Эти смерти будто прорвали плотину, и несколько следующих дней прошли в сплошных драках, изнасилованиях и убийствах. Профессора, доктора и академики самозабвенно резали, избивали битами, сжигали в барокамерах аспирантов, студентов и друг друга.
Когда «Ландау», наконец, отправился дальше, из 30 человек в живых оставалась только одна лаборантка. Да и та только потому, что в самом начале закрылась в медкапсуле и ввела себя в кому.
Общий вывод из инцидента сделали на закрытом заседании Президиума АН. Человек не должен читать других как книгу и не должен раскрываться сам. Чтобы не вылезло наружу хтоническое чудовище.
Два килограмма кристаллической пыли свалили в ящик со степенью защиты А9. Ящик засунули в сейф. А сейф спрятали в подвале Центра Хранения, где держали все самое опасное, от вируса ковида десятого уровня мутации до водородной бомбы.
Целый год после разговора с механиком профессор обивал пороги чиновных кабинетов, пытаясь достать образцы властианской золотой пыли и пытаясь объяснить перестраховщикам, что ее использование на животных не представляет опасности. Наконец, ему это надоело, и он забрался на «темную сторону». Так называли преступную галактическую инфосеть, где можно было нанять киллера, хакера, целую армию киллеров и хакеров, найти подельников для ограбления или купить всё, что угодно, от наркоты и малолетней секс-рабыни до пиратского боевого крейсера размером с Луну.
Двое найденных там начинающих бандитов — толстяк с погонялом Хохотун и хамелеонистый катрианец по кличке Крысеныш, — быстро справились с заданием, выкрав из хранилища двести грамм пыли.
Чтобы замести следы и не оставлять свидетелей, профессор сдал бандитов Второму Капитану, который любил на досуге забавляться с преступниками. Тот запер их в комнате пыток, заверив профессора, что выйдут они оттуда только по частям.
Заполучив пыль, профессор оборудовал в подвале офиса спецлабораторию, изменил конструкцию приемника так, чтобы излучение от пыли было строго направленным и не выходило за пределы целеуказательного луча, и, взяв в помощницы одну только лаборантку Юлечку, принялся за работу.
Лаборантка Юлечка была немного тупенькой, но очень исполнительной блондинкой. У нее было целых шесть достоинств — длинные ноги, в меру широкие сочные бедра, круглый тяжелый зад, осиная талия, крупная стоячая грудь идеальной формы и красивое кукольное личико с пухлыми губками. И всего один недостаток, — она была девственницей и собиралась хранить себя до замужества. Любые попытки напоить, уболтать, завалить, нагнуть, задрать и отодрать кончались истошным визгом и извинениями. Короче, Юлечка доставляла профессору исключительно визуальное наслаждение. Ему нравилось смотреть, как она тянется, чтобы достать с верхней полки микроскоп (лабораторный халат в этот момент задирался и демонстрировал над чулками узкую полоску белоснежных ляжек). Как нагибается или встает на коленки, настраивая нижний пульт центрифуги. Или как хмурится и задумчиво сосет пальчик, когда чего-то не понимает.
Свое самое великое открытие профессор совершил именно благодаря Юлечке.
В тот раз они возились с фиксианским птеробразом, мелким чудищем с кожистыми крыльями и длинными иглами по всей тушке. Профессор елозил дулом прибора по стеклу клетки, пытаясь понять, из-за чего чудище уже неделю не жрет, и краем глаза любовался Юлечкой, которая стояла на коленях и, выпятив задницу, засовывала в пищеприемник очередных хомяков и морских свинок. В голове у профессора сами собой рисовались похабные картинки (вот он стягивает трусы и широко раздвигает ей бедра, а вот уже лапает и разводит в стороны сочные булки), и сам не заметил, как содрал с прибора небольшой кусок экранирующего слоя.
Лишний луч целеуказателя вырвался из аппарата, мазнул по стенам и уперся в юлечкину выгнутую поясницу.
Юлечка вздрогнула, выронила коробку с хомяками и испуганно обернулась.
— Вы…
— Простите, мадемуазель, — профессор кое-как приляпал экранирующий слой обратно на место. — Досадная случайность.
Но было уже поздно. Потом оказалось, что остаточное излучение действует еще несколько суток без всякого целеуказания.
Первой мыслью профессора было: «Сейчас я наконец узнаю, чего хочет эта глупая фигуристая курица.» Но прибор молчал. А в следующее мгновение профессор и вовсе про него забыл.
Юлечка медленно стаскивала с хрупких плеч лабораторный халат.
— Что вы делаете? — со всей строгостью вопросил профессор.
— Не знаю… — пролепетала лаборантка, — я… я…
— Прекратите немедленно, — включил он начальника, но ликующий голодный мужик внутри прыгал от радости, пускал слюни и орал: «Да! Да! Продолжай, маленькая шлюшка! Все снимай!»
— Я… не могу… остановиться!
Она стянула халат и отбросила его в сторону.
— Что значит не можете?
— Это не я…
— Так. Юлия Александровна. Немедленно оденьтесь!
«Немедленно разденьтесь, Юлия Александровна! Сиськи покажи!»
Она неуклюже повернулась и расстегнула кружевной бюстгалтер.
Налитые груди вывалились наружу, качнулись и уставились на профессора аккуратными розовыми сосками.
— Я это не контролирую, — пискнула Юлечка и залилась слезами.
В голове профессора сложилось два и два, и он наконец понял, что направленное концентрированное излучение властианской пыли не просто открывает доступ к чужому разуму. А ставит этот разум под полный контроль.
— Так. Расслабься, детка. Продолжаем эксперимент.
«Снимай трусы».
«Вставай раком».
«Повиляй жопой».
Юлечка ревела белугой, выполняя немые приказы.
Профессор подошел ближе.
— Успокойся. Не плачь. Надо разобраться в ситуации. Согласна?
Она судорожно кивнула.
— Ты слышала голос? Он приказал тебе раздеться?
Юлечка помотала головой.
— Это не голос. Это словно… я сама!
— Поясни.
Юлечка раскрыла дрожащие губки.
— Сама хочу раздеться и…
— Что «и»? Сформулируй. Это необходимо для отчета.
Она густо покраснела до кончиков грудей и выпалила одним махом.
— Раздеться, встать в позу «по-собачьи» и совершить с вами коитус. Сперва вагинальный, потом анальный.
Ее затрясло.
— Тихо, тихо, — шептал он, оглаживая ее по волосам. — Помни, это всего лишь экспериментальный прибор. И нам надо понять, насколько велики его возможности. Как быстро он может преодолеть твое сопротивление. Ты ведь сопротивляешься?
Она закивала, хныкая все громче.
— Правильно. Сопротивляйся.
«Прижмись головой и грудью к полу и выпяти вверх жопу».
Юлечка исполнила приказ через секунду.
— Я… не могу!
— Старайся. Старайся.
«Раздвинь шире ляжки».
— Он сильнее!
— Кто он? Ты видишь его? Это прибор? Его искин?
— Нет! Кто-то другой. Человек из золотой пыли. Но всё как в тумане.
Профессор взял ее за бедра, деловито расположил пышный бледно-розовый станок поудобнее и расстегнул ремень.
— Что вы делаете?
— Подыгрываю ему. Это необходимо для чистоты эксперимента. Иначе ни его приказы, ни твое сопротивление не будет иметь никакого смысла. Постарайся его все-таки увидеть. Это важно.
«Закрой глаза и расслабь ноги».
Он провел разбухшим до предела колом по блестящей от влаги промежности, нащупал вход и уперся в преграду. Юлечка дернулась.
— Ой! Я кажется его вижу!
— Опиши, — прохрипел он, едва сдерживаясь.
— Я вижу только силуэт. Мужчина. Высокий. Мускулистый. В костюме. У него золотые глаза. Они так сияют. Страшно… Профессор! — она вдруг изогнулась и с ужасом распахнула глаза. — Это же…
Он с силой вцепился в ее пухлые бедра и одним резким толчком до упора вогнал член в тесную, никем не тронутую мякоть.
Юлечка взвыла от боли.
— … вы!
* * *
Все равно от нее пришлось избавиться, как от ненужного свидетеля.
Сперва он приказал ей молчать, и она только коротко постанывала, пока он ее пялил, пробуя все приходящие в голову фантазии. Потом приказал лежать бревном, а сам курил и долго думал, перебирая альтернативы. Альтернатив не было. Забрать к себе домой и держать под постоянным контролем? Несерьезно.
