— Их уберут. Со временем. — Рафаэль делает глубокий вдох. — Может, к тому времени ты захочешь перерезать мне горло. — Муж берет мою руку и направляет ее к своей промежности. — Видишь? От одной мысли об этом я становлюсь твердым.
— Ты не исправим, Рафаэль, — фыркаю я сквозь слезы.
— Пожалуйста, не плачь, vespetta.
— Ты чуть не умер из-за меня. Снова. — Я провожу ладонью по его предплечью, мимо татуировки с кинжалами и змеей. — Почему ты не сказал мне, что это был ты?
На лице Рафаэля вспыхивает гнев. Он хватает меня за запястье и пристально смотрит в глаза.
— Поэтому ты вернулась? — Его голос низкий, в нем слышится угроза. — Если да, то можешь уйти прямо сейчас.
Я наклоняюсь так, что кончик моего носа касается его.
— Нет. Я вернулась, потому что люблю тебя.
— Почему? Как ты можешь любить такого манипулятора как я?
— Ты — манипулятор, и я люблю тебя, несмотря на это. А может, даже благодаря этому. Потому что тебе не всё равно. Даже когда ты утверждаешь обратное. Ты искренне заботишься о людях в своей жизни: о своих мужчинах, о брате, обо мне. Я обожаю ту яростную защиту, которая исходит от тебя, даже когда ты пытаешься ее скрыть. Ты готов пройти через любые преграды, чтобы защитить тех, кто тебе дорог.
Я убираю с его лица несколько прядей волос. Рафаэль смотрит на меня, не отводя взгляда, его глаза проницательные и оценивающие.
— Твоя сила воли и непоколебимая решимость, благодаря которым ты стал тем, кто ты есть, вызывают у меня восхищение, — продолжаю я. — А твое упрямство… Это просто невероятно. Мне кажется, я никогда не встречала такого упрямого человека как ты. Это очень привлекательно, знаешь ли.
Касаюсь его носа своим.
— Я влюблена в тебя, потому что никто другой не заставляет меня чувствовать себя так, как ты. Желанной. Любимой. Особенной. И это не связано с теми роскошными подарками, которые ты мне дарил. Скорее, это те рисунки на бумаге, которые ты оставлял для меня. Украденные инжиры. Царапины от ядовитого кустарника, потому что я попросила тебя спасти ту глупую кошку.
— Ты была очень настойчива, — отвечает он хриплым голосом.
— Да, это единственная причина, по которой ты это сделал. — Я улыбаюсь. — Ты заставляешь меня чувствовать себя достойной. Только рядом с тобой, Рафаэль, мне не нужно доказывать свою ценность. На протяжении всей жизни слышала, как меня называют красивой, словно я какой-то дорогой предмет интерьера. Привлекаю внимание, но легко забыть, когда зрители уходят в другую комнату. Лишь однажды ты сказал мне, что я красивая, но заставляешь меня чувствовать себя такой каждый день. Не снаружи, а внутри.
Рафаэль берёт меня за подбородок. Уголок его губ слегка поднимается в едва заметной улыбке.
— Ты сейчас напрашиваешься на комплименты, Василиса?
— Возможно? — Я щурюсь, потирая нос.
— Ты так прекрасна, что каждый раз, когда я с тобой, мне хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что ты настоящая. — Рафаэль притягивает моё лицо ближе к своему. — И снаружи ты тоже великолепна.
Из меня вырывается нечто среднее между смехом и всхлипом. Я кладу ладони ему на щеки и прижимаюсь к его губам.
— Я никогда не смогу простить тебя за то, что позволил себя подстрелить. И никогда не прощу своего отца.
— Не будь так строга к нему. На месте Романа я бы поступил так же. — Он прикусывает мою губу. — Он знает, что мы женаты?
— Нет.
— Уверен, он будет в восторге.
— Он немного поворчит, но…
— ЧТО?! — раздается громкий крик мужчины за дверью. — Эта сволочь заставила мою дочь ВЫЙТИ ЗА НЕГО ЗАМУЖ?
Дверь распахивается с такой силой, что ударяется о стену, и в комнату врывается разгневанный отец. Его лицо выражает не просто гнев, а безудержную ярость и дикое негодование. Он дышит глубоко и медленно, и с каждым выдохом из его груди вырывается звук, напоминающий фырканье быка. Ноздри его раздуваются при каждом вдохе.
— Ты! — рычит он. — Ты, интриган, лжец, вор… скотина.
— Роман! — визг матери раздается где-то позади него, и через мгновение она протискивается между отцом и дверью. Затем прижимает ладони к его груди. — Оставь их в покое!
— Я убью его! — кричит папа, пока мама пытается вытолкнуть его из комнаты. — Сдеру с него кожу живьем и повешу его шкуру в кабинете вместо занавески!
— Не обращайте на него внимания, — щебечет мама, улыбаясь нам через плечо. — Он просто очень рад этой новости и не может найти слов, чтобы выразить свое счастье. Не так ли, котик?
— И не думай, что для твоей шкуры воспользуюсь ножом, о нет, — продолжает кричать босс, пока мама маневрирует, отводя его назад. — Я сниму ее с тебя гребаной овощечисткой. Из тебя выйдут потрясающие занавески, Де Санти! И каждый раз, когда твоя кожа станет шуршать на ветру, я буду вспоминать твои крики!
— Мы вернемся позже, — шепчет мама с немного комичным, раздраженным выражением лица и захлопывает за ними дверь.
Я смотрю на Рафаэля.
Он самодовольно улыбается.
— Ну что ж… Не думаю, что в ближайшее время мы пойдем на рыбалку вместе.
Я смеюсь и целую его.
Эпилог
Рафаэль
Месяц спустя
Двухэтажный современный белый дом предстает перед нами, залитый мягким светом заката. Это дом моего свекра. Я ставлю машину на свободное место рядом с клумбой и выключаю двигатель.
— Помни, о чем мы договаривались, — говорит Василиса, поправляя макияж в зеркале солнцезащитного козырька. — Ты не должен злить моего отца. Он до сих пор сердится на тебя за то, что ты «украл» день моей свадьбы. Это будет наша первая… э-э-э… нормальная встреча с моей семьей, так что давай будем вести себя вежливо.
— Конечно. — Я забираю тюбик с тушью из ее рук и бросаю его на заднее сиденье.
— Эй! Что…
— Я буду вести себя хорошо. Но, думаю, мне нужен стимул. — Я отодвигаю свое сиденье назад, обнимаю тонкую талию жены и усаживаю ее к себе на колени.
— Рафаэль, мы не будем заниматься сексом на подъездной дорожке к дому отца.
— Нет? — Я расстегиваю первую пуговицу ее шелковой блузки. — Если ты забыла, мой врач сказал, что мне нужно избегать стрессов. А одна часть моего тела сейчас испытывает напряжение. — Я раздвигаю края ее блузки и нежно целую ее грудь.
— Мы можем заняться этим после ужина, — тихо произносит Василиса.
Я скольжу рукой по ее груди, затем опускаюсь ниже. Ее атласные трусики остались где-то в самолете. Я нахожу ее сладкий бутон и начинаю нежно массировать, сначала легкими прикосновениями, а затем увеличивая давление, прежде чем ввести палец в ее тепло.
— Передумала? — Продолжаю дразнить ее клитор большим пальцем, слушая тихие стоны удовольствия Василисы.
— Ага, — задыхается Василиса, оседлав мой палец и расстегивая мои штаны.
Я тверд, как камень, до боли. Я чуть не кончаю, когда она обхватывает мой член рукой. Степень моей одержимости женой не имеет себе равных. Ей достаточно прикоснуться ко мне или просто пригрозить перерезать мне горло — и я готов.
Просунув руки под ее задницу, располагаю ее над своим членом и начинаю медленно опускать эту невероятную женщину в своих объятиях. Удовольствие закипают еще до того, как оказываюсь в ней наполовину.
Василиса смотрит на меня темными глазами. Пронзительные. Немного дикие. Мои.
Мне все еще не верится, что Василиса принадлежит мне.
— Я не уверен, что смогу когда-нибудь показать тебе, как сильно люблю тебя.
— Ты уже показал, сумасшедший, — шепчет жена, вбирая в себя еще больше меня. — Попробуй провернуть подобный трюк еще раз, и, клянусь, я сама задушу тебя.
Мой член яростно дергается в ней, и я едва сдерживаю надвигающийся оргазм. Я вхожу в нее, заполняя ее полностью, и в то же время захватываю ее губы своими.
— Я люблю тебя, — говорит она мне в губы. — Очень, очень сильно.
Мое сердце скачет, как сумасшедшее, словно готово выпрыгнуть из моей груди. Я беру лицо Василисы в ладони, впитывая в себя ее вид, раскрасневшуюся и задыхающуюся, когда она скачет на мне, преследуя свое удовольствие с дикой безудержностью.
