18
Милана
Четыре следующих дня я ждала. Ждала, что Матвей вновь появится в доме, ждала весточки от него, знаков, попыток связаться. Ждала новых вопросов от Вандора и нравоучений Стэллы. Ждала, в конце концов, что в предчувствии долгожданной свободы не смогу вести себя с Вандором так же, как прежде: разговаривать с ним, ложиться по вечерам в постель и, главное, отвечать на его ласки. Я ждала… Вот только ничего не происходило. Вообще ничего. И, прижимаясь к Вандору обнажённой спиной, я ловила себя на том, что мне это нравится. Вот такие моменты расслабленного спокойствия в его руках, в его постели. Если бы только при этом я была вольна распоряжаться собственной жизнью…
Вечером четвертого дня Вандор вернулся рано и, стоило мне спуститься ему на встречу, бросил:
— Переодевайся, — взгляд его скользнул по мне от макушки до самых стоп, — мы едем ужинать.
— Ужинать? – переспросила я, глядя на него с непониманием. – То есть не дома?
Вопрос мой, очевидно, он посчитал дурацким, потому что перед тем, как ответить, посмотрел на наручные часы и лишь после — на меня, как-то снисходительно, как на неразумного ребёнка, которому приходится повторять дважды.
— Не дома, — наконец сказал он и подошёл так близко, что я могла бы коснуться его, протянув руку.
Ощутив его запах, тихо выдохнула. В ногах появилась слабость, а живот обдало теплом. С каждым днём я всё чаще испытывала подобное в его присутствии, и это меня пугало. С Матвеем ничего такого не было даже в моменты, когда он пытался гладить меня, когда целовал за ухом или в шею. Что я испытывала? Напряжение. Пожалуй, это самое точное определение. Я знала, что он хочет большего, что ждёт от меня большего, и меня это напрягало, ибо стоило перейти грань и… Как знать, на сколько хватило бы его выдержки.
— Надень бирюзовое платье, — мягко приказал он, касаясь кончиками пальцев края подола на моём бедре. – Шёлковое. Оно тебе очень идёт.
Пальцы его поднялись на пару сантиметров выше, и слабость моя усилилась. Это комплимент или что? И пальцы… Руки мои покрылись мурашками. Я смотрела на Вандора сверху вниз, отдавая себе отчёт: он прекрасно понимает, что со мной творится. Его глаза, чуть заметно искривлённые губы…
— Иди, Милана. – Он убрал руку.
Я нервно сглотнула, кивнула и, дурная от непонятной бури чувств стала вновь подниматься по лестнице. Знала, что он смотрит вслед, чувствовала его взгляд и боялась повернуться. Он действует на меня… Он будит во мне чувственность, его касания находят во мне отклик. Его голос задевает невидимые струнки внутри моего сознания, его запах волнует меня, его взгляд оплетает меня, подчиняет. И, что хуже всего, с каждым днём желания сопротивляться этому во мне становится меньше. Словно бы это не я становлюсь ему нужной, а он… Он становится нужным мне.
Дойдя до двери комнаты, я схватилась за ручку. Нет! Нельзя даже думать о подобном! Матвей нашёл меня и… А вот что «и», я не знала. Потому что как я ни противилась, слова Стэллы намертво врезались в память. Если Матвей перекупит меня, я стану его вещью. Вопрос в том, готова ли я стать вещью Матвея?
Вандор
— Вандор Александрович, — окликнул меня Артур в тот момент, когда мы с Миланой садились в машину.
Обернувшись, я увидел, что в руках он держит тонкую папку на застёжке.
— Для меня что-то есть?
— Как вы и просили.
Вот действительно – человек на своём месте.
Кивнув, я проговорил:
— Спасибо. – Забрал папку и всё же поинтересовался: — Есть что-нибудь интересное?
— Думаю, да.
Я кивнул. Милана стояла по другую сторону от машины и слышала разговор, а говорить о ней в её присутствии мне не хотелось. По крайней мере, на эту тему и до тех пор, пока я сам не разберусь с полученной информацией. Информация – это сила. Как силу применять, нужно решать в спокойной обстановке, а не на бегу. Тем более, если для этого есть возможность.
Я мельком посмотрел на девчонку. Распущенные волосы красивыми завивающимися локонами лежали на узких плечах и изящной спине, бледно-бирюзовое платье обрисовывало тонкий силуэт и высокую округлую грудь. До чего же хороша! Извини, отец… Должно быть, я уже давно понял, что не смогу отдать её. В тот самый день, когда впервые уложил её в постель, когда впервые ощутил её гибкое тело под собой. В тот самый момент, когда трахал её в первый раз и понимал, что у меня рвёт башню, что я дурею, теряю контроль.
Она обернулась ко мне. Руки её с аккуратными ладонями и длинными пальцами пианистки свисали вдоль тела. Пальцы… Мне нравились её пальцы. Нравилось, как она, стоя на коленях, обхватывает меня, как она вырисовывает подушечками незамысловатые узоры на моей груди и как, вскрикивая, впивается в мои плечи. Нравилось, как пальцы её касаются стекла бокала, как она заправляет за ухо прядку чёрных волос. Чёрт! Отцу придётся довольствоваться чем-то другим. К примеру, охренительным контрактом, что был заключен мною вчера вечером в то время, когда ему это не удавалось вот уже несколько месяцев.
Метрдотель в ресторане встретил нас у дверей и проводил в дальний зал. Всё то время, что мы шли вдоль тут и там раскиданных столиков, рука моя лежала на талии Миланы. На неё обращали внимание и мужчины, и женщины, пусть даже в открытую никто этого не показывал. Да, интерес она вызывала, хотя ресторан, куда мы приехали, относился к местам, доступным лишь состоятельной и весьма искушённой публике.
