Я встаю с постели, быстро чищу зубы и спускаюсь вниз по лестнице. Каждый раз, когда я иду по этой фантастической великолепной лестнице, мне с трудом верится, что я здесь живу, что это мой дом, потому что он на самом деле оформлен на мое имя. Я иду по мраморному полу и вхожу на кухню.
Сораб, восседает в своем высоком стульчике, наблюдая за отцом огромными глазами. Блейк разбивает яйца, как только я появляюсь на пороге, они одновременно оба оборачиваются, глядя на меня, и мое сердце наполняется гордостью — мои прекрасные парни.
Сначала я целую сына.
— Доброе утро, дорогой, — говорю я, потом подхожу к Блейку и целую его. — Я так сильно тебя люблю.
— Покажи мне, как сильно?
— Это не честно, так рано выворачивать мне руки.
Он громко смеется.
— Лана.
Мы оба поворачиваем головы в сторону Сораба, потом с удивлением переглядываемся друг с другом.
— Он сказал «Лана»? — спрашивает Блейк.
Я начинаю взахлеб смеяться.
— Я не могу в это поверить. Другие дети начинают лепетать, а мой сын сразу назвал мое имя.
Я подхожу к Сорабу, и присаживаюсь на корточки, чтобы мое лицо было на одном с ним уровне.
— Мама, — говорю я.
— Лана, — громко и настойчиво повторяет он.
— Ты упрямая штучка, не так ли? — я беру его на руки, он такой теплый и душистый, что я утыкаюсь в него носом, от него исходит запах молока. Когда-нибудь этот запах исчезнет, честно, я боюсь этого дня. — Звонила Джули с отличной новостью. Она с Вэнном кажется уладила свои разногласия.
Блейк отрезает немного сливочного масла и кладет его в кастрюлю, стоящую на плите.
— Ты думаешь, что это хорошая пара, не так ли?
— Благословенная небесами. Что мы будем сегодня делать?
— Хочешь немного позагорать?
Я сажаю Сораба обратно на стульчик.
— Что?
— Мы улетаем в Иль-де-Груа на выходные.
— Как так? Я не готова.
— Тебе понадобятся всего лишь бикини и некоторые туалетные принадлежности. Джерри встретит нас в самолет в два часа, Том будет здесь через час.
— Ты серьезно?
— Я никогда не шучу по поводу важных вещей.
Я с удивлением качаю головой.
— Давай. Будет весело.
— Ты никогда не задумывался, как бы сложилась твоя жизнь, если бы Руперт не пригласил меня в тот ресторан тем вечером?
Он вздрагивает.
— Лучше об этом не говорить.
Я подхожу к нему, прижавшись к нему всем телом, и чувствую его мгновенную реакцию.
— Ты жесткий и уже готов!
— А ты мокрая!
— И что ты собираешься с этим делать?
— Ты увидишь, после того, как я соблазню тебя лангустами и шампанским, и когда ты будешь лежать на песке, а солнце будет палить на твое голое тело, волны будут плескаться у твоих ног.
— Mнннн..., — и я чувствую запах горелого масла.
Он просто улыбается и снимает сковородку, переставив ее на другую конфорку.
Я поднимаюсь на цыпочках и целую его в кончик носа.
— Почему бы тебе не пойти в сад с Сорабом, а я тем временем приготовлю завтрак?
Он нежно проводит пальцем по горлу, его глаза наполнены страстным и яростным огнем.
— Пока я не встретил тебя, я никогда не встречал никого, кто был бы... настолько невинным. Ты никогда не поймешь, что случилось бы со мной и кем бы я стал, если бы мы не встретились в тот вечер, потому что ты слишком хороша... слишком чиста, слишком невинна, чтобы понять это. Даже, если я попытаюсь тебе объяснить, ты не поверишь мне.
— Но мы ведь встретились, — с улыбкой отвечаю я ему.
И за окном ярко светит солнце.
“В течение тридцати лет, мы будем еще иметь технологические средства для создания сверхчеловеческого интеллекта. Вскоре после этого человеческая эпоха закончится».
Вернор Виндж, Технологическая сингулярность.
«Сохранить человечество 500,000,000 в постоянном балансе с природой».
Скрижали Джорджии
http://en.wikipedia.org/wiki/Georgia_Guidestones
Бонусный материал
Блейк Лоу Баррингтон
Я знал, что что-то произошло. Знал, когда шел, ну, вам, наверное, знакомо такое чувство, словно кто-то дышит тебе в спину, я даже испытывал покалывание на шеи. Я побежал в сторону шатра все быстрее и быстрее. Но прежде, чем мне удалось добраться до входа, я уже услышал голос Виктории, которая истерически кричала. Какая-то медленно ускользающая часть моего мозга сказала мне, что ее не приглашали. Сквозь толпу, я увидел Лану, стоящую в загубленном платье, с руками, опущенными по бокам. И ее лицо... О Боже, ее лицо было совершенно белым, обессиленным, с опустившими уголками губ.
Совершенно опустошенное.
Я чувствовал себя мужчиной, выходившим из тридцатилетней комы. Мой разум совершенно был не в ладах с моим оцепеневшим телом, но отлично осознавал крах моего сердца и рев крови в барабанных перепонках, и демона, закручивающегося в моем животе.
У меня было все всего лишь несколько минут назад. Это было поразительно, насколько эффективно и тщательного спланированная свадьба была сравнена с землей. Более полного позора Лана бы не смогла испытать. Какой счастливой она была всего лишь мгновение назад.
Моей единственной инстинктивной реакцией было подбежать к ней, и увести ее подальше от этого бардака, в который превратилась наша свадьба, подальше от всех этих глаз, «чистых» тунеядцев, собравшихся вокруг нее, которые тайно радовались видеть ее униженной.
Я с яростью ненавидел их всех, но…
Но бесстрастная часть меня, которую мой отец безжалостно взрастил, подсказывала, что Баррингтон так легко не сдается. Я находился здесь, в окружающей обстановке, и она напоминала мне, как пуля попадает в оленя, который бросается из последних сил, спотыкаясь, пытаясь убежать, но падает сраженный. И тут появляюсь я, который по идеи, как маг, должен из шляпы вытащить не разлетающихся ворон, взмывающих в воздух от звука выстрела, а живого оленя, который не испытал всего ужаса, когда был ранен. Мне необходимо было показать мою любовь к ней, чтобы она смогла блестеть и затмить все.
Глубоко вдохнув, я двигался к ней, сожалея, что мои ноги не могли передвигаться быстрее, но по крайней мере, они в состоянии были двигаться. По-видимому они существовали сами по себе и хотели добраться к Лане, как можно быстрее. Мой взгляд уловил, как Куинн, защищая ее положил ей руку на плечо, видно, она даже и не почувствовала его прикосновение.
Она смотрела в толпу широко открытыми, стеклянными глазами. Она искала меня! У меня слезы навернулись на глаза, потому что из-за меня ей причинили боль снова. Моя голова была ватной, как будто я находился под водой, но при этом я дышал огнем. Я убрал поглубже свою вину.
