Рахман не дает спуску, добавляя сверху к тому, что я и так себя понукаю, заставляя ухаживать за сыном и готовить на троих.
Ради сына я все сделаю, а ради себя? Далась мне эта карьера!
Не нужно ничего, когда внутри такая пустыня выжженная. Виню себя. Слова Рахмана, что у Захарова давно зуб на Мирасова, меня не совсем убедили. Если быть честной, не убедили… совсем!
Я вижу только вину своих амбиций и устраиваю им похороны, моля бога только об одном: пусть он вернет мне Расула. Пусть вернет!
***
— Саша, — негромко зовет Рахман, касается моего плеча.
Встрепенувшись, оглядываюсь вокруг.
Сумерки ложатся по углам, темнеет. Мучительный день иссякает, превращаясь в поздний вечер прямо на моих глазах.
— Что?
— Есть новости. Поехали.
— Алим?
— Алим тоже уснул. Я перенес его в спальню. Здесь Крис с ватагой, они присмотрят.
— Когда приехали? Я… Я все проспала!
— Они еще не вошли. Разгружаются из тачки. Скоро услышишь.
И точно, раздаются звуки голосов. Я поспешно натягиваю теплый спортивный костюм, хватаю куртку и шапку, дутыши. С подругой обмениваюсь поспешными приветствиями.
— Беги, беги к нему! — не обижается ни секунды.
***
— Что с ним? Ты знаешь? — спрашиваю у дальнего брата Расула.
Он тверд, как скала. Пытать Рахмана бесполезно.
— Расул жив. Остальное сама увидишь.
Волна облегчения омывает, но горечь остается. Слова Рахмана настораживают.
— Он пострадал?
— Саша, — вздыхает. — Что ты хочешь от меня услышать? Заверений, что все будет хорошо? Их не будет. Это ты должна дать своему мужику уверенность, что все будет хорошо при любом раскладе. Если в тебе ее нет, то сорри. Давай я остановлюсь и развернемся обратно. Никто тебя не осудит, если не захочешь остаться.
От слов Рахмана внутри еще больший комок разрастается.
— Не вздумай тормозить! — шиплю. — Ползешь, как черепаха. Живее давай!
— Я соблюдаю скоростной режим.
Глава 80
Глава 80
Александра
До клиники ползли мучительно долго. Так мне казалось. Меня уже ждут, дают бахилы, халат, маску.
Со страхом поднимаюсь на нужный этаж. В коридоре маячит Булат, ждет ответа на звонок, телефон прижат к уху.
— Он там, — стреляет глазами в сторону палаты и приветствует меня кивком, сразу же отходит.
Говорит с кем-то серьезным тоном. Слов не улавливаю, слишком волнуюсь. Только настроение — решаются дела. Мужские дела, как подчеркнул Рахман.
Мне так страшно войти.
— Две-три минуты, — предупреждает медсестра. — Его только что перевели из операционной.
Черт!
Совсем страшно!
Тем не менее, толкаю дверь.
Ощущение, что я врываюсь в палату, деликатность и мягкость сейчас отсутствуют напрочь.
Чистые цвета, запахи — все работает против меня. Ненавижу больницы! Ноги несут меня к высокой постели, на которой лежит Расул. Слишком бледный. Лицо со следами повреждений и синяков.
Замираю у кровати, не зная, как подступиться. Что сказать?
Он спит?
Дышит размеренно…
Поверх одеяла покоится его рука. Пальцы кажутся безвольными. Вторая рука в перевязке.
Накрывает ужасом. Но я цепляюсь за его пальцы.
— Рада, что ты жив. Безумно рада, — шепчу со слезами. — Сын постоянно о тебе спрашивает. Расул… — смотрю на его лицо с заострившимися чертами. — Ты очень-очень нам нужен. Сыну, мне… Еще одному ребенку. Я хочу от тебя еще детей. Не оставляй нас. Люблю тебя.
Наклонившись, целую его в щеку.
Позади стучат: время. Что, уже время вышло? Бред…
Еще один поцелуй. Пальцы Расула едва ощутимо смыкаются на моих.
Я чутко ловлю касания. Веки приподнимаются, он смотрит прямо на меня, моргает и снова проваливается в забытье.
Всего один миг!
Но этот взгляд — пронзительный, кипящий, я уношу с собой. Прямиком в сердце.
Выхожу под впечатлением, но чувство, словно меня выносят. Хорошо, что Алима есть на кого оставить, думаю.
Булат еще разговаривает по телефону, в отдалении. Я не спешу вмешиваться, жду, пока закончит. Рахман сует в ладони стаканчик с горячим напитком, почти кипяток. Я едва не обжигаюсь, в последний момент опускаю стаканчик вниз, подув осторожно.
Нужно подождать.
— Что говорят врачи? — уточняю осторожно у брата Расула.
— Расул словил пулю, машина перевернулась. Пулю извлекли, насчет остального говорить еще рано.
— Спина? Травмы? — спрашиваю о самом страшном.
Рахман медлит немного, но все-таки отвечает.
— Нет. Спина не задета. Корсет спас. Нагрузка была колоссальной, чудом выдержал без потрясений в этой области.
— Слава богу! — выдыхаю.
— Но ключица сильно пострадала. Тут до полугода восстановления, минимум. Придется тебе набраться терпения, Александра. Расул после первой аварии был невыносимым. И снова на больничной койке поваляться придется. Тут только любовь и терпение. Если и того, и другого в достатке, тогда ты справишься.
— Так бы и сказал! Дурак… Дурак старый, — шиплю. — Зачем было до полусмерти пугать в дороге, а? Зачем было говорить такие страшные слова? «Давай я остановлюсь и развернемся обратно. Никто тебя не осудит, если не захочешь остаться…» — передразниваю.
— Проверка боем, самая важная, — невозмутимо отвечает Рахман. — Я не со зла так поступил. Ты импульсивная и острая, Расул давно не тот, что был прежде. Хотел быть уверен, что ты серьезно настроена и готова его поддержать, даже если случилось непоправимое!
— Не оправдывайся. Я все равно считаю, что это было жестоко по отношению к моим чувствам. Крайне жестоко! — подчеркиваю.
Возвращается Булат.
— Навестила?
— Да. Он посмотрел на меня и уснул.
— Вымотался, — кивает Булат. — План был сложный. Все висело на волоске.
— Захаров замешан? — уточняю с недоверием.
Все-таки в голове не помещается: как? Как он мог? Такой сдержанный, воспитанный, умный мужчина. Неужели это тот случай, когда за лицемерным фасадом воспитания, хороших манер и очень приятной внешности скрывается самая настоящая дрянь?!
— Напрямую замешан, — кивает Булат и объясняет, из-за чего весь сыр-бор начался.
Оказывается, конфликту несколько лет. Скрытому конфликту… Интересы Захарова были задеты, он начал преследование Расула, организовал покушение на него.
— Покушение? То есть то, что Расул вынужден жить в корсете, вина Захарова? — возмущаюсь.
— Прямая, — подтверждает кивком Булат. — Благодаря одному очень пронырливому специалисту IT мы получили доступ ко всем перепискам Захарова, доказательств хватит. Его упекут за решетку. Там столько всего… — качает головой. — Мы даже не ожидали, что так выйдет. Захаров может запасаться сухарями на всю оставшуюся жизнь.
— Где он сейчас? — спрашиваю с гулко бьющимся сердцем.
— Под арестом. Взяли тепленького, прямиком из постели, кувыркался с какой-то элитной вебкам моделью. Судя по травке, дорогому шампанскому и деликатесам в качестве закусок, он праздновал. Думал, с Расулом — все.
— Ареста недостаточно! — отзываюсь. — Надо поступить с ним так же!
— Не переживай, — усмехается Булат. — Вряд ли он доживет до суда. Знаю несколько случаев случайных смертей в сизо. Если речь идет о высокопоставленных чинах, те не церемонятся и избавляются, чтобы их не задело. А если учесть, как глубоко в кумовстве, шантаже и взяточничестве увяз Захаров, ему недолго осталось. Это будет выглядеть как несчастный случай или просто сердечный приступ. Сейчас уже никого не удивишь тем, что у внешне здоровых людей после тридцати пяти случаются приступы.
Булат говорит очень уверенным тоном, потом спрашивает:
— Ты получила ответы на все вопросы?
— Кроме одного.
— Какой же?
— Я думаю, что если Захарова не захотят убрать, то стоило бы это организовать! — выпаливаю сухим, пересохшим голосом.
Взволнованна. Краска бьет в лицо. Несмотря на то, что я говорила тихо, мои слова оказались услышанными и Булатом, и Рахманом, который присоединился к разговору. Булат немного удивлен, Рахман хлопает его по плечу, посмеиваясь:
