Драко желание станцевать джигу прямо там же, посреди коридора.
— Тогда спокойной ночи, — говорит Дамблдор и остаётся стоять на месте, дожидаясь, пока они оба не разойдутся в разные стороны.
Нет, думает Драко, он совсем не прост.
Всю обратную дорогу до подземелий Драко шагает в приподнятом настроении, с удовольствием прокручивая в голове отдельные моменты вечера. Хорошее настроение не покидает его до тех пор, пока он не отправляется спать, сворачиваясь калачиком в своей холодной постели. После неприятного инцидента с Блейзом Забини на четвёртом курсе домовые эльфы больше не заходят в подземелья Слизерина. Поэтому слизеринцы вынуждены сами заботиться о том, чтобы наполнять свои грелки горячей водой. Драко, как правило, об этом постоянно забывает.
Но по вечерам во вторник он чувствует, как кипит его кровь, и его согревают воспоминания о её теле, и даже если он унижен и побеждён, всегда остаётся чистое, чувственное удовольствие. Он привык к этому. Хуже того, за последние две недели он привык к ней, к их резким разговорам, к их постоянным спорам о том, кто и что они есть на самом деле и чем они могут заниматься. Или не могут. А сегодня он не получил ничего — ни поцелуя, ни ядовитого комментария, ни саркастично приподнятой брови. И ему холодно.
Драко зарывает голову под подушку и пытается перестать думать. Но он не может, и мысли, как холодные сосульки, пронзают его мозг. Он не может избавиться от осознания того, что получает удовольствие и от самой игры. Победа по-прежнему важна, но внезапно оказывается, что не только она имеет значение.
— Этого не может быть, — шепчет он в густой мрак. — Этого просто не может быть.
Ночной мрак не дает ему ни утешения, ни совета. И в конце концов он засыпает.
Когда он просыпается, то дезориентирован. Ему приснился один из тех страшных кошмаров, которые кажутся реальными ещё несколько минут после пробуждения, и он не может точно вспомнить, о чём он был, что только усиливает чувство тревоги. Он помнит только ощущение, что был пойман в ловушку где-то во мраке, совсем один в голубом сиянии своей палочки. Там было темно и холодно, и желание не покидать узкий круг света от палочки заставляло его распластаться по стене, словно наколотую на булавку бабочку.
Ему начинает казаться, что он никогда не сможет победить в этом противостоянии. На этой неделе он постоянно наблюдает за ней, теперь уже скрытно, не ища встреч, но у них много совместных занятий, он видит её во время каждого приёма пищи и в библиотеке. Удивительно, но, несмотря на то, что его кожа зудит от её пристального взгляда, он ни разу не смог поймать его. И, хотя в его голове роятся тысячи вещей, которые он хочет сказать ей, он никогда не может застать её одну. Рядом с ней постоянно ошивается Поттер, или Уизли, или одна из тех тошнотворных, хихикающих девчонок, с которыми она, похоже, дружит. И их присутствие душит его так же верно, как если бы он подавился собственным языком.
