— Дрянь! Дешевка! — шипит мать и обессиленная опускается на кровать. — Немедленно собирай свои вещи. Ты переезжаешь к тете Ирме! Пусть посмотрит, в кого превратилась ее племянница. Видеть тебя не хочу!
— Да, Анна, тебе нужно уехать, — устало произносит отец. — Сегодня мы подали документы на перевод в другой университет. Это единственный выход оградить тебя от нежелательной связи с каким-то проходимцем, что вскружил тебе голову.
Правильно, чтобы решить «проблему», нужно избавиться от «причины»…
Гениально, не так ли?
Глава 37
«Забыть… Отпустить… Не любить…»
Мирон С.
_______________________
Забыть… Отпустить… Не любить…
Целые сутки гоняю эти три слова в башке. Жду какого-нибудь внушения, чтобы данная установка сработала. Пора принять, что у этой истории нет и не будет счастливого конца. Все, блядь, запускайте титры. Здесь без хэппи-энда.
На этот раз точно сворачиваемся. Точка!
Забыть… Отпустить… Не любить…
Сколько раз я пытался Тихую остановить? Таскался за ней, цеплялся за любовь и клятвы, данные в моменты нашей близости. Жилы рвал, из кожи лез, чтобы доказать, насколько она мне дорога, жениться, блядь, был готов. Но так и не стал для нее тем человеком, ради которого она захотела бы остаться.
Похуй!
Реабилитируемся, справимся, подлатаем себя и будем жить дальше.
Наверное, мне нужно было получить свою порцию унижения, чтобы понять, что нет смысла биться в закрытую дверь. Не стоит привязываться, не стоит зацикливаться и пытаться вызвать ответные чувства. Не нужно пытаться доказать, что моя любовь способна нас спасти. Нет, не спасет. Покалечит обоих.
Любовь — это когда двое. Все остальное — иллюзия.
Чувство, которым я жил последние несколько месяцев, превратились в опасный токсин, который стопорит работу всего организма. Ломает, воспаляет, душит. И все мои мечты хлынули в жуткую реальность.
Я устал.
Все эти погони за нарисованным фантазией счастьем вымотали меня. Перемололо будто на мясорубке. Мы переоценили наши возможности, и неосознанная попытка идеализировать любовь закончилась полным провалом.
«Я иногда думаю, может просто показалось,
Может я сам выдумал то, что любовью называлось.
Может и не было вовсе этих ночей без сна,
И этого неба ванильного, рассвета, где рядом она.
И может так лучше, разбежимся, кто куда,
Оставим все как есть — я один и ты одна.
Да, пожалуй, ты права — мы сможем друг без друга,
И вроде все нормально, только голова кругом»… *
— Мир? Ты как? — в квартире снова появляется Чехов. Он реально переквалифицировался из друга в няньку. Кружит около меня сутками напролет, не дает захлебнуться соплями. — Задницу поднимай и поехали в сауну, — подняв с пола одежду, швыряет мне ее прямо в лицо.
Среагировать не успеваю. Сидя на кровати и облокотившись на колени, поднимаю на него голову. Шмот прилетает точно в морду, но я на это никак не реагирую и вообще слабо улавливаю то, что Писатель вещает, потому что в башке мысли о другом.
Невыносимо…
— Знаешь, что я понял, Герыч? — закусив губу, перебираю мысли в голове, пытаясь выстроить их в логическом и смысловом порядке. — Я больше не хочу испытывать ничего того, что чувствовал и продолжаю чувствовать к Тихой. Только сейчас догнал, что любовь — это на самом деле страх, тщательно сдерживаемый до лучших времен. Всегда смотрел на Султана, который спустя пять лет продолжает дуреть от имени Мария, и ржал над ним. Но судьба оказалась той еще циничной сукой…
— Мир, я, конечно, ни хрена не секу в этой штуке, — тянет Жора и садится на пол, напротив меня, — Но… Но может есть еще один шанс все исправить? Поезжай к Ане и забери ее силой из этой семейки. Тихая будет против, но если все это настоящее, прорветесь!
— Прорвемся? Да как, блядь?! — вскрикиваю и растираю лицо ладонями. — Она замуж скоро выходит, — с горьким сожалением качаю головой. Ладони вмиг холодеют, все тело наливается свинцом. — У меня нет сомнений, что Аня этого пса из Диснейленда не любит, но вся соль в том, что наших чувств оказалось недостаточно, чтобы она выбрала меня, понимаешь?
— Ничего в этой жизни не дается просто так. Сам же говоришь, что любит. Это ли не повод, чтобы сделать еще один шаг? Подумай об этом, брат, чтобы потом всю жизнь не пришлось жалеть о возможном упущенном моменте…
На секунду застопорившись, прокручиваю слова философа. Умеет же Чехов зацепить саму суть.
Сколько раз я пытался понять Аню. Сколько раз убеждал себя, что она действительно не может поступить иначе. Иногда искал оправдание происходящему в неправильной интерпретации чувств. А вдруг то, что мы испытывали друг к другу, не было любовью? Вдруг это была какая-то сумасшедшая страсть, граничащая с одержимостью? Я пытался найти смысл в каждом сказанном Тихой слове и действии.
Пытался…
Но, увы, так и не нашел.
Потому что это, блядь, любовь!
Именно любовь!
Да, мы оба чувствовали друг к другу что-то особое, не имеющее аналогов. Иначе не было бы так больно!
Подрываюсь с кровати и начинаю наспех собираться. В голове прокручиваю, что скажу Ане при встрече, выбираю определенное «козыри». Нервы натянуты, сердце на износ. Но я все равно делаю этот рывок, чтобы вернуть ее. Почему-то внутри появилась надежда, что все можно еще исправить, изменить.
Мы справимся! Должны справиться! Ведь чтобы добиться желаемого, всегда приходится чем-то жертвовать. Задвинуть гордость, пойти против установок, дальше которых никогда бы не шагнул, а порой случается отдать даже самого себя. И все ради любви. Ради счастья. Ради того, чтобы быть с человеком, который тебе дорог. И я готов заплатить столь высокую цену.
Порывисто бегу в прихожую, быстро одеваюсь, хватаю мобилу и выбегаю на улицу. Жора несется следом, не отставая ни на шаг, еще и подгоняет меня. С ходу снимает с тачки блокировку, с ходу залетаем в салон.
— Дай минуту. Надо выдохнуть, — говорю и закуриваю. Травлю себя никотином, глотаю его, словно кислород, но это помогает немного успокоиться и слегка унять тремор. — Если все пойдет хреново, отвлечешь чудаковатых предков, а я уведу Тихую, — снова затягиваюсь. — Хах, не думал, что когда-нибудь придется воровать девушку из дома ее родителей. Но после этого, Жора, я обязан буду на ней жениться, — усмехаюсь и сам, блядь, не верю в происходящее. — Ничего, справимся. Найду, что ей сказать, а потом сделаю все, чтобы Тихая ни о чем не жалела.
Ага, думал я…
Ровно до того момента, пока мне не прилетело последнее, финальное сообщение, которое и послужило тем самым весомым внушением, мощной оплеухой, хорошенько взболтавшей в башке мозги…
Тихоня: «Мирон, я уезжаю. Спасибо за все. Ты будешь моим лучшим воспоминанием.
П.С.: Я люблю тебя!»
Раз за разом перечитываю сообщение. Бегаю глазами по экрану и пытаюсь зацепиться за какой-нибудь знак или букву, которая изменит смысл написанного, но, блядь, ничего не выходит.
В ушах стучит, а перед глазами — черные пятна. В груди жжет. И я реально испугался, что могу отключиться, потому что меня с такой силой тряхануло, будто наступил на высоковольтные провода.
Ты будешь моим лучшим воспоминанием…
Что?
Что, мать вашу, она сказала?
Я для нее всего лишь воспоминание?
Все мое тело напрягается, руки сжимаются в кулаки. Сердце на пределе долбит, а компенсаторные механизмы уже не тянут нагрузку. Глубоко вздыхая, накачиваю себя злостью и ненавистью. Все, пиздец… Нет больше этого призрачного счастья, которое казалось таким реальным.
Трясущимися руками набираю номер Ани.
Гудок. Второй. Третий.
Нет! Она не может уехать!
— Возьми же, блядь, трубку! — рычу, не подбирая слов. Но гудки продолжают мерзко трещать на другом конце провода. — Тихая, чтоб тебя… Ответь! Аня!
А после седьмой попытки дозвониться, она и вовсе вырубает телефон.
Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…
