Продолжай. Разрешь все. Возьми ее. Прямо здесь.
Я игнорирую эти мысли, осторожно извлекая яд, используя травы, чтобы успокоить и исцелить ее, пока они снижают температуру. Это нелегко, она кричит и вздрагивает и каждый раз убивает меня, но, в конце концов, худшее позади, и ее тело расслабляется, ее глаза закрываются на длинном выдохе.
— Я чувствую… — она обхватывает руками грудь, но не раньше, чем я замечаю, что на ее рубашке образуются двойные точки, заставляющие меня рычать и чувствовать вес моих яиц, свисающих низко. — Как ты это сделал? Я должна быть мертва, но я чувствую себя хорошо. Немного устала, но это все.
— Наша медицина не похожа на человеческую, — ворчу я, отворачиваясь, чтобы не смотреть на нее, чтобы не поддаться искушению.
— Так это правда?
— Что правда?
— Гейл сказала мне, что эта земля принадлежит Пакту, потому что двести лет назад они спасли город от болезней. Ты был там, да?
Я вспоминаю те ранние годы, когда мы прибыли на корабле и попытались найти место, которое мы могли бы назвать домом. Изгнанные охотниками с юга и востока, затем нашедшие землевладельца, достаточно жадного, чтобы продать его нам, и поселиться в Гавани Ульрика. Мы держались особняком, пока жители деревни не начали умирать.
Сначала нас обвиняли, пока мы не показали им настоящего хищника…
— Она сказала тебе, что это болезнь? — спрашиваю я, кладя руку на запястье Холли, щупая ее пульс, мягкие удары крови, текущей в ее венах, зажигают защитный огонь глубоко внутри.
— Да и нет. Она сказала, что в записи упоминается вампир, но даже с учетом того, что я видела, я не уверена, что могу поверить… — она замолкает, когда я поворачиваюсь, чтобы встретить ее взгляд. Читает ли она правду в моих глазах или чувствует потрескивающее электричество между нами, как и я?
Ее руки не двигаются с груди, и мне хочется сорвать с нее рубашку и уткнуться лицом в ее плоть. Отметить ее своим укусом, вбивая себя в ее тугую, спелую пизду.
— Тебе нужно отдохнуть. Я застелю постель свежими простынями. Ты будешь спать здесь, а я…
— Нет. Я не могу оставаться здесь… — ее голос становится паническим. Ее глаза бегают по комнате. — Я должна вернуться домой.
Я качаю головой.
— Я не выпущу тебя из виду.
— То, что ты хочешь, не является моим приоритетом, — она сверлит взглядом, опуская руки, давая мне возможность взглянуть на приз. — Ты не можешь держать меня здесь. У меня есть работа. Моя рация в моем крузере. Мой телефон тоже. Что, если я понадоблюсь моему дедушке?
Я прикусываю внутреннюю часть нижней губы. Мне нужно не спускать с нее глаз все время, с этого момента и до вечности.
— Это не тот риск, на который я могу пойти. Ты могла умереть. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то еще.
— Я большая девочка, — усмехается она. — Я могу позаботиться о себе. Мне не нужен массивный женоненавистнический неандерталец, присматривающий за мной, в любом случае спасибо.
— По мне так ты не выглядишь такой уж большой, — комментирую я.
— Да что ты знаешь? Ты был бы на голову выше и Снежного человека. И он был бы более цивилизованным, — прежде чем я успеваю ее остановить, она вскакивает и ищет свои ботинки. Я делаю шаг в ее сторону, и она выпрямляется, борясь со мной. Это мило, и из моего члена вытекает пульсирующая сперма. — Отойди, Джек. Не думай, что я не заметила, как ты пялишься на мои сиськи. Ты держишься на расстоянии или…
— Или что? Ты выстрелишь в меня? Твой пистолет на кухне, и я сомневаюсь, что твои навыки рукопашного боя охватывают борьбу с волвенами.
Я подаюсь вперед, и она отступает на несколько дюймов. И когда она говорит, часть бравады исчезает, и в ее голосе появляется неуверенность.
— Что… что ты делаешь?
— Все, что захочу.
— А что я хочу?
— И это я тоже сделаю.
Она прислоняется к краю стола, опираясь на сцепленные локти, но это не останавливает меня, когда мой член прижимается к ее животу, мои шары прислоняются к ее сладкому местечку, в то время как я помещаюсь между ее ног.
— Чего я хочу, так это вернуться домой, — говорит она.
Я качаю головой.
— Ты думаешь, что тебе пора домой, но ты не хочешь идти домой.
— Б-блять. Еще ближе и…
— Я отнесу тебя обратно в машину при одном условии.
Ее глаза широко распахнуты, стеклянные, они бегают по комнате.
— Какое условие?
Я ухмыляюсь, наклоняясь над ней и прижимая ее спиной к столу, пока она обхватывает меня ногами. Беру ее руки и прижимаю их к бокам. Черт возьми. Эти маленькие круглые шары ее груди вдавливаются, оставляя только торчащие соски, торчащие сквозь ткань ее рубашки, когда я наклоняюсь к ней.
— Это, — говорю я и беру ее губы в свои.
Я грубо целую ее, проникая языком в ее рот. Стараюсь, чтобы мои удлиняющиеся клыки не царапали ее, когда я углубляю поцелуй. Знаю, что должен замедлиться, но ее вкус заставляет меня продолжать, пока наши языки танцуют. Не знал, что это возможно, но мой член сильнее напрягается в штанах, проталкиваясь в ее сладкое место. Не хотел этого. И не хотел, чтобы она отвлекала меня, но мне кажется, что это нечто большее. Это потребность настолько глубокая, что мое тело откликается на каждый ее звук, каждое движение. Я болезненно осознаю, как легко было бы сорвать с нас одежду, чтобы оказаться внутри нее. Отталкиваю этого зверя, зная, что, если я попытаюсь зайти так далеко, она, скорее всего, убежит. Не то чтобы я возражал против погони, я слишком наслаждаюсь ее губами, чтобы искушать судьбу. Чувствую ее тепло сквозь штаны. Рычание вибрирует в моей груди, когда я отстраняюсь, чтобы понюхать ее, провожу кончиком носа по ее шее к уху.
— Я чую, что ты хочешь меня, — я провожу языком по мочке ее уха, наслаждаясь резким дыханием, которое она делает вместе со мной.
— Ты… ты можешь? — Холли задыхается, когда я прижимаюсь к ней.
— Да. Мне очень понравится узнавать тебя со всех сторон, но пока я соглашусь на то, чтобы заставить тебя кончить, зная, что это я сделал с тобой.
Я знаю правила и не собираюсь брать ее до тех пор, пока не сделаю это перед всеми остальными членами Пакта, но по мере того, как на меня нахлынет принятие, поскольку я неохотно оставляю позади любые сомнения в том, что это моя пара, я должен бороться, чтобы сохранить контроль. Тихие стоны и проклятия, срывающиеся с ее губ, когда я трусь о нее, говорят мне, что она чувствует то же самое.
Судьба пленных не берет.
Мои руки блуждают от ее обтянутых джинсами бедер, пока я не ударяюсь о подол ее рубашки, просовывая руки под нее, я сколжю вверх, пока ее рубашка не сжимается над ее грудями. Они вздымаются, когда она делает неглубокие взволнованные вдохи. Используя свои большие пальцы, я дразню и щипаю ее соски через лифчик, пока Холли не задыхается и не выгибается.
Если я не могу быть внутри нее, мне нужно хотя бы попробовать ее на вкус. Прежде чем она возражает, я дергаю лифчик вверх, обнажая ее розовые, напряженные соски.
— Ты чертовски вкусная, — говорю я.
— Ты только поцеловал меня, откуда ты знаешь?
— Потому что ты моя пара, и все в тебе восхитительно, — отвечаю я ей, наклоняясь вперед и щелкая языком по соску, прежде чем взять его в рот. Мы стонем в унисон, когда она прижимается своими бедрами к моим. — Ты была создана, чтобы быть съеденной мной, и когда-нибудь, скоро я это сделаю.
Вместо того, чтобы отстраниться, мои слова, кажется, усиливают ее удовольствие, когда она приподнимает грудь, прося большего.
— Я… я… — она заикается.
— Не волнуйся, теперь ты моя. Я знаю, что тебе нужно, — говорю я ей, глядя между ее грудей, когда ее взгляд из-под тяжелых век пронзает меня.
Я втягиваю ее другой сосок в рот, расстегивая ее штаны настолько, чтобы просунуть руку внутрь, мимо ее трусиков, чтобы найти ее ухоженную киску и ее влажный центр. Ее ловкость говорит мне все, что мне нужно знать. Играю с ее киской, дразня ее складочки, затем ее твердый комочек клитора, затем вниз к ее входу и обратно, пока она не начинает дрожать.
