-Слим сказал, что вы познакомились в больнице. У Оуэна там лежала бабушка, а с тобой произошел несчастный случай. Это так? – от его упоминания, у меня внутри все скрутило в тугой узел. Руки сжимали обивку мебели, но это не помогало. Боль от потери любимого человека и страшные картины жестокости, которую совершили над юным созданием, беспощадно терзали мою душу и разум.
-Можно сказать.
-«Можно сказать» не ответ. Что тогда произошло с тобой? – время моего выхода настало. Решительно поднявшись, я обошел разделяющую нас преграду и предстал перед ними.
-Она не ответит тебе – я смотрел только на Габи. Она едва заметно улыбнулась мне, и я кивнул в ответ. – Можешь идти, детка.
-Что? Ты не поступишь так со мной!
-Поступит. Или ты хочешь спровоцировать ее приступ? – теперь это и для него стало рычагом давления. Вернон сразу поник и успокоился, а Габи тем временем поднималась на второй этаж.
-И что, это всегда будет стоять между нами? Я когда-нибудь смогу поговорить с ней обо всем, не боясь последствий?
У кого ты спрашиваешь, мальчик? – мысленно обратился я.
-Я знаю ее, как никто. Все, что ты хочешь знать, можешь спрашивать у меня. Но без выпивки нам не обойтись. Пойдем – пройдя вместе к барной стойке, предложил присесть ему, а сам в это время доставал стаканы.
-Виски?
-Наливай – положив руки на столешницу, он опустил на них голову.
-Выглядишь не лучшим образом – поставив перед ним янтарную жидкость со льдом, сел напротив и сделал глоток из своего стакана.
-Чувствую себя так же. Тебе-то ей не пришлось врать, кто она такая и чьей дочерью является – Вернон опрокинул в себя алкоголь, и проглотил его. Немного поморщившись, протянул руку за новой порцией.
-Было время, когда я тоже заблуждался – налив ему, отставил бутылку в сторону.
-Ты? Не может быть – его сарказм распознал бы даже ребенок.
-Никогда не знаешь, кто прячется за овечьей шкурой – шумно опустив граненый стакан на стол, одним пальцем указал на меня.
-Вот за это ты и не нравишься мне. Слишком много умничаешь – я постарался скрыть улыбку, делая вид, что запершило в горле.
-Расскажи мне о ней. Как именно вы познакомились? Что произошло тогда с … – я понял его заминку. Он хотел сказать Крис. – С Габриэллой?
-Зови ее Габи. Так проще – мне нужна была минутка, чтобы понять, с чего именно начать. Ее я заполнил тем, что медленно допил свою порцию виски, наблюдая, как кубики льда понемногу растворяются в тепле напитка.
-Ей было тринадцать лет, когда ее всю разбитую и израненную привезли в больницу, где лежала моя бабушка, которая так и не пришла в себя после обширного инсульта. Уже не могу припомнить, зачем именно я спустился к ресепшн, но именно тогда я впервые увидел Габи. Того, что сделали с ней, мне никогда не забыть. Я даже не уверен, что видел перед собой человека. Скорее кусок отбивной, из которой продолжала литься кровь.
-Ты сказал, что это сделали с ней?
-Двадцать третьего сентября две тысячи первого года в резиденции Андроуса проходил закрытый прием в честь дня ее рождения. Но это конечно был лишь красивый фасад, за которым скрывалась истинная причина сбора всех тех людей.
-О каких людях ты говоришь?
-Крупные бизнесмены и политики. Элита, входящая в круг избранных. В общем, все те, кто попались на крючок Адама и ему подобных, а затем стали их марионетками.
-Я не понимаю… – тяжело выдохнув, сцепил пальцы рук перед собой в замок.
Разумеется, он не понимал. Весь мир считал Адама Андроуса крупной рыбой, ускользающей всякий раз от опасности. Он находился на выстроенном собственными руками олимпе больше пятнадцати лет, и ни что не могло скинуть его оттуда.
Его ненавидели и опасались. Ему завидовали и желали смерти. Но увидеть реальность, которую он прятал за блеском денег и роскоши, люди были не в силах. Только Лафара продолжали связывать с группировкой Черной розы. Не Адама.
Спустившись с высоко стула, я обошел столешницу, и, встав за спиной Вернона, склонился к его уху и стал нашептывать:
-Я говорю о том, что Андроус самый опасный из хищников, водящихся в водоеме денег и власти. За ним тянется шлейф из трупов и крови. Он не знает ни пощады, ни жалости. Даже к маленьким девочкам – я видел, как на его висках и шее выступили вены.
-Что он сделал с ней?
-Ничего. Только скрыл тот факт, что ее изнасиловали, а потом избили до полусмерти. Ему не нужно было расследование. Достаточно заткнуть рты всем в больнице своими деньгами и именем.
-Изнасиловали? – стакан, который был в его руках, падает на пол. В комнате раздается звук разбивающегося стекла, а затем Вернон встречается со мной взглядом. И я узнаю в его глазах прежнего себя. Только его рана не будет столь же глубока, как моя. Потому что его не было там. Как не было и тогда, когда я, ломая себя, завоевывал доверие девушки, которая, казалось, бросала вызов целому миру. Девушки, утопающей ежедневно в собственном саморазрушении.
Он не видел настоящего ада и поэтому никогда не узнает, насколько глубокие шрамы способна оставлять Габриэлла.
-Ты прекрасно слышал меня – я хотел было сходить за совком и щеткой, но услышал, как зашумели осколки под его ногами. Вернон схватил меня, останавливая.
-Так вот что ты имел в виду, говоря, что она знает о насилии.
-Я не только это имел в виду – выдернул руку из его захвата. – С ней случались вещи и похуже.
-Ты все мне расскажешь!
-Это сделаю я – думаю, мы оба вздрогнули от неожиданности, когда услышали ее голос.
-Габи?
-Мне надоело прятаться за твоей спиной, Лео. Я смогу это вынести – присаживаясь напротив стоящих нас с Вером, она складывает руки под грудью и начинает рассказ о своей настоящей жизни.
-С чего обычно начинаются истории? С момента, когда незадолго до рокового события, все было прекрасно? Или же с главной героини? Но это все будет неверным. Даже анализируя свое прошлое много лет подряд, я не нахожу нужных ответов – в доме наступила тишина. Двое мужчине не сводили взглядов с девушки, а та самая девушка, казалось, ушла в глубины собственной памяти. – Грейс Девон всегда была скупа на чувства. Она словно состояла из железа и льда. Суровая, чопорная, несгибаемая. Такой видели ее окружающие. Но не я. Для меня она была глубоко несчастной женщиной, загнанной в угол собственными амбициями и честолюбием. И, разумеется, что такая личность захочет видеть в дочери собственный идеал. Но Эвелин была другой. В ней бурлила жизнь, горела страсть. В пятнадцать, у нее были мечты… Но они разрушались, как песчаный замок при встрече с морской водой. И после уже ничего не было, как прежде.
