— Я не вижу ничего светящегося, — сказал Уркот, — особенно этого… шар'тая.
Щебеча, Гарахк поднес руку к груди, положив ее на сердца.
— Шар'тай подобен огню в сердцах воинов. Он придает смелости, придает силы. Чем он ярче, тем больше воин.
— Звучит так, будто ты говоришь о духе. Дух есть у каждого, воин он или нет.
— Нет, не дух. Как дух, но не то же самое. Это только для воинов. Если бы теневые охотники смотрели во все глаза, то знали бы это. Вы бы увидели сейчас. Для меня большая честь находиться здесь среди таких шар'тай.
— Даже после той войны для тебя большая честь быть среди нас? — спросила Ансет низким и жестким голосом. — После того, как ты наблюдал, как мы убиваем твоих друзей, твою семью?
— Мои слова были правдой, женщина, — сказал Гарахк. Он ударил себя кулаком в грудь. — Я воин. Ты воин. Я знаю тебя, даже без твоего золотого панциря. Ты шагала с ней и убила многих из моих. Но они также были воинами. Они встретили свою судьбу. Ни один воин не может сказать, когда погаснет его пламя или кто его погасит.
— Королева думает по-другому, — проворчал Телок.
— Твоя Королева-Кровопийца… — Гарахк зашипел и клацнул клыками. — От нее я узнал только одну вещь.
— Какую вещь? — спросил Кетан.
— Ненависть.
Очень быстро ярость Кетана опередила другие его эмоции, затвердела и стала чем-то более глубоким, чем-то более сильным, чем-то движущим — настолько сильно она выросла из его ненависти.
— Мои почитают наших врагов, — продолжил Гарахк. — Мы рассказываем истории о наших врагах. Я знаю много историй с войны, некоторым из них были свидетелями мои восемь глаз. Мы не ненавидим, мы благодарим. Спасибо за бой, за обучение, за шанс вырасти и стать сильнее. Только ваша королева заслужила нашу ненависть.
— Она также заслужила ненависть многих из нас, — сказала Ансет, опустив жвала.
Рекош обеспокоенно загудел.
— Но одной ненависти недостаточно, чтобы свергнуть королеву.
— Именно поэтому ты убил тех в черных мехах? — спросил Гарахк. — Ты даришь ненависть своей Королеве-Кровопийце и войну ее воинам?
— Это простой способ сказать это, но да, — ответил Кетан. — Только Зурваши заслужила мою ненависть.
Гарахк изучал Кетан.
— И ты ее, иначе ее в черных мехах не охотились бы на тебя.
— Не требуется многого, чтобы заслужить ее ненависть, — сказал Рекош. — Избежать этого гораздо сложнее.
— Не ненависть заставляет биться ее сердца, — сказал Кетан.
В груди Гарахка раздалось задумчивое ворчание.
— Немногие теневые охотники приходят на болото. Землю, где были рудники, забрала Кровопийца, и это место ничего не дает для твоих. Но когда они приходят, эти в черных мехах, они наблюдают. Иногда они забирают у нас — нашу еду, наши припасы, наши жизни. Все для того, чтобы мы помнили о ней. Итак, мы не забываем, что живем только потому, что она еще не решила убить нас всех, — он наклонился вперед, ближе к Кетану, и понизил голос. — Все это потому, что она хотела наши корни Мендера. Наша дайя сделала ей предложение. Наши корни на ее кристаллы. Долго ваши и мои воевали друг с другом, и всегда мы с удивлением смотрели на ваши кристаллы. Они, как шар'тай, заточенный в камне. Твоя королева забрала наши корни и даровала смерть. Поэтому я говорю, скажи мне свои слова, Кетан. Дай мне свой кахал. Почему она охотится за тобой?
Дай мне свой кахал— дай мне свою правду.
— Зурваши хочет, чтобы я был ее парой, — сказал Кетан. Даже спустя столько времени от произнесения этих слов вслух у него сдавило грудь, а внутри все скрутило узлом, несмотря на то, что пламя его ярости разгоралось. — Я много раз отказывал ей. Много раз бросал ей вызов.
Гарахк кивнул подбородком в сторону Айви.
— Ради твоего создания.
— Ради моей сердечной нити, — Кетан посмотрел на свою пару, и большая часть дискомфорта, вызванного разговорами о Зурваши, исчезла при виде нее. Все эти риски, все эти трудности были ради нее. Ради нее и их выводка. — Зурваши хочет убить и их тоже.
— На нашей территории такие существа не обитают. Кто они?
— Мы люди, — сказала Айви на языке вриксов, подходя к Кетану и становясь рядом с ним, расправив плечи и выпрямив спину. — И мы пришли очень, очень издалека.
— Он может произносить слова врикса, — Гарахк издал трель. — Хотя делает это еще хуже, чем вы, теневые охотники.
— Это вы плохо говорите, — пробормотал Уркот.
— Я должен бороться, чтобы понять смысл твоих слов, Трехрукий.
Уркот, казалось, собирался броситься вперед, но Рекош остановил его резким шипением.
— Я не приношу войну, — сказал Гарахк, снова поднимая ладони к небу. — Я приношу только шутку.
Айви положила руку на лицо Кетана и повернула его к себе. Черты ее лица были жесткими и серьезными, но в глазах еще теплился отблеск страха. По-английски она прошептала:
— Мы не можем терять время, Кетан. Нам нужно попросить его о помощи.
Кетан накрыл ее руку своей.
— Помощь? Они не напали. Просить о большем…
— Мы должны рассказать ему то, что слышали. Что сказали Когти, — она обхватила его лицо другой рукой и наклонилась ближе, отгораживаясь от остального мира. — Мы должны предупредить их и предложить нашу помощь взамен.
— Айви, это…
— Послушай, пожалуйста. Потому что… потому что ты знаешь это, но я не думаю, что ты действительно признаешь, пока это не будет произнесено вслух, — Айви глубоко вздохнула, казалось, ища его взгляда, и на несколько мгновений плотно сжала губы. — Мы не можем продолжать бежать, Кетан. Она не остановится, и мы не убежим от нее. Если мы будем продолжать в том же духе, она найдет нас, и мы определенно не сможем что-либо с этим сделать.
Он открыл рот, чтобы ответить, сказать ей, что она неправа, что они не могут остановиться, но не смог произнести ни слова. Потому что она была права. Он действительно знал это, и знал давно — задолго до появления Когтей. Он чувствовал это всем своим существом.
Сегодняшняя ночь только доказала ему, что он не может спорить.
Если он и знал страх раньше, то чувство, охватившее его в этот момент, было чем-то совершенно другим — чем-то невероятно большим и темным. Чем-то таким неизбежным, таким всепоглощающим.
Кетан мягко опустил руки Айви и повернул голову обратно к Терновому Черепу. Пристальный взгляд Гарахка был прикован к нему, выражая невысказанный вопрос.
— Моя пара сказала, что я должен попросить тебя о помощи, Гарахк, — сказал Кетан.
— Ах. Я не хочу нести тебе войну, Кетан, — сказал Гарахк. — Мир у тебя может быть, но помощь… это слишком много, чтобы просить.
— Я знаю, но я не прошу об этом, не предложив помощи взамен.
Гарахк защебетал, подергивая жвалами.
— Что ты можешь предложить? Вас мало, и вы мало что несете с собой.
— Королева-Кровопийца.
Жвала Гарахка опустились, а его руки снова сжались в кулаки.
— Она преследует нас, — продолжил Кетан. — Ее Когти сказали, что она отстала на два дня. Мы убили этих, но у нее их гораздо больше, и с ней также будут Клыки.
— Клыки… это те, что носят золотые панцири?
— Да, — сказал Ансет, делая шаг вперед. — И она научила многих из молодых подражать ее жестокости.
— Что это значит для меня? — спросил Гарахк, переводя взгляд с Ансет на Кетана. — Тех в черных мехах уже поглотила трясина. Она охотится на тебя. Мы не давали ей войны…
Кетан раздраженно фыркнул: то, что он собирался сказать, было правдой, и, произнося это, он почувствовал себя плохо.
— С ее стороны всегда будет война. Она всегда будет забирать, всегда убивать. Если не в этот день, то на следующий или через один после этого.
Гарахк хмыкнул. Он открыл рот и захлопнул его, щелкнув зубами.
— Если бы я подарила ей тебя и твоих, мы бы не боялись ее ярости.
— Независимо от того, есть ли у тебя еще семь или семьсот таких, как ты, ожидающих вокруг этого дерева, Гарахк, ты нас не возьмешь, — сказал Кетан, не в силах сдержать рычащие нотки в голосе. — Я вплетаю свои слова в узы. Ты нас не возьмешь.
