— Я чувствую их. Много, очень много, — прислушиваюсь к себе и понимаю куда должен двигаться, — за мной, Равану пусть перебросит к нам Иримэ, скинешь координаты.
Открыл портал, основываясь только на своих ощущениях, шагнул в него и остолбенел. Спустя несколько минут Анкалим перекинула к нам и Малигос. У девушек тут же вырвались приглушенные не то вопли, не то рыдания.
— Святой Космос, Кай! — плакала Драконица.
— Что это? — шепотом спросил Аль-Надир.
— Это питомник, колыбель ящеров, — пояснил я.
Десятки сотен разноцветных яиц предстали пред нашим взором, то были нерожденные топазовые, аметистовые, изумрудные, алмазные и сапфировые драконы. Жизнь теплилась в них, я это чувствовал, ясно осязал.
— Но как они здесь оказались? — еще один вопрос, но уже от Эльфийки.
— Если бы я знал, я сожрал душу Сеттуриона, но не его сознание. На это у меня не было времени. А жаль.
— Нужно немедленно доставить их домой, Кай, — всхлипывая взмолилась Равана.
— Разумеется. Теона, слышишь меня? — и получив утвердительный ответ, продолжил, — Отследите мое местоположение, доставьте сюда медицинский персонал и портативные телепортаторы. Все найденные яйца изъять, но, пожалуйста, будьте предельно аккуратны. Это находка бесценна. Основной груз доставить на Каа, по одному образцу на Талан. Выполнять.
— Будет сделано, мой Архонт.
— Ладно, хорош тут прохлаждаться. Собирайте все, грузите на «Владыку» тела, улики, раненых и отправляемся домой.
— Как Шая, Кай? — осмелился задать мне главный вопрос Килиан.
— Больше никогда не спрашивай меня об этом. Для меня она умерла.
Вспышка света. Медицинская капсула, монотонное пиканье датчиков и жужжание нано-руки, тянущее ощущение внизу живота. Паника! Укол анестезии за ухо. И вновь мрак, наполненный неясными, болезненными образами.
Коридор. Руки, ноги и даже голова в крепком захвате, не могу пошевелиться. В глазах стоят слезы, от страха, от непонимания, где я и куда меня левитируют. От шока начинаю судорожно дергать конечностями, пытаясь проверить самое важное, но ничего не выходит. Снова укол, снова темнота.
Сознание потревожено резким не то каким-то хлопаньем, не то скрипом, безразличный механический голос въедается в мозг, как кислота.
«Внимание. Время приема пищи».
Одно и тоже, раз за разом. Без шансов. Приходится открыть глаза и медленно, превозмогая слабость, сесть на узкой, подвешенной в воздухе, койке.
Рука на автопилоте, повинуясь отработанной привычке за последнее время, легла на живот.
Нет!!! Нет-нет-нет-нет-нет!!! Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет всего лишь сон! Прошу вас! Умоляю!
Паника сносит все на своем пути, трясущиеся руки суматошно срывают оранжевую тунику и такого же цвета брюки. До гола, необходимо убедиться.
О, Космос! За что ты так со мной? Это же все что у меня было, это же все, что у меня осталось. Центр моей вселенной, самый прекрасный подарок. Ведь нельзя же подарить, а потом так жестоко отобрать! Ведь нельзя же?
Горе настолько сильно ударило по мне, что рыдания просто застревают в моем горле и я начинаю задыхаться. Хапаю воздух, но легкие отказываются работать. Зачем им теперь это? Все забрали, ничего не осталось. Пустая, сломанная, никому не нужная. Даже себе.
«Внимание. Время приема пищи».
Плачь переходит в вой, скатываюсь с кровати на пластиковый пол странной комнаты, обхватываю себя руками, в жалкой попытке хотя бы так уменьшить боль. Я обниму себя сама, раз больше некому.
Резкие вспышки воспоминаний, как уколы раскаленного до бела кинжала, бьют прицельно по мозгам и кровоточащему сердцу. Может быть, если еще раз, кажется в миллионный, прокручу все события в своей голове, то груз ненужности и предательства окончательно меня прихлопнет? Да хоть бы.
Та суббота, на Ра-Кратосе. Вот где я повернула не туда. Или еще раньше, когда доверилась по факту, незнакомцу?
Собирая вещи к побегу, я вдруг четко тогда осознала, что не могу просто так взять и сбежать, не поговорив, не предъявив претензий, не сказав, что люблю. Да, черт возьми, я собиралась наступить на горло своей гордости. Но не для того, чтобы клянчить внимание. Нет! Просто попросить свободы, раз я не нужна. Насильно мил не будешь — факт! И вот тогда, в злополучную субботу, я поняла, что не хочу держать подле себя насильно мужчину, который искренне и давно любит другую женщину. Я скажу ему все, без утайки, как на духу. Только пусть отпустит на Элео, там, вдали от него, мое сердце рано или поздно успокоится, а ревность заскучает вонзать в мое сердце свои ядовитые стрелы и отступит.
Прибывшему, после ухода Архонта, Ивоку я так сразу и заявила: «Не могу бежать, не по-человечески это. Какой-то детский и глупый поступок, не иначе». О, мои слова не понравились Вершителю, тогда-то я и увидела его истинное лицо: перекошенные от ненависти губы, зло сощуренные глаза. Хлесткая с оттяжкой пощечина, струйка крови от разбитой губы.
— Проблемы? — на пороге комнаты появилась Дипса, но я даже не успела попросить ее о помощи, как слова Ивока окончательно сбили меня с толку. Какого хрена тут происходит?
— Оставляй это тело, будешь теперь управлять ей, мне не нужны проблемы, когда выйдем в город. Будешь уходить окончательно, не забудь позаботиться о последнем свидетеле.
— С удовольствием.
После этих слов глаза Дипсы словно остекленели, а в мою сторону метнулась размытая, жуткая в своем обличие, тень.
Пришла в себя в каком-то холодном и сыром помещении, явственно напоминающем мне не то камеру пыток, не то склеп. Именно там рухнула моя вера в справедливость, в доброту, в любовь, в семейные ценности, в дружбу. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем я все больше убеждалась, что совершенна одинокая и никому в этом мире не нужная. Просто вещь, сосуд для выращивая биотоплива для сбрендившего полуразложившегося упыря.
Я узнала его сразу — мой страшный кошмар теперь обратился явью. Рядом с этой нежитью всегда находилась и женщина в черном саване, я почти никогда не видела ее лица, но постоянно слышала едва различимое бормотание на языке мертвых, а могильные четки в ее руках непрерывно щелкали бусинами. Ивок в моей камере появился лишь однажды, важно сообщая самые главные, по его мнению, новости: я беременна, моих детей убьют, а после родов я стану бесконечно оплодотворяться им же, пока опять не забеременею и так снова, и снова по кругу, пока сбрендивший трупачина не наберется сил, чтобы наконец-то оставить меня в покое.
Почти постоянно где-то были слышны душераздирающие женские вопли, горький плачь, мольбы, стенания и вой, будто раненого животного — теперь я понимаю, что это было. Так женщина прощается со своим убиенным малышом, зовет, умоляет хотя бы присниться, хоть на краткое мгновение, подарить обманчивое ощущение единения с частичкой себя. Громко, на разрыв, но совершенно напрасно. Никто не услышит.
И каждый божий день я ждала его, моего Каина. Бессчётное количество раз я представляла, как он придет за мной, спасет из страшных когтистых лап этих чудовищ, защитит и меня, и наших маленьких крошек, что уже начинали шевелиться в моем животе. О, эти, сначала легкие, порхания у меня внутри были единственным источником света в моем никчемном, наполненным отчаянием, существовании. Фантазии о его сильных руках, лучезарной улыбке и самых синих глазах на свете — дарили моей, уже почти почившей, надежде стимул держаться и продолжать жить.
На стене, куском от застежки своих туфель, я отмечала количество, проведенных в этих жутких стенах, дней. После четырех месяцев сбилась, беременность давалась мне легко, но с одолевавшим сном бороться было бесполезно. Там, в этих снах, я была рядом с ним — с Каином, я была нужна и дорога ему, там он любил меня. Но были и странные сны — голоса, будто звавшие, обещавшие помочь, сулившие избавление от мук и пленения. Там я верила им, знала, что на них можно положиться, но просыпаясь, опять впадала в отчаяние. И по новой — замкнутый круг ада на репите.
