Смотря на площадь, Кабрера не видел снующих людей. В какой-то момент голоса Джеймса и О’ Гри стали размытыми и нечеткими. Мысли возвращали его к Рут и подло рисовали совсем не ту картину, что нарисовал ему Фостер. В своих представлениях Данко видел кудрявого черноволосого малыша на руках, улыбающуюся зеленоглазую женщину рядом.
Уголки губ мексиканца дрогнули. Горечь реальности не успела пробраться в иллюзию, однако она все равно оказалась разрушена.
— Что за…– сощурившись, Кабрера придвинулся к оконной раме ближе.
Поднятая десятками пар копыт пыль и ржание сменились неожиданными выстрелами. Свист и крики налетели со всех сторон.
— Джеймс! — окрикнув шерифа, он не успел сосчитать сколько всего было всадников, появившихся в центре Кейптауна.
Банда, а это вне сомнения была она, нахлынула со всех сторон, как саранча. Грохот выстрелов заполнил центральную площадь города. Лошади шарахались друг от друга, перебирали копытами, полнились нетерпением, как и их всадники: с голодными до наживы глазами и маслянистыми взглядами, бросаемыми на женщин.
Они отличались друг от друга всем своим видом. Одна часть банды, явно бедная, состоявшая в большей степени из негров и бывших старателей, с продырявленной молью и постоянными лишениями одеждой, рвалась вперед, сдерживаемая тонкой, как нить, властью главаря. Другая, менее многочисленная и расположенная ближе к центру, казалась по сравнению со старателями разодетой и серьезно вооруженной. Почти у каждого была винтовка, пятизарядные револьверы среднего и малого калибра, добротные штаны из оленьей кожи или пусть старый, но целый джинс, высокие не разлезшиеся ковбойские сапоги с пряжками, полотняные рубашки и кожаные жилетки.
Мало кто из них не прятал лица под плотной тканью черного или красного цвета, расписанной узорами, выцветшей местами от попадавшего на нее табачного пепла. Разве что самые отпетые безумцы, чувствующие себя властителями дорог: бешеными волками, судьба которых состояла в вечной охоте на беспечную отару путников, не боялись быть узнаваемыми и объявленными вне закона.
Но если бы их всех заставили открыть лица, то Кейптаун увидел насколько разношерстна была эта банда: были среди них и иммигранты из далекого туманного Альбиона, бледные и высокомерные, с тонкими губами и гнилыми душонками некогда великих моряков-первооткрывателей; и рыжие ирландцы, предпочитавшие, точно лепреконы, грабить и обманывать все живое, а не зарабатывать доллары честным трудом пахаря или фермера; любящие выпить и побуянить техасцы, не отличающиеся терпением и нравственностью, хватающиеся за кольт быстрее, чем кто-либо другой; были злые, как койоты, мексиканцы, проигравшие свою священную войну американцам, и скудная горстка индейцев, чьи чрезмерно жестокие глаза выдавали жажду убийства в качестве мести бледнолицым, забравшим у них все.
Всадники вскидывали вверх руки и жали на курки. С дул вырывался дым, грохот ружей усиливался, смешиваясь с криком горожан.
— Стоять!
— Всем стоять!
Не выдержав, старая молочница подхватила подол платья и, как ей казалось, незаметно побежала прочь в укрытие.
— А ну стой, сука!
— А-а-а!
Крик оборвался, а в виске престарелой женщины образовалась дыра, размером с кулак, из которой хлынуло кровавое месиво. Всплеснув руками в последнюю секунду жизни, старуха наклонилась вперед и рухнула в лужу собственной крови и мозгов. Для нее все было кончено.
Занервничавшая рядом кобыла попятилась боком, и огромное копыто с силой опустилось на голову убитой. В глазах бородатого всадника промелькнуло злорадное удовлетворение в момент, когда чавкающий звук повторился ещё раз.
Один из всадников вынул свежевальный нож, подбросил в руке и, улюлюкая, пришпорил лошадь вперед, заставляя двух девушек завизжать и упасть на землю, поспешно пытаясь отползти назад.
— Не стрелять! Я сказал не стрелять! Парни… Парни, не стрелять! Мы же не какие-то с вами дикари-апачи. Ну же, парни, спокойнее.
Джеймс, замерший у окна вместе с Данко, стиснул зубы. Голос говорившего он узнал бы из сотни.
Выдвинувшийся рыжей масти конь вывез вперед Говарда Орлсона. Ублюдок даже не потрудился скрыть лица за шейным платком, что говорило о многом.
— Спокойнее.
Растянув губы в добродушно-лживой улыбке, Говард пригладил усы. Накинутый сверху светлый плащ был расстегнут и не скрывал кобуры с оружием, висящей на бедре. Пройдясь внимательным взглядом по улице, главарь банды посмотрел на жителей, не успевших сбежать в укрытия Кейптауна: дети пускали слезы, прижавшись к юбкам матерей, а те, в свою очередь, бледные, как простыни, кусали губы и пытались заслонить отпрысков собой; фермеры выронили мешки с зерном и прочим дерьмом, не успев донести до телег; старики, лучше молодых зная, что двигаться не стоит, так застыли на своих местах. Не гавкали даже собаки, а петухи и куры, хлопающие крыльями, стремглав разбежались в разные стороны.
Город замер, как мышь в лапах большой хищной кошки.
Обманчиво безразличный взгляд Орлсона выискивал кого-то. Но пока не находил.
В глазах бандита впервые промелькнула искра раздражения.
— Харви, объясни этим людям зачем мы пришли, — окликнув помощника, Говард выжидающе замолчал.
Говорить с толпой сам он не собирался. Злость клокотала внутри: из-за потери восьмерых людей, из-за сбежавшего сукиного сына, которого теперь он самолично собирался протянуть на веревке по всему этому чертовому Кейптауну, а затем дать парням повеселиться с несговорчивым представителем закона по-своему.
Толпа бандитов выпустила вперед одного из всадников, и Джеймс едва успел схватить Данко за ворот рубашки.
— Стой! Стой, блять! — тут же перехватывая мексиканца за плечо, Фостер получил локтем в бок, едва не взвыв от боли.
Кабрера попал в один из ушибов, зацепил ребро. Колющий спазм охватил, казалось, все тело, на пару секунд в глазах шерифа даже потемнело.
Данко вновь рванул вперед, но чудом оказался удержан. Им сейчас нельзя было шуметь, раскрывая свое местоположение. Надо было придумать, что делать, а не бежать на убой.
Всадник же, отделившийся от толпы, выехав вперед на гнедой лошади, стянул с седла и поставил на землю живую ношу. Лошадь нервно забила копытом, но спешиваться бандит не собирался: в случае начала стрельбы он мог пришпорить ее и сорваться с места к салуну, чтобы укрыться в нем от пуль. Центральная позиция на всеобщем обозрении Харви не слишком нравилась.
Намотав на руку длинные черные волосы, стрелок дернул за них, вынуждая женщину запрокинуть голову. Тонкие руки постарались перехватить его за запястья и ослабить хватку, но Харви потянул сильнее и вынудил ее привстать на носки. Порванное платье обнажало плечо, лоскут ткани свисал вниз. Покрасневшая щека несла след сильной пощечины. В глазах Рут засел страх, слезы текли не переставая.
— Жители Кейптауна! –дулом пистолета в свободной руке Харви Лейн приподнял шляпу на голове выше и сплюнул в сторону. — Я бы соврал, что я и мои друзья пришли с миром. Но у нас к вам есть дельное предложение. Никто из вас не пострадает. Кроме той старой дуры. Глэнтон, давай остальных сюда!
Трое бандитов вытолкнули вперед остальных членов семейства Хемпс.
Ударами ружей Гарри с отцом Рут, Сэмуэлем, вынудили опуститься на колени и завести руки за головы. Оба были сильно избиты и тяжело дышали. С Эрла стянули мешок и сбили с ног, а чтобы он заткнулся и перестал скулить, выстрелили в землю прямо у его головы.
Парень истошно закричал.
— Да твою мать, заткнись уже! Чертов ублюдок, задрал визжать, как баба!
Рявкнув, негр навел револьвер на Эрла и, взведя курок, выстрелил еще ближе к лицу.
— Смотри-ка! Да он обоссался!
— Ха-ха! Второй раз подряд!
Пятно на штанах младшего Хемпса и правда увеличилось, мокрый след отпечатался на песке. Зажав ладонями уши, Эрл скрючился, боясь шевельнуться. Но пули, принявшиеся жалить землю вокруг него уже с трех сторон, вынуждали взвизгивать и дергаться при каждом выстреле.
