Да даже если бы и рассердился, Еву он и пальцем не тронет.
В какой-то момент осознал, что попусту себя накручиваю. Мало ли откуда кровь в ванной, которой пользуется девушка?!
Ей богу, как маленький!
Непривычный лязг новенькой металлической калитки заставил вздрогнуть. Поспешил навстречу. Это Семеновна с рынка вернулась.
- Егорушка, родной мой! Проснулся, милый?! Помоги мне, там сумки в такси остались.
- Конечно, Семеновна! – улыбаюсь я ей, забирая из рук пакеты и отставляя их на газон.
- Ключи возьми, - протягивает она мне круглую таблетку.
Открываю калитку, забираю из машины остальные покупки, заношу во двор.
Что-то неуловимо тревожит меня…
Смущает.
Но никак не могу понять, что именно.
Ворота в очередной раз противно хлопают, взрывая мои нервы.
Вот оно!
Вместо обычной кнопки, позволяющей беспрепятственно выходить со двора, установлен точно такой же, как и снаружи, электромагнитный кодовый замок.
Неприятный холод застревает между лопаток и въедается под кожу.
Что это значит?
Замок снаружи, понятное дело, защищает от проникновения на территорию посторонних. Но вот замок внутренний явно для того, чтобы без ключа никто не смог отсюда выйти.
Не успеваю додумать эту мысль. Семеновна отвлекает добродушной болтовней, интересуясь, как я выспался и хорошо ли позавтракал.
- А где Женева? – игнорируя ее вопросы, спрашиваю у старушки.
- Так, здесь где-то… где ж ей еще быть?
- В доме никого нет.
- Может во дворе?
- У бассейна тоже пусто.
- А на озере смотрел? Она любит бывать на Мрачном. Особенно по утрам.
- Ясно.
- Егор, - окликнула меня Семеновна у самой двери, - Постарайся не задирать ее, сынок… Отцу не понравилась ваша вчерашняя перепалка…
- Я ее и не задирал. Сама хороша!
- Егор, она просто маленькая запутавшаяся девочка…
- Ну раз ноги научилась раздвигать, значит, не такая уж и маленькая!
- Егор…
- И потом, пора взрослеть, раз замуж за мужика на тридцать лет старше собралась!
Не дожидаясь ответа сердобольной женщины, выхожу на задний двор. Иду мимо бассейна, вглубь перелеска в сторону Мрачного озера, примыкающего к нашему участку.
Оно по всем пунктам оправдывает свое название.
Окруженное высокими елями и соснами. Воды его темные, практически черные, солнце редко его освещает своими лучами, разве что ранним утром с восходом. Холодное, глубокое, с илистым засасывающим дном и ледяными ключами.
Мрачное.
Я бы даже сказал, гиблое.
Здесь никто не купается, и рыба тут тоже не водится.
Но отцу нравится.
И, будь я поэтом, обязательно бы сочинил красивое стихотворение о страшных тайнах Мрачного, коих на самом деле нет.
Во время второй мировой в здешних лесах было много партизан. Немцы обстреливали леса вслепую. Каким-то чудом в одну и ту же воронку трижды попали снаряды. Вот на месте образовавшегося котлована очень быстро возникло озеро, в него же потом фашисты сбрасывали трупы убитых русских солдат. Только все это на другом конце озера. Отсюда не видно, но там оборудован целый мемориальный комплекс.
В принципе, для тренированного пловца расстояние преодолимое, но воды в озере, несмотря на кажущуюся мертвецки спокойную гладь, коварны и обманчивы.
Девушка, облаченная в легкое черное платье, стояла на пирсе, вглядываясь в мутную темную поверхность, обхватив руками тонкие плечи.
Жутко захотелось приблизиться и самому обнять ее, забывая обо всем на свете.
Под ногами предательски захрустели тонкие сухие ветки, и Ева моментально обернулась.
Бледная.
Даже чересчур.
- Привет, Женева, - говорю, а сам изучаю темные круги под глазами.
Девушка лишь кивнула и не ответила ничего.
- Гуляешь?
Снова кивок.
- Хочешь поплавать? – второй раз уже замечаю, как она пялится – сначала на бассейн, теперь вот на Мрачное.
Молчит зараза. Отрицательно качает головой.
Бойкот мне объявила.
- Не хочешь со мной разговаривать? – спрашиваю в лоб.
Но Ева лишь неопределенно пожимает плечами.
Вот ведь маленькая дрянь!
Вчера не заткнуть ее было, а сегодня молчит, как партизан.
Подхожу вплотную. Гладкие дощечки пирса уныло скрипят под ногами. Стоим у самого края. Один шаг, и с головой уйдем в ледяную черную воду. Практически ощущаю ее тепло. Тону в аромате волос.
Как же хочется схватить в охапку. Сжать до хруста в тонких ребрах. Выдавить из ее легких отравленный отцовским ртом воздух и наполнить ее собственным вдохом. Собой.
От одной только мысли, что она была с ним… этой ночью… а возможно и утром, скручивает мышцы от боли, как наркомана в ломке.
Медленный вдох-выдох.
- Скучала по мне?
По глазам вижу, что понимает, о чем я говорю. О тех тринадцати месяцах, прошедших с нашей ночи.
Молчит.
Опустила вниз свои холодные серые глазки.
И МОЛЧИТ!
- Что ж ты сука-то такая, Ев?
Мы стоим так близко, но в то же время нестерпимо далеко. Чувствую ее и не касаюсь. Руки в карманы убрал от греха подальше. Светлая ароматная макушка под моим подбородком. Пара сантиметров и коснусь губами мягкого шелка.
Но не двигаюсь, убивая собственные желания, как Ирод Вифлеемских младенцев.
Ее дыхание щекочет мои ключицы, а светлые волосы, развеваемые ветром с озера, скользят по напряженным предплечьям.
Молчит.
Детский сад! Неужели нельзя просто поговорить?! Просто ответить на короткий вопрос?
Скажи «нет», «не скучала», «не вспоминала», Ева! Забей крышку гроба, куда я старательно запихиваю свои наивные чувства!
- Молчишь… - начинаю откровенно злиться и терять всякое терпение.
Поднимает на меня свои ртутные блюдца и кивает «да».
- Что да, Ева? Да – скучала? Да – сука? Да – молчу?
Кивает.
Да. Да. Да.
ОТЛИЧНО! Таки выбесила меня!
Что ж так сложно-то с тобой, птичка?
Но я заставлю тебя со мной разговаривать, малыш!
Хватаю в охапку и легко закидываю невесомое девичье тело в мутную воду, наслаждаясь пронзительным визгом и сладкими звуками собственного имени.
- Егор! – звонко кричит Ева и с головой уходит под воду.
Секунда.
Пять.
Восемь.
Пятнадцать…
ТВОЮ МАТЬ!
Глава 5.
Сбрасываю кроссовки и прыгаю вслед ровно туда, куда ранее бросил Еву, кляня сам себя последними словами.
Мне бы, идиоту, подумать о том, что возможно девчонка не умеет плавать. А еще о том, что на дне могут быть коряги и еще хрен знает что, потому что участок озера, хоть и примыкает к нашему дому и имеет пирс, но вовсе не облагорожен для пляжного отдыха. А сам я здесь плавал уже очень давно. Пожалуй, даже больше года назад.
Эти правильные мысли посещают мою дурную голову слишком поздно. Тогда, когда ничего изменить уже нельзя.
В мутной темной воде открывать глаза бессмысленно – увидеть что-либо нереально. Действую наощупь, интуитивно. Шарю вокруг руками, медленно опускаясь на самое дно.
Ноги утопают в мягком, но отвратительно мерзком иле. Ледяные ключи, бьющие из него, сковывают стопы могильным холодом. Вязкая мертвая пучина уже подобралась к коленям, когда вдруг я ощутил гладкое, твердое дно.
Не земля, не песок… Холодно… Скользко…
Размышлять не остается времени, потому что руки ловят тонкую талию и, оттолкнувшись, я изо всех сил, плыву наверх.
Первой выталкиваю Еву. Выныриваю вслед за ней. По ошалевшим глазам и жадному дыханию понимаю, что она в сознании, просто испугалась, а по хаотичным движениям тонких рук, напоминающим барахтанье беспомощного котенка, осознаю, что плавать маленькая птичка, действительно, не умеет.
Выталкиваю на пирс, вываливаюсь вслед за ней.
Мы лежим на скрипучих дощечках, тяжело дышим. Ева смотрит на вершины сосен, покачивающихся на фоне голубого безоблачного неба. Подбородок ее дрожит, губы плотно сомкнуты, она часто судорожно сглатывает, руки прикрывают живот, а ноги по колено все еще свисают с пирса. Все тело ее покрыто мурашками, сквозь промокшую тонкую ткань проступают затвердевшие от ледяной воды соски. Она вся словно замерла…
