— На пол!
В её глазах — вызов. На щеках — намёк на румянец. Гермиона в два шага преодолела расстояние и села прямо на плед, глядя снизу вверх. И вот опять… Драко не чувствовал в этой позиции выигрыша.
Гермиона легла, потянулась к пуговице на джинсах. Пальцы не слушались. Расстегнуть удалось только со второго раза. Но вот сняла их быстро, словно не давая себе шанса передумать.
Уже поздно.
Для неё. Для него. Для них.
Поздно.
Возбуждение шпарило вены, и без того бежавшую лаву по ним. На ней обычное серое хлопковое бельё. Без намёка на игривость и сексуальность. Мортифера обожала кружева. Обожала пошлость, граничащую с грехопадением. Драко злился на себя от этого сравнения.
Он смотрел на моли на её руке, которые колыхались будто от ветра. Смотрел на свою подпись в сгибе локтя. И понял. Слишком поздно понял, что пометил её давно. Собой. Как бы ни старался, Грейнджер давно пропиталась его ядом.
И это до жути приятно. Он лицемерно менял свои рассуждения. Раньше пользовались им, сейчас пользуется он. И это чувство, тягучее и липкое, как мёд, на который вот-вот выступит аллергия. Но ты не можешь отказаться, потому что уже находишься в наркоманской коме. В поисках очередной дозы, которая у тебя под носом.
Вот она.
Приятного аппетита.
Она красивая и нет одновременно. Или же чувство прекрасного у Малфоя давно уничтожено? Но это заводило сильнее, до боли в паху. Он сел перед ней на колени и дёрнул за щиколотки ближе к себе, шире разводя ноги, замечая, как сильно контрастировала выступившая влага на сером белье.
— Тоже хочешь? — он оставил укус на её колене. — Тебя это возбуждает? Моя грубость. Мое отвратительное поведение к тебе? Скажи, Грейнджер?
Она застонала, выгибая грудь, глядя сквозь полуоткрытые веки на всё то злорадство, что от него исходило.
— Да…
Господибоже…
Может, она больна больше, чем он. Может, они оба нашли друг в друге понимание. Как два безнадёжно и смертельно больных…
Её кожа горячая, как кипяток. Или же просто у него онемели от холода руки. Он стиснул руки на её бёдрах до мелких морщинок, выдирая из неё новый сытый вздох.
И прежде, чем кинуться к её губам, Драко поймал на себе её взгляд. Вырывающий с мясом. И, наверное, именно с этим взглядом он окончательно понял: они полностью, безоглядно проебались. Друг в друге. Боже…
— Высунь язык, Грейнджер, — шепнул он, давя пахом в её промежность. — Высунь чёртов язык…
Гермиона сглотнула и подчинилась. Приоткрыв губы, высунула кончик языка, который он тут же прикусил. Под её стон укусил сильнее, толкаясь вперёд, даже через брюки ощущая, как всё горело у неё.
Драко одной рукой стиснул её горло. Обжёгся вновь об неё, зарычав.
И вот оно…
Мгновенное расслабление в области головы, там, где концентрируется вся его боль от приступа — затихает. Блаженно. Хочется ещё. Хочется больше.
Он поставил локоть сбоку её головы, не разрывая недопоцелуй, а второй рукой потянулся к брюкам, спуская их вниз. И распахнул глаза от того, что почувствовал, как Гермиона всунула кончик пальца ноги между его ремнем и потянула вниз, помогая освободиться от брюк вместе с бельём.
О Боже. О господи боже…
От её наглости его прошибло мурашками. И это было на грани судороги, вдоль позвоночника, прямо там, куда опустились её руки, впиваясь ногтями, прижимая ближе к себе.
Он быстро снял с неё бельё. Глядя в глаза, на то, как лопались последние нити, которые удерживали её на плаву, погрузил в неё сразу два пальца.
Она закатила глаза, запрокидывая голову назад, ударившись об пол, вырывая из себя полувскрик-полухрип, когда Драко вытащил пальцы, чтобы вновь вогнать внутрь.
— Ты уже готова… — и чёрт его знает, кому он это говорил. Себе или ей…
Её кожа горела. Она как печка.
Малфой больше не мог терпеть. Сменив пальцы членом, приставил головку и резко вошёл в неё, сразу начав двигаться быстро. Грейнджер громко дышала, он ловил её дыхание губами, сжимал её челюсть до боли, лишь бы она смотрела только на него. Он впитывал её сорванные стоны ушами, губами, кожей. Сжирал всё это, как изголодавшаяся псина. Двигался быстро, как таран, заставляя дышать громче, кусая её рот, целуя глубоко и мокро.
Целует. Целует. Целует.
Забываясь в пудровом запахе её шампуня. Забывая боль, которая отступала. Забывался в её глазах, в расширенных зрачках, в которых видна её бездна.
Трахал с оттягом, разгоняясь и вновь замедляясь, будто наказывая и себя, и её. Растягивая удовольствие, лишь бы в башке не пекло.
Поцеловал в шею, прикусив её, ощущая языком мурашки. Гермиона цеплялась пальцами за его плечи, царапая проступающие лопатки, позвоночник. Он всё ей позволял.
Прикасался к ней так, как никогда в жизни не прикасался к Мортифере. Потому что Мортифера ему не нужна, а в Грейнджер есть спасение.
Дикое безвластное спасение.
Быть может, на двоих.
Быть может, на кого-то одного…
Он не знал.
Они не нужны друг другу по-настоящему, всё это испарится, когда с их предплечий уйдёт проклятье. Но на этот считанный миг, хотя бы сейчас, Грейнджер забирала себе его боль, его тяжесть, стирала губами по коже воспоминания, помогала ему очиститься и забыть.
Он отстранился на руках, сел на пол, вытягивая ноги, и дёрнул её на себя, усаживая сверху. Так ещё глубже. Так ещё плотнее.
Драко чувствовал запах крови. Своей — на её губах. Даже это у них общее. И даже это её не смущало. Гермиона начала двигаться сама, цепляясь за его шею. Стонала, закатывая глаза. И тогда он поднял руку, провёл пальцами по её блядским губам, чуть надавливая на них, вторгаясь внутрь. И смотрел на то, как эти пальцы она обсасывала, проходясь шершавым языком по подушечкам. И это конечная. Конечная его терпения. Он провернул руку, сгибая палец, подхватывая её за небо, и потянул вверх, чтобы она поднялась.
И даже сейчас она просто подчинялась.
Он потянул её к стене, пришпоривая руки над головой. Свободной рукой огладил скулы, те самые, что так любил Тео. Подавил улыбку на губах — и в этом плане он его обогнал. Она здесь. Перед ним. Извивалась, текла от прикосновений. Мычала и заводилась сильнее.
— Плохая девочка…
Очень плохая…
Он подхватил её за бедро, закинув его себе на талию. И вновь толкнулся в неё. Гермиона свела брови и открыла рот, беззвучно дыша.
Губительна.
Для него.
Для себя от своей слепоты.
Драко убрал руку, отпуская её кисти. Сжал пальцами грудь прямо сквозь ткань белья. Оно тонкое, он чувствовал твёрдые соски. Чувствовал биение её сердца. Оно такое же бешеное, как она сама.
Он ускорился. Яростно, как животное. Дико, как ублюдок.
Чувствовал, как сжимали член её мышцы. Она готова. Чёрт возьми, готова.
— Поцелуй меня, — хрипло, прямо ей в губы. — Хочу, чтобы ты целовала меня, когда кончаешь…
Они кончили почти одновременно, с разницей в несколько секунд. Она сорвала в его губы хриплый, надтреснутый стон. Он изливался в неё пульсирующим ритмом. Горячо. А потом осторожно поставил на пол, придерживая. Ощущая дрожь в её ногах.
Отвернувшись, дал ей время прийти в себя, одеться.
Он надел брюки на голое тело, сел в кресло, ощущая спиной холод кожи. Призвал в руку сигареты. Молча. Чтобы не разбивать тишину. Наблюдал за тем, как медленно она одевалась, стоя спиной к нему, словно стыдилась посмотреть в глаза.
Гермиона нагнулась, что-то поднимая с пола, и Драко даже не дёрнулся от того, что в её руке оказалась колдография, выпавшая из кармана пальто. Между ними и так уже не было тайн… почти.
— Это она? — спросила Грейнджер и увидела, как он кивает, выдыхая дым. — Но… кажется, я видела её в Косом переулке…
Гермиона подошла ближе. В свете луны, падающем из окна, он заметил чуть сведённые к переносице брови. Она думала. Громко.
— Ты как-то спросил меня… — она посмотрела в глаза, — кто может родиться у двух психопатов…
Драко чувствовал надвигающийся конец. И ничего не делал. Втянул затяжку, заглушая отвращение от будущих вопросов, на которые он не сможет ответить.
