— А кто не хочет? Разумеется, за исключением присутствующих.
— Конечно.
— Да. Я хочу единорога, — призналась я.
— Тогда ты его найдёшь.
Я взглянула на него, но не было и намёка на то, что Люсьен надо мной смеётся.
— Ты так думаешь?
Он закатил глаза.
— Слоан, разве у тебя было что-то, ради чего ты работала и в итоге не получила?
В словах этого мужчины был смысл. За исключением здоровья моего отца, всё, к чему я стремилась, в конечном итоге принесло свои плоды. Могу я просто силой воли привести идеального мужчину в свою жизнь?
— Спасибо, — сказала я. — Итак, назови мне одну из вещей, за которые моя мама благодарила тебя на похоронах.
Люсьен промолчал.
— Согласно правилам, мне не разрешается обижаться на тебя или когда-либо швырять это тебе в лицо, — напомнила я ему.
Он поднял мою ногу и божественно помассировал большим пальцем подъём стопы.
— Ладно. Я помог им найти квартиру.
Этот мужчина определённо скрывал информацию.
— Это мило с твоей стороны. Но, справедливости ради, мама была благодарна скорее в духе «спасибо за спасение жизни нашего любимого ребёнка», нежели в духе «спасибо, что прислал список объектов недвижимости».
Люсьен пробормотал себе под нос что-то похожее на «упорная заноза в заднице».
— Давай, здоровяк. Этот нарыв сам по себе не рассосётся.
— Ты такая заноза в заднице, — пожаловался он.
— Боже мой. Просто скажи мне уже, — нетерпеливо попросила я.
— Ладно. Я купил её для них.
Я моргнула.
— Что купил?
— Если ты собираешься заставить меня говорить, то, по крайней мере, можешь притвориться, что слушаешь. Я купил квартиру для твоих родителей.
Это заставило меня замолчать.
— Прекрати, — сказал Люсьен, отпуская мои стопы и притягивая меня к себе за лодыжки.
— Что прекратить? — выдавила я.
— Прекрати пытаться что-то в этом увидеть. В этом не было ничего героического или продуманного. Я просто уравнивал чаши весов.
— Дерьмо собачье, Люсьен. Какие чаши весов требуют очень дорогостоящей сделки с недвижимостью?
— Слоан, твои родители отвезли меня в колледж и обставили мебелью мою первую дерьмовую квартиру. Они помогли мне устроиться на работу. Они кормили меня, когда я был голоден. Они присматривали за моей матерью, пока она не переехала. Они каждый год праздновали мой день рождения с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Они пришли на мой выпускной в колледже и аплодировали, когда я выходил на сцену. Они пригласили меня стать частью их семьи, когда я не мог быть частью своей собственной.
Мои глаза начало щипать и жечь. Это был огромный подарок — найти идеальное «недорогое» жильё всего в двух кварталах от папиного онколога. Люсьен сделал им этот подарок.
— Очень щедро с твой стороны, — прохрипела я.
Это не помогало мне. Если я собиралась забыть этого мужчину, мне нужно сосредоточиться на его тёмной, упрямой стороне, а не на его скрытом, микроскопическом золотом сердце.
— Не надо поддаваться эмоциям из-за этого, — предостерёг Люсьен.
— Я не поддаюсь эмоциям, — настаивала я, хотя мой голос срывался.
— Мне стоило просто накрыть твоё лицо подушкой.
— Спасибо, — сказала я.
— За что? За то, что не придушил тебя?
Я покачала головой, а затем сделала то, чего никто из нас ещё двадцать четыре часа назад не мог предвидеть.
Я обняла Люсьена.
Мои руки обвились вокруг него, моё лицо уткнулось в его шею, и я прижалась к нему.
— Спасибо тебе за то, что ты сделал для моих родителей.
Люсьен попытался высвободиться, но я не отпускала его. Наконец он перестал сопротивляться и неловко похлопал меня по спине.
— Мне больше нравится, когда ты меня ненавидишь.
— Мне тоже.
Он потянул меня за конский хвост, пока я не встретилась с ним взглядом.
— Скажи мне правду. Разве в глубине души ты не хотела бы получить эту стипендию и изучать спортивную медицину? Разве эта жизнь — не своего рода утешительный приз? — он обвёл жестом мою гостиную.
Я ошарашенно выпрямилась.
— Ты так думаешь?
— У тебя были более масштабные мечты, Слоан.
— Люсьен, я была подростком. Я вообще хотела выйти замуж за Джерома Беттиса из «Питтсбург Стилерз».
— Если это были подростковые мечты, это не значит, что они не были реальными, — тихо сказал он, больше не встречаясь со мной взглядом.
Я гадала, о чём мечтал Люсьен-подросток до того, как ему пришлось стать главой семьи.
— Эта жизнь лучше, чем та, о которой я могла мечтать в шестнадцать лет. Или в двадцать. Чёрт возьми, даже в тридцать. Я люблю этот город, этот дом. Мне нравится быть рядом с сестрой и племянницей. Мы с отцом провели столько времени, сколько у меня не было бы, если бы я переехала на другой конец страны в погоне за какой-нибудь сумасшедшей карьерой. Это время бесценно. Я бы многое упустила. У меня не было бы библиотеки. Я бы не познакомилась с Наоми и Линой. Так что нет. Я ни на секунду не жалею, что мои подростковые планы пошли прахом.
— Даже несмотря на то, что у тебя нет всего, чего ты хочешь? — настаивал он. — Муж. Дети.
— Пока что. У меня их пока что нет. Я построила свою жизнь, основываясь на том, чего хотела, и я складываю эти детали одну за другой. Это означает, что недостающие фрагменты в виде отношений с партнёром и детьми встанут в почти полностью собранную картинку.
Люсьен глубоко вздохнул, но это не походило на его обычные раздражённые вздохи. Это прозвучало так, словно он сбросил с плеч что-то тяжёлое, что слишком долго носил в себе.
— Каково это было?
— Каково было что?
— Та неделя, когда Уили засадил тебя за решётку.
Тишина была гнетущей. Мне показалось, что на нас обоих опустилось холодное, мокрое одеяло, придавившее нас своей влажной тяжестью.
Я прильнула к Люсьену и положила лицо ему на грудь, слушая ровный стук его сердца.
Через минуту его ладони легли мне на спину и начали медленно поглаживать.
— Это были худшие шесть дней в моей жизни.
Я впитала в себя боль, приняла её. Я сделала это с ним. Я своими руками породила худшие моменты в его жизни.
— В чём именно? — тихо спросила я.
— Он был с ней один. Защитить её было некому. Офицер Уинслоу знал или, по крайней мере, подозревал, и проезжал мимо дома несколько раз за смену. Я знаю, что твои родители тоже наблюдали. Но за закрытыми дверями всё равно можно многое натворить.
Я проглотила комок в горле.
— Я знал, что это только вопрос времени, когда он окажется в соседней камере, — продолжил Люсьен. — Не имело значения, насколько приятельскими были его отношения с полицейскими. Даже Огден не помог бы ему скрыть убийство. Но я знал, что моя жизнь кончена. Мне исполнилось восемнадцать в камере, и я знал, что эти решётки и нары — моё будущее. Я собирался стать таким человеком, который выживает в клетке.
По моей щеке скатилась слеза.
— Моя безопасность, моё благополучие зависели от всех этих людей с жетонами. Для некоторых из них я даже не был человеком.
«Прости. Мне жаль». Слова застряли у меня в горле, на языке, просились наружу. Но их никогда не было достаточно ни для кого из нас. И я не знала, значит ли это, что их не стоило произносить.
— Что это за непрерывное жужжание? — потребовал Люсьен. Он оставил свои воспоминания позади, тогда как я всё ещё была погружена в них.
— О Боже. Это мой телефон. Я не заглядывала в него с тех пор, как ты пришёл и вытащил свой член, — я вскочила с дивана и помчалась на кухню, где обнаружила свой телефон лежащим экраном вниз рядом с документами по делу Мэри Луизы. — Двадцать четыре сообщения и два пропущенных звонка?
В дверях появился Люсьен, выглядевший как воплощение разврата.
— Что-то срочное?
— Пока не могу сказать, — сказала я, пролистывая сообщения вверх.
Наоми: Стефан Ляо, ты реально струсил, не сказал Джеремайе, что видишь будущее с ним, и сбежал этим утром обратно в Нью-Йорк под предлогом работы?
