Взгляд Вани тоже прикован к Сазуки. — Вау.
— Вау, это правильно. — Деджона складывает руки на груди и хмурится. — К сожалению.
После песни все поднимаются на ноги и аплодируют.
Деджона сердито смотрит в сторону Сазуки и уходит. — Мне нужно выпить.
— Хочешь, я пойду с тобой? — Спрашивает Ваня.
— Нет, спасибо. — Деджона отмахивается от нее.
Мы с Ваней обмениваемся взглядами. — Как ты думаешь, что он ей сказал?
— Неважно, что он сказал. Важнее то, что он сделал.
У меня такое чувство, что она говорит не о Сазуки и Деджоне.
— Ваня. — Я беру ее за руку.
Она оглядывается назад с проблеском раздражения.
Ладно. С меня официально хватит этого дерьма. Я устал притворяться, что здесь нет проблемы.
— Встретимся на балконе через пять минут.
Она складывает руки на груди, привлекая мой взгляд прямо к ее декольте. Ее лицо накрашено, как у воина. Волосы зачесаны назад, а сильные скулы блестят, как лед. На ней платье, которое могло бы украсить любой подиум в мире. И, несмотря на все это, она все еще вызывает у меня раздражение.
— Выступление Деджоны окончено, — напоминаю я ей.
— И что? — Спрашивает Ваня, подходя ко мне так близко, что я улавливаю запах ее сладких духов.
Я игнорирую пульсирующее желание, которое просыпается у меня в штанах, и сосредотачиваюсь на разговоре. — Тебе явно есть что сказать. Так что давай выкладывай.
— Если мы уедем, ты затащишь меня в гостиничный номер. Думаешь, я тебя не знаю? — Она прищуривает глаза. — У меня нет времени на игры, Хадин.
— Тогда перестань в них играть.
— Это ты предъявляешь требования и ведешь себя так, — она понимает, что ее голос срывается, оглядывается вокруг со своей дурацкой угодливой улыбкой, которую она всегда носит, и понижает тон, — ведешь себя так, будто мир вращается вокруг тебя.
Мое тело напрягается от потребности прикоснуться к ней, но я сдерживаю этот порыв, как стая диких, необузданных лошадей. Прямо сейчас она пытается подтолкнуть меня к ссоре, но я не собираюсь заглатывать наживку.
— Пять минут.
Она оглядывает меня с ног до головы. — Что будет через пять минут?
— Ты собираешься выставить свою сексуальную, блестящую задницу за дверь на отдельный балкон.
Ее глаза темнеют. Она подходит ближе. — Или что?
Мой мозг на пределе. Она стоит со мной лицом к лицу. Все в ней истощает мое терпение. Ее аромат. Мягкость ее смуглой кожи. Бархатистая интонация ее голоса.
— Или я подниму тебя и отнесу туда. Не так, как я делал в Вегасе во время нашего медового месяца. — Я наклоняюсь, потому что мне нужно вдохнуть ее. Мне нужно больше ее запаха. Мне нужно больше ее кожи. Мой голос понижается до шепота. — Я собираюсь поднять тебя и перекинуть через плечо.
Она хмурится. — Почему пять минут? Почему бы не стать пещерным человеком прямо сейчас?
— Это для того, чтобы ты могла пойти и проведать Деджону. Я знаю, ты беспокоишься о ней.
Ее глаза прищуриваются, когда она смотрит на меня. Она опускает подбородок и направляется туда, где Деджона выпивает шампанское, как текилу.
***
Я выхожу на балкон первым. Луна спряталась за облаками, слишком боясь показать свой лик. Единственный свет, который осмеливается пронзать ночь, исходит от небоскребов по всему городу.
Тень проходит перед дверью, и Ваня выходит со мной на балкон.
Я закрываю за ней дверь.
— Это для того, чтобы никто не смог выбраться? — Она указывает на это.
Я сжимаю челюсти. — Скажи мне, что не так, чтобы я мог это исправить.
— Все в порядке.
— Ты избегала меня весь день и игнорировала мои сообщения. И это в порядке. Я думал, ты была занята в издательстве. Но сегодня ты не можешь смотреть мне в глаза. И ты вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к тебе. Я уважаю твое право злиться на меня, но я хотел бы знать, из-за чего ты злишься, чтобы я мог быть лучше.
Она скрещивает руки на груди. — Нет никакого ‘быть лучше’, Хадин. Ты продолжаешь вести себя так, как будто хочешь семью, но ты действительно перестала думать о том, что это значит для твоей жизни? Насколько это все изменит?
— Чем я занимался последние несколько недель, Ваня, если не подготовкой к созданию семьи?
— Я не буду принуждать себя к отношениям с кем-либо из-за ребенка. И я, конечно, не позволю одной глупой ошибке, которую мы совершили в Вегасе, повлиять на все мое будущее.
— Черт возьми, Ваня. Может быть, в ту ночь это была ошибка, но я не сожалею об этом. Я бы возвращался и женился на тебе снова и снова, если бы ты дала мне шанс.
Она медленно качает головой. — Ты говоришь от эмоций…
— Не надо. Не принижай мои чувства к тебе только потому, что ты не хочешь их принять.
Ее взгляд опускается на землю.
Я подхожу к ней, чувствуя, как между нами растет дистанция, и не зная, как ее преодолеть. — Ваня, я люблю тебя. Я влюблен в тебя.
— Нет, ты не влюблен.
Все внутри меня рушится.
Она поднимает подбородок и холодно говорит: — Я тебе нравлюсь, потому что я самый удобный вариант. Мы уже женаты. У нас уже есть ребенок. Ты втянулся в это. Но ты выбрал не меня.
— Это неправда.
— Мы были друзьями долгое время. Ты заботишься обо мне и о Проекте Вегас. Ты ошибочно перевел это как любовь. Но я взрослая женщина, Хадин. Не ребенок. И я приму только ту любовь, которая предназначена для меня. — Она постукивает себя по груди. — Не из-за какой-либо другой ситуации.
Наступает тишина. Тяжелая. Финал.
Ваня подходит к двери.
— Дело в том, что ты не веришь, что я люблю тебя, — шиплю я, — или в том, что ты не отвечаешь мне взаимностью?
Ваня замирает.
Я подхожу к ней, желая услышать ее ответ.
— Ваня? — Я подталкиваю.
Она по-прежнему ничего не говорит.
Когда я подхожу к ней, я замечаю, как она морщится от боли. Она обхватывает рукой живот.
Я хватаю ее за плечи. — Ваня, что случилось.
— Ах. — Она поворачивается и крепче обхватывает живот. — Это больно.
Кровь отливает от моего лица, а сердце начинает биться с перебоями. — Что болит?
— Ах! — Она падает на колени.
Я так сильно паникую, что начинаю трястись. — Ваня!
— Хадин! — Ее лицо искажается от страха, боли и ужаса. — Ребенок. Я думаю, что-то не так.
ГЛАВА 19
ТЕРЯЕМ ЭТО
ВАНЯ
Я не могу потерять этого ребенка. Пожалуйста. Пожалуйста. Нет.
В больничной палате прохладно, но одеяло от холодного пота все равно прилипает к спине. Я сворачиваюсь в клубок на боку.
Судороги прекратились, но я не знаю, хорошо ли это.
Я больше ничего не знаю.
Дверь открывается.
Я встаю, когда вижу своего акушера. Доктор Пума — красивый мужчина с загорелой кожей, яркими глазами и неистовым смехом, который звучит, как на декорациях большого Болливуда, в ярких сари.
— Почему твой муж ждет снаружи? — он спрашивает.
Потому что я делаю все возможное, чтобы увеличить дистанцию между нами. Потому что я больше не могу полагаться на Хадина. С этого момента все, что у меня есть, — это я сама.
— Я, э-э, я хочу сначала услышать новости наедине.
В последний раз, когда я вошла в больничную палату и услышала, что человек, которого я любила, ушел, мне показалось, что кто-то натянул мне на голову пластиковый пакет. Как будто я медленно умирала.
Если ребенка не станет, я хочу горевать в одиночестве. Я не хочу отдавать еще больше своего сердца в руки Хадина.
— А, понятно. — Доктор Пума косится на меня. — Вы двое в ссоре?
Это похоже на консультацию по браку? Я изо всех сил пытаюсь сдержать раздражение и сохранить ровный тон. — Доктор Пума. — Я кладу руку на живот и готовлюсь к новостям. — С ребенком… все в порядке?
Он улыбается. — Да. Судороги очень распространены в течение первого триместра. Помните, что ваше тело готовится к родам. Матка — это мышца. Она может сокращаться и вызывать дискомфорт. — Он поднимает свой планшет. — Ваша статистика стабильна. Похоже, все в порядке. Вам не о чем беспокоиться.
