Я был весь покрыт потом и пылью, рушил молотом гипсовые стены и призраков прошлого.
— Разве? — спросил я лет двадцати с хвостиком. Всё выглядело так, будто на кухне случился взрыв.
— Иногда чтобы отстроить что-то заново, нужно сначала разрушить всё до основания. Хочешь помогу?
И вот так запросто мужчина, который спас мою жизнь, поднял молоток и помог мне сокрушить самые уродливые части моего прошлого.
В дверь позвонили, и я вскинул голову. Злость послушно отступила в свой уголок. Я подумывал проигнорировать того, кто там пришёл. Но звонок снова часто затрезвонил раз за разом.
Раздражаясь, я распахнул дверь, и моё сердце пропустило удар. Так всегда бывало, когда я неожиданно видел её. Часть меня, какая-то маленькая, слабая заноза глубоко внутри, видела её и хотела приблизиться. Как будто она была костром, манившим обещанием тепла и доброты в тёмной ночи.
Но я знал правду. Слоан не предлагала тепло. Она обещала ожоги третьей степени.
На ней до сих пор было чёрное платье и ремень с блёстками, которые она надевала на похороны, но вместо туфель на каблуках, которые поднимали её выше относительно моей груди, на ней были зимние сапоги. И моё пальто.
Она протолкнулась мимо меня, неся бумажный пакетик.
— Что ты делаешь? — потребовал я, когда она прошла дальше по коридору. — Ты должна быть у сестры.
— Следишь за мной, Люцифер? Мне сегодня не хотелось находиться в компании, — ответила она через плечо.
— Тогда что ты делаешь здесь? — спросил я, идя за ней в заднюю часть дома. Я ненавидел её присутствие здесь. От него на коже возникали мурашки, а желудок бунтовал. Но какая-то больная, дурацкая часть меня жаждала её близости.
— Ты не считаешься за компанию, — сказала она, бросив моё пальто на стол. Я гадал, пропиталось ли пальто её запахом, или же теперь, поносив его, она пахла мной.
Слоан открыла шкафчик, закрыла обратно, открыла следующий. Привстала на цыпочки. Подол её платья задрался выше по бёдрам, и я осознал, что она также сняла колготки. На одну краткую, идиотскую секунду я задался вопросом, не сняла ли она ещё кое-что, а потом заставил себя отвлечься от её кожи.
Я не знал, когда именно это случилось. Когда девчонка по соседству превратилась в женщину, которую я не мог выселить из своего мозга.
Слоан нашла тарелку и витиеватым жестом вывалила на неё содержимое масляного коричневого пакета.
— Вот. Мы квиты, — объявила она. Крошечный пирсинг с фальшивым бриллиантом, вставленный в крыло носа, сверкнул. Если бы она была моей, камень был бы подлинным.
— Это что?
— Ужин. Ты сделал маленький жест этим буррито на завтрак. Так что вот пост-похоронный ужин. Я тебе ничего не должна.
Между нами никогда не бывало «спасибо» и «не за что». Мы бы говорили эти слова неискренне. Существовало лишь желание уравнять чаши весов, никогда не задолжать друг другу.
Я посмотрел на тарелку.
— Это что?
— Серьёзно? Насколько богатым нужно быть, чтобы не узнать бургер и картошку фри? Я не знала, что тебе нравится, так что взяла то, что нравится мне, — сказала она, схватив палочку картошки и съев её двумя аккуратными укусами.
Она выглядела усталой и в то же время на взводе.
— Как Карен? — спросил я.
— Мама держится. Она проведёт ночь в спа с подругами. Сегодня у них маски для лица, а завтра все остальные процедуры. Похоже, это для неё безопасное место, где можно испытать грусть и… — Слоан на мгновение прикрыла глаза.
Я не привык слышать от неё столько слов без оскорблений.
— Облегчение? — предположил я.
Эти зелёные глаза распахнулись и впились в меня.
— Может быть.
— Он страдал. Это нормально — радоваться, что эта часть закончилась.
Она запрыгнула на стол и уселась рядом с моим фастфудом на ужин.
— Всё равно это ощущается неправильно, — сказала она.
Я потянулся мимо неё и взял картошку фри с тарелки. Это был лишь повод приблизиться к ней. Испытать себя.
— Зачем ты здесь, Слоан?
Даже украдкой подбираясь ближе, я всё равно отталкивал её. Эта динамика утомляла даже в хороший день. А сегодня просто изматывала, бл*дь.
Она взяла ещё одну дольку картошки и показала ей на меня.
— Потому что я хочу знать, почему моя мама приветствовала тебя как давно потерянного Уолтона. Почему она думает, что обязана тебе? О чём вы говорили?
Я не собирался начинать этот разговор. Если Слоан пронюхает, что я сделал, она никогда не оставит меня в покое.
— Слушай, уже поздно. Я устал. Тебе лучше уйти.
— Время полшестого вечера, ворчливая ты заноза в заднице.
— Я не хочу видеть тебя здесь, — правда вырвалась из меня с торопливым отчаянием.
Она прямее села на столе, но не попыталась уйти. Она всегда слишком комфортно терпела мой нрав. Это часть проблемы. Или она переоценивала свою неуязвимость, или недооценивала то, что бушевало за моим фасадом. Я не собирался позволять ей оставаться достаточно долго, чтобы выяснить, что именно было правдой.
Она склонила голову набок, отчего длинные светлые волосы скользнули по её плечу. Она изменила тон, сменив выцветший малиновый на серебристое мерцание на кончиках.
— Знаешь, о чём я думала сегодня на службе?
Она, как и её мать с сестрой, говорили перед толпой, красноречиво и эмоционально. Но именно одна-единственная слезинка, скатившаяся по щеке Слоан и вытертая моим платком, располосовала меня и оставила уязвимым.
— О десятках новых способов раздражать меня, начиная с вторжения в моё личное пространство?
— Как счастлив был бы папа, если бы мы притворились, будто ладим.
Пришёл мой черёд прикрыть глаза. Она нанесла удар с экспертной точностью. Чувство вины — это острое оружие.
Саймон был бы в восторге, если бы его дочь и его «проект» снова стали хотя бы дружелюбны друг к другу.
— Наверное, теперь уже нет причин начинать, — продолжала она. Её глаза не отрывались от моих. В её взгляде не было ничего дружелюбного. Лишь боль и горе, вторившие моим собственным. Но мы не будем скорбеть вместе.
— Наверное, нет, — согласился я.
Она сделала тяжёлый вздох, затем спрыгнула со стола.
— Круто. Выход найду сама.
— Возьми пальто, — сказал я, протягивая его ей. — Холодно.
Она покачала головой.
— Если возьму, придётся заносить обратно, а я бы предпочла не возвращаться сюда, — её взгляд скользнул по сторонам, и я знал, что у неё здесь тоже есть призраки.
— Возьми бл*дское пальто, Слоан, — мой голос звучал хрипло. Я пихнул пальто в её руки, не оставляя выбора.
На секунду мы были соединены кашемиром.
— Ты здесь из-за меня? — спросила она внезапно.
— Что?
— Ты меня слышал. Ты здесь из-за меня?
— Я пришёл отдать дань уважения. Твой отец был хорошим человеком, а твоя мать всегда была исключительно добра ко мне.
— Зачем ты вернулся этим летом?
— Потому что мои самые давние друзья вели себя как дети.
— И я не учитывалась в этих решениях? — настаивала она.
— Никогда не учитывалась.
Она отрывисто кивнула. На её очаровательном лице не было ни следа эмоций.
— Хорошо, — она забрала у меня пальто и просунула руки в слишком длинные рукава. — Когда ты продашь этот дом? — спросила она, доставая свои серебристо-блондинистые волосы и рассыпая их по воротнику.
— Весной, — сказал я.
— Хорошо, — повторила она. — Здорово будет ради разнообразия иметь славных соседей.
Затем Слоан Уолтон вышла из моего дома, не оборачиваясь.
Я съел холодный бургер и картошку фри вместо курицы, затем помыл тарелку и убрал обратно в шкаф. Следующим делом на очереди были стол и полы, которые я протёр, чтобы уничтожить все следы, которые могла оставить моя нежеланная посетительница.
Я устал. Это не было ложью. Мне хотелось лишь принять горячий душ и забраться в постель с книгой. Но я не лягу спать. Пока не ляжет она. Кроме того, надо сделать работу. Я поднялся наверх в свою старую спальню — пространство, которое я теперь использовал преимущественно как кабинет.
