— Не знаю, что тебе сказать. Влад, он… сама не понимаю.
— Красивый?
— Не думала об этом, — сморщилась, в глубине души понимая, что лгу. И вздохнула: — Красивый, и я его боюсь. Жуткий он какой-то, злой как маньячина. Еще хуже стал, чем раньше, представляешь? Надеюсь, встречаться мы будем редко.
— Я бы хотела на него посмотреть, — подмигнула Катька. — Да ладно, Вер, не куксись, я ж из любопытства. Был обычный мальчишка, я смутно помню его в школе. А сейчас вон какая шишка — богатый наследник, и все такое. Настоящий мужик из списка Форбс — и в нашей дыре! Интересно же! Я искала его в интернете, но фоток его нет. Только вот с мэром, но там непонятно ни черта.
— Влад не хочет разбивать девичьи сердца, смущать не хочет своей красотой, и на грех наводить, — съязвила, подтрунивая над любопытной Катей. — Вот и не выкладывает фотографии. А если серьезно, то ничего сверхъестественного: две руки, две ноги. Все как у всех.
— Зануда ты. Попроси я тебя расписать Кирилла, ты бы час трындела. А о Владе двух слов не вытянуть!
И с чего Катя взяла, что я настолько без ума от Кирилла? Да, он нравится мне своей веселой безбашенностью, но в подушку ночью я не рыдаю, шепча его имя.
Наверное, я вообще не способна любить. Может, поэтому я и мечтаю о сильных чувствах, что подозреваю, что не видать мне их?!
— Кстати, по поводу этого нищеброда. Антон и Кирилл зовут нас завтра в парк. Парное свидание, — зашептала Катя. — У тебя, вроде, как раз выходной. Репетиторства нет?
— Нет, — оживилась от перспективы. — Я пойду!
— О, а я уж испугалась, что придется уговаривать. Ну слава Богу, а то чокнуться можно от такой жизни, как у тебя.
Катя, как всегда, преувеличивает. Жизнь моя далеко не легкая, но кому, как не мне знать, что многим людям приходится гораздо сложнее! Да, мама болеет, да, приходится работать, но у меня есть крыша над головой и есть надежда — а это иногда все, что нужно человеку, пока он дышит.
Присмотрюсь к Киру, может, удастся полюбить. Я ведь нравлюсь ему, вижу, что нравлюсь. Вдруг он станет тем самым, от которого сердце будет радостно биться, ради кого я буду по утрам вставать, и птицей летать, парить как на крыльях?
— Так вы с Владом помирились?
— Можно и так сказать. Но, Кать, мы с ним и не ссорились, просто он невзлюбил меня с первого взгляда, едва увидел. Я-то хотела наладить отношения с ним, очень хотела.
— Да, я помню, что он был редкостной сволочью. Но одно дело — парень-подросток, а другое — взрослый мужчина!
— Ему двадцать четыре, — рассмеялась я. — Какой из него взрослый мужчина, я тебя умоляю! Избалованный сопляк — вот кто Влад. Папочка разбогател, а Владу лишь повезло. Не думаю, что он сам способен бы был подняться…
— Т-сс, — Катя расширила глаза — удивилась, наверное, от того, как я разошлась.
Но я в кои-то веки не хочу сдерживаться. Да, я сделала вид, что с Владом у нас перемирие, но обида моя, странным образом, лишь усилилась, окрепла, и подняла голову.
— … без папочкиных денег. Вряд ли он бы вернулся, если бы хоть чего-то стоил в бизнесе. Думаю, просто сплавили с глаз подальше, чтобы не мешал другим работать. Или просто отдали ему этот город, как игрушку: «Иди, сынок, налаживай работу, открывай новый филиал, чувствуй себя биг-боссом!».
— Какие приятные слова, Вера. Браво, я в восторге! — раздалось холодное, контрастным душем прошлось по нервам.
Влад.
За моей спиной Влад, вот почему Катя пыталась меня остановить! Плохо пыталась, хотя, когда меня несет, меня даже БТР не в состоянии к порядку призвать.
— Привет, Влад, — пропищала подруга. — Я пойду, наверное. Спасибо за маникюр, Вер, я… пойду. Пока-пока.
Катя встала, и чуть потрясывая руками с не до конца высохшим покрытием, быстрыми шагами направилась к кассе. Банально сбежала, а мне сбежать некуда.
Язык мой — враг мой.
Дьявол! Я ведь не злая, не агрессивная, но почему же я вечно попадаю впросак?!
— Прости, я в сердцах все это наговорила.
— Конечно, — невозмутимо ответил Влад, и сел на освободившийся после Катерины стул.
— Сделать маникюр? За счет заведения, — я замялась, опустила глаза, стыдясь смотреть на него.
Одно дело — высказывать все в лицо, а другое — вот так, за глаза ругать. Мелко это, подло даже, и с душком. От того и невыносимо стыдно — не только перед Владом, а еще и перед самой собой, что пала я настолько же низко, как и мои бывшие одноклассницы, шушукавшиеся по углам.
— С врачом я поговорил, затем и пришел, чтобы рассказать тебе. Могла бы и дождаться в больнице.
— Я на работу опаздывала.
— Я понял. Так вот, — по лицу Влада сложно понять — задел его мой треп, или нет, — мать можно в Израиль отправить через десять дней. С деньгами я все устрою в ускоренном режиме, но она не выживет. Готовься к этому.
Зажмурилась от этих ужасных слов, бьющих по нервам. Как я могу к этому подготовиться? И какого черта Влад говорит об этом страшном, как о чем-то будничном, словно мы памятный континентальный завтрак обсуждаем?!
Нельзя быть готовой к смерти близкого, в каком бы возрасте она не произошла. Может, будь маме сто лет, я бы… нет, даже тогда бы не готова была ее потерять.
— В израильских клиниках творят чудеса. Уверена, маму вытащат, Влад. Пусть, она не будет резво прыгать и бегать, но я хочу надеяться, что все это не зря.
— Значимость надежды преувеличивают, поверь мне, Вера. Готовиться нужно к худшему, а надеяться можно лишь когда есть шанс. И неплохой шанс, остальное для идиотов. Если бы я не пообещал тебе денег на лечение, сейчас, после общения с врачом, я бы не стал впустую спускать целое состояние, — спокойно и холодно сказал Влад, жестоко разбивая мое сердце.
Неужели шансов совсем нет?
— Я отправил историю болезни нашему лечащему врачу. Шансов нет, — дополнил Влад, словно мысли мои прочитал.
Он как специально хочет больно мне сделать, растоптать, уничтожить этой обыденной жестокостью, которая в каждом его слове разлита, в каждой черточке красивого лица — в спокойных глазах-льдинах, в густых бровях вразлет, в четко очерченных полных губах, которыми я невольно любуюсь все время, как полная дура, которой Влад меня и считает.
Нет, я отказываюсь верить в то, что шансов нет! Пусть надежда для полных идиотов, пусть.
Быть идиоткой — не самый плохой выбор в моей жизни.
— Спасибо, Влад. И еще раз прости за те слова, что ты услышал, — переступила через свою гордость я, а он кивнул в ответ.
Неужели и правда изменился? Может, я была излишне строга к нему, и судила по прошлому, не видя за сложившейся картинкой истины? Я ведь всегда считала, что каждый заслуживает второго шанса, так почему предпочитаю лелеять обиды прошлого?
Он нравился мне, я влюблена была наивной детской любовью, которую банально растоптало удочерение в семью Гарай и «теплый» прием Влада. Но сейчас… сейчас ведь изменилось абсолютно все!
— До завтра, Вера.
— До завтра…
Да, Влад не принял меня. Веронику, свою сестру, он любил, и винил меня в самом факте моего существования, считая подменышем. Но та его жестокость, с которой он втаптывал меня в грязь, смогу ли я по-настоящему это простить, и забыть?
Выхожу из салона, и уже жалею, что согласилась идти завтра на свидание. И не из-за испорченного настроения, а из-за проклятого чувства вины, которое всегда зудит, прожигая дыру в душе, что не для меня это. Не достойна я ничего хорошего. Не после того, что я сделала.
Ноги сами несут меня туда, где я так долго не была. В самое мое нелюбимое место, в место, где закончилось мое детство.
— Прости, Вероника. Прости меня, — прошептала гранитному памятнику, на котором изображена моя подруга — восьмилетняя девочка, которую звали Вероника Гарай.
Я всегда прошу у нее прощения, и этого всегда мало.
Отвечать придется все-равно.
Глава 7
— Какие нужны документы, чтобы маму перевезти? Влад сказал, что через 10 дней прилетит борт, на котором ее отправят в Израиль.
