— Мам, теперь мне придется начинать эту линию сначала.
— Думаю, это научит тебя хорошим манерам, не так ли? — спрашивает она, приподняв бровь.
— Давай-ка, выпустим подгибку, — говорит она Мике, разглядывая его брюки. На ней маленький сарафанчик, и я не без труда удерживаюсь от того, чтобы не вышвырнуть отсюда обоих парней и не взять ее прямо на верстаке. Позже, говорю я себе.
Семнадцать лет с этой женщиной, трое детей, два бизнеса, клубная жизнь, и единственное, что не меняется, — это то, как я ее хочу. Жизнь течет вокруг нас. Дети растут, люди живут, люди умирают, люди уезжают, наш бизнес растет.
Моя мастерская по ремонту переехала. После того как Себ начал ходить в детский сад, мы расширились, чтобы мы с Каем могли работать и по-прежнему отводить детей в школу, в то время как Бринли развила свой бизнес «Hummingbird Designs» и сделала его одной из самых востребованных компаний по дизайну интерьеров в Саванне.
Клуб менялся, мы принимали новых членов, видели, как члены клуба уходят из жизни, уходят на пенсию. У нас были и мирные, и тревожные времена, но несмотря на все это, я никогда не переставал желать ее и всегда старался, чтобы Бринли и наша семья были в центре моего внимания. Для меня было величайшим счастьем растить наших детей вместе с ней и сохранить мою клубную семью.
Я наблюдаю за тем, как Себ начинает заново, в нем есть та страсть, которая была у меня в его возрасте. Он такой же крупный, как я, но привлекательный, поэтому девушки уже начинают заглядываться на него. Он горит желанием учиться и стремится пойти по моим стопам, и эта мысль наполняет меня гордостью и в то же время тревожит.
— Да, блядь, — говорит он, заканчивая свою сетку. Дизайн просто потрясающий, надо отдать ему должное. Даже Кай впечатлен его мастерством.
— На этом байке я смогу заполучить каждую гребаную девчонку в школе, — говорит он.
Я усмехаюсь и снимаю маску.
— Трудно будет заполучить любую девушку, если твоя мать убьет тебя за то, что ты не собрался вовремя.
— Мы можем вернуться сюда вечером? Когда вечеринка закончится? — спрашивает он, выглядя одновременно взрослым и таким юным.
— Да, давай. Если мы не поторопимся, они обе набросятся на нас, — говорю я.
Себ вздрагивает.
— Звучит как кошмар. — Он смеется, зная, что его младшая сестра такая же вздорная, как и его мать.
Я смеюсь еще сильнее и похлопываю его по плечу, пока мы идем. В такие моменты я жалею лишь о том, что моя мама никогда не увидит ту жизнь, которой я живу. Хотя, если верить моей все еще верующей жене, она присматривает за нами и привела меня к моей маленькой колибри в тот день, когда ее длинные черные волосы, сияющие на солнце, привлекли мое внимание. В тот день моя жизнь изменилась навсегда.
Бринли
На нашем заднем дворе шумно после обильного ужина с барбекю, в котором принимают участие все члены клуба «Гончие Ада», друзья наших детей и люди, празднующие выпускной нашей четырнадцатилетней дочери Харлоу в средней школе.
Вот уже девятнадцать лет Габриэль является президентом «Гончих Ада», и никогда еще жизнь клуба не была такой процветающей и спокойной. За последние шестнадцать лет он основал еще три клиники в районах Саванны и Атланты, сейчас в общей сложности их девять, и они доставляют в клиники Флориды препараты для восстановления.
Он наладил контакты с нужными людьми для защиты и работает на общее благо. Он также на связи со всеми ветеранами, которым нужна помощь или нужно выговориться после возвращения домой с действительной службы.
Мой муж вне закона? Да. Совершает ли он поступки, которые периодически заставляют меня усомниться в его здравомыслии? Еще раз да. Но он гордый человек, который делает гораздо больше хорошего, чем плохого.
Я стою на окраине леса, где длинные ряды столов уставлены закусками и бумажными тарелками, и наблюдаю, как наша семья и друзья разговаривают и смеются под звуки музыки. Кто-то из детей танцует, а кто-то плавает в бассейне, который Габриэль установил десять лет назад, когда построил пристройку к дому, чтобы вместить всех наших детей.
Они все выросли как дети клуба, но Харлоу — наша особенная малышка, и абсолютно все сдувают с нее пылинки с самого ее рождения, а почему бы и нет?
Я смотрю на нее сейчас, в ее розовом выпускном платье, которое Габриэль счел слишком коротким, она держит на бедре трехлетнего сына Шона и Лейлы Макса, пока разговаривает с Шелли и некоторыми старейшинами клуба. Харлоу искрится радостью с самого рождения — веселая, всегда улыбается, всегда готова помочь. Она лучше, чем мы с Гейбом, это точно. И, как ни странно, у нее отзывчивое сердце. Она сотрудничает с местной Армией спасения и их общественными программами в Саванне, и в свои четырнадцать лет работает волонтером больше, чем большинство ее друзей вместе взятых.
Габриэль считает, что когда-нибудь она изменит мир, и я не могу с ним не согласиться, но есть в ней одна черта, которая меня забавляет. Она унаследовала от своего отца дерзкую позицию «мне на все насрать». С ней никто не шутит. Внешне она милая крошка. Она очень похожа на меня в молодости, с длинными черными волосами, но она в тысячу раз красивее, чем я. Габриэлю не дает покоя тот факт, что скоро на нее начнут заглядываться мальчики.
Я фыркаю от смеха каждый раз, когда думаю об этом. Удачи ей с братьями и Габриэлем за спиной. Ей исполнится тридцать раньше, чем эта бедняжка найдет себе пару.
— Как она может быть такой взрослой? — Мой муж обнимает меня, как всегда, сзади, и целует в шею.
— Время летит незаметно, когда ты веселишься, малыш. — Я поворачиваюсь к нему лицом и поглаживаю замысловатую татуировку колибри, которая занимает значительную площадь под его левым ухом над точкой пульса. Каждый раз, когда я смотрю на нее, это служит напоминанием, что даже если он немногословен, его действия и проявления заботы всегда были и остаются его языком любви. С тех пор как я с Габриэлем, не было ни одного момента, когда бы я не чувствовала, что обо мне заботятся и любят без меры.
Я смотрю на озеро, где солнце опускается за горизонт, пока продолжается наша вечеринка.
— Скоро мы с Себом поедем в мастерскую. Я обещал ему, что мы еще поработаем над его мотоциклом, — говорит он мне.
Я хихикаю.
— Я почти уверена, что Себ целуется с внучкой Робби в его комнате, они в следующем году будут учиться в одном классе. Видимо, они сблизились из-за этого, — говорю я. — Он думает, что я не заметила, как они улизнули вместе.
Габриэль тихо смеется мне в ухо.
— Он не такой ловкий, каким себя считает, — хрипло говорит он.
— Я был таким же, как он, в этом возрасте, думал только о девушках. Он не зайдет слишком далеко, он знает границы. — Он целует меня. — Полагаю, это означает, что мы отложим работу над мотоциклом до завтра.
— Угу, — отвечаю я. — Я даже думать об этом не хочу, это по твоей части, но я не собираюсь становиться сорокалетней бабушкой. Черт, некоторые женщины только начинают заводить детей в моем возрасте.
— Ммм, — стонет Габриэль, вжимаясь в меня и разжигая между нами огонь. — Ты этого хочешь, чтобы в этой утробе появился еще один ребенок? — спрашивает он голосом, который до сих пор сводит меня с ума. Его большая рука по-хозяйски прижимается к моему животу.
Меня не перестает удивлять, как этот мужчина может в свои почти сорок девять лет оставаться в лучшей форме, чем большинство мужчин вдвое моложе его. Габриэль даже выглядит так же, только нити серебра пробиваются кое-где в его темных волосах. На мой взгляд, он не постарел, а стал только мужественнее.
— Странно, что мне приходится повторять это дважды за день, но… отвратительно, — говорит Мика, проходя мимо нас и качая головой.
Мы с Габриэлем хихикаем, когда он направляется к старшему сыну Шона и Лейлы, который младше его всего на год.
— Тост, — обращается Шелли к группе из более чем ста человек, когда солнечные лампы Эдисона, развешанные по всему нашему двору, мерцают в лучах заходящего солнца. — За нашу малышку, Харлоу.
