Мишка облегченно выдохнул: хоть что-то сложилось нормально!
Картофельное поле Самсоновых - восемь соток - начиналось от крыльца. Мишка с Олегом шли по соседним рядкам. Мишке привычная с детства работа давалась легко. Он копал бойчее, обгонял Олега. Потом по его рядку возвращался навстречу приятелю.
- Не надо! Зачем ты? Я сам! – хмурился Олег.
- Им так выбирать удобнее, сразу две гряды, - Мишка кивал на мать и бабу Зою, кидавших клубни в большую корзину.
Мать и бабка пытали гостя дотошными вопросами. Олег спокойно отвечал, что его мама работает учительницей музыки в школе, что отец давно с ними не живет, что у него есть старшая сестра и два племянника, а вот про Алину он говорить не станет: «спросите у Миши, а то я что-то лишнее скажу, мне потом Алинка разборки устроит». Мишка слушал, ухмылялся про себя: «конспиратор!» Косился на отца: видно было, что тому работа дается с трудом. Олег это тоже заметил:
- Отец твой устал. Иди, скажи ему, что – хватит.
Солнце поднялось выше. Квашеная свекла сработала «выпрямителем»: водочный дурман Мишку отпустил. Но на его место сразу навалилась тяжким грузом правда о вчерашнем предательстве. К часу дня они прошли четверть поля. Бабка ушла доить коз. Отец бросил лопату и выбирал клубни следом за Олегом. Все утомились, и разговоры затихли сами собой. Мишка на автомате налегал ногой на лопату, выворачивал куст за кустом, сгребал картофелины в кучку, а сам всё пытался уложить у себя в голове: что получается, они с Олегом больше не вместе?!? Всё, что еще вчера было его жизнью, рассыпалось в труху? От этих мыслей мерзко тянуло под ложечкой, словно он стоит на крошечном пятачке надежной опоры над пропастью. И любое, даже еле заметное, движение заставит его рухнуть вниз. Как его угораздило? Господи, зачем?!!? По-глупому, без души, ненужно… при Олеге!? Было страшно подумать, что он убил их любовь.
Бабка позвала обедать. Помогая Олегу пересыпать последнюю корзину в мешок, Мишка спросил:
- Как руки? Мозоли набил?
Но друг сделал вид, что не расслышал вопроса.
Стол накрыли на террасе. Баба Зоя налила парного козьего молока:
- На, Минечка, как ты любишь!
И Мишке дико захотелось стать маленьким мальчишкой и прижаться к ее переднику, как в давнем-давнем детстве, когда его заклевали соседские гуси. Еда была деревенская, добротная: борщ на свиной тушенке, картошка с жареной рыбой, молоко, домашний творог. Олег ел и хвалил.
- Вкусно? – улыбнулась баба Зоя.
Гость открыто посмотрел ей в глаза:
- Очень!
- А ты у нас в Сатарках невесту найди! Она тебе такие обеды будет готовить!... – подмигнула старушка. – У нас, знаешь, какие девки годные!? По молодости, гля, - шалавы подзаборные. А как жизнь уму-разуму поучит, такие жены верные из них выходят! Будет дома сидеть, детей рожать, рубахи мужу гладить!...
Отец перебил ее:
- Ма, ты не лезь. Зачем ему наши шалавы!? Он себе в городе культурную найдет.
На этих словах Олег бросил на Мишку быстрый ехидный взгляд, от которого у Мишки защекотало где-то в животе.
После обеда вернулись на поле. Работы было много. Работали молча. Часам к шести спины не разгибались уже ни у кого. Наконец, родители ушли готовить место в погребе, бабка - собирать гостинцы. Внуку сказала тоном, не терпящим возражений:
- Я петуха зарублю, возьмешь, Алина суп приготовит. Свиной тушенки дам четыре банки, капусты зимней два кочнА. И тебе, Олег, посылку наберу. Будешь в городе есть и вспоминать бабу Зою!
Олег благодарно кивнул, а когда она отошла, повернулся к приятелю:
- Самсон, ты на себя одного еды бери. Я все равно уеду.
Мишка болезненно дернул плечом:
- Олег, прости меня! Не уходи! Мне без тебя не жить!
- Вчера надо было думать.
- А зачем ты бросил меня там, зачем сказал «ебись»? Я ж пьяный был, надумал всякой дряни! …Лёля?...
Олег вспылил:
- А мне надо было подождать, пока ты ее прямо на столе разложишь?! И не называй меня так больше! Человека, которого так звали, уже нет. Он умер!
Мишка резко вскинул голову:
- Зато она меня - ХОТЕЛА! Понял? А ты – ни разу! Ты у нас супер-пупер-натурал. Всегда только сверху! Давал – раз в год, по обещанию. А не хотел – никогда! А я ведь тоже мужик!...
На последних словах Мишкин голос сорвался, и вышло совсем жалобно. Но Олег ледяным тоном процедил:
- Ну, и срослось у вас с ней? Поздравляю! Совет да любовь!
- Всё? Выкинул меня из жизни!? – в Мишкином голосе звучали злые слезы. – Ладно, хер с тобой! Я больше в город не поеду. Что там делать одному? Сидеть вечерами в холодной квартире? Спасибо, весной насиделся! Дала мне судьба шанс - я просрал. Значит, буду здесь спиваться. Травиться нитрокраской в малярке, четыре тысячи в месяц получать….
- Ты мне на жалость не дави! – взъярился Олег. – Я тоже не Рокфеллер. Но почему-то в грязи не валяюсь. …Как меня вообще угораздило тебе верить?! …Алкаш!
Мишку наотмашь ударили эти слова.
- …Нет, знаешь, я - поеду: у меня ж там машина, я ее продам! Здесь она ни к чему, здесь даже на бензин не заработаешь, не то что на ремонт…. А если продать – это ж сколько пить можно?! А ты не думал, что так обернется, когда мне дарил ее, правда? Сколько тебе хуев пришлось отсосать, чтоб на нее заработать? – Мишку колотило, он знал, что говорит страшное, но остановиться не мог. - А я ее пропью! С блядями! Потому что я – такая же блядь!
Он наступал на Олега всё ближе - ждал удара. Но тот воткнул лопату в землю, развернулся и ушел к меже. Пару минут стоял там, неестественно выпрямив спину и откинув назад голову, как делает человек, который хочет, чтобы навернувшиеся слезы не пролились из глаз. Потом - видно, не справился с собой - пошел прочь от деревни. Мишка проводил его горячечным взглядом, решительно крутанулся на месте и зашагал к мотоциклу. Вытряхнул на землю сумку с инструментами, выбрал большой гаечный ключ и начал откручивать гайку. Минут за десять открутились все, кроме одной. Одна – приржавела, заела и, последняя, не давала отсоединить коляску от мотоцикла.
- Куда собрался? – раздался над его ухом голос Олега.
- Не важно.
Олег зашел спереди и поставил ногу на обод переднего колеса.
- Не поедешь, пока не скажешь!
- Еще чего! – огрызнулся Мишка. – Ты мне никто! Обломишься командовать.
Олег крепко взял за руль двумя руками:
- Сказал: не поедешь.
Мишка с вызовом поднял глаза:
- Не бойся, я – недалеко! До элеватора. У него стена кирпичная, крепкая. И - дорога рядом. Разгонюсь и въебенюсь с размаху. И станет в этом мире одной проблемой меньше.
- Что за дурь? – Олег нахмурился.
- Здесь так принято, знаешь!? На моей памяти трое так закончили. Только коляску надо отцепить. Один комбайнер, дядя Жора, поехал с коляской. И не хватило скорости, чтоб насмерть. Лежал потом шесть лет парализованный, пока не сдох. А я так не хочу, хочу - сразу!
Упорная гайка, наконец, поддалась. Мишка, размахнувшись, отбросил ее в канаву, ударил ногой по педали, заводя мотор.
- Уйди с дороги!
- Не поедешь!
Мишка дернул рулем. Но Олег, стиснувший кулаки до побелевших костяшек, не отпустил, качнулся за мотоциклом всем весом. Мишка матюгнулся.
- Знаешь, я, конечно, не Арни,… - он захлебывался словами и задыхался, - но у меня в цеху каждая болванка весит двадцать шесть кило…. А ты на таможне ничего тяжелее кружки чая не держал…. Так что я – по-любому сильнее! И если мне,… чтоб сейчас уехать... придется тебе нос сломать,… то я сломаю. Будем драться?
- Будем! – твердо ответил Олег, глядя ему в глаза.
- Уйди! – крикнул Мишка в отчаянии.
Олег молчал, вцепившись руками в фонарь мотоцикла. И пальцы его дрожали от напряжения. Мишка бросил руль, мотоцикл завалился на землю. Олег подступил к Мишке грудь в грудь:
- Глуши зажигание! Надо поговорить!
Но Мишка вцепился ему в глотку:
- Да оставь ты меня в покое, сволочь! Чего тебе надо от меня? Катишься – и катись в Кострому. Чего здесь забыл?
- На что они тебя хоронить будут? На кредит? А им его дадут? Они ж еще за прошлый не расплатились! – Олег не говорил, а хрипел, потому что Мишкины руки тесно сжимали ворот его куртки.
- Ты поможешь! – прошипел в ответ Мишка.
- Я же уеду!
Мишка разжал руки и сделал шаг назад. Его нижняя губа дрожала. В голос прорвались умоляющие нотки:
- Пожалуйста, пусти! Ты ведь не простишь меня уже, ни за что. Какая тебе разница, что со мной станет?
Олег ответил, стараясь унять дрожь в голосе:
- Хватить истерить. Возьми себя в руки.
Мишка вскрикнул:
- Я же не Серебряков, чтобы так себя в руках держать!
- Уже не Серебряков? – тихо выдохнул Олег. – А раньше, вроде, говорил….
Мишка осекся и сник. Долго молчал, глядя себе под ноги. Олег также тихо продолжил:
- Мы с тобой завтра поговорим обо всем, хорошо?
