Мне следовало бы разозлиться на своих подруг, но, по правде говоря, я испытываю облегчение: стоять рядом с ними — это слишком большое давление. Слишком много людей приходят поболтать, слишком много парней приходят пофлиртовать. Пьяные парни заставляют меня нервничать. Парни, которые пристают к нам, заставляют меня нервничать.
Пьяные парни, которые пристают к нам, заставляют меня нервничать.
К сожалению, это то, что меня окружает, и, к сожалению, меня бросили на произвол судьбы.
На вечеринке полно народу уже третий уик-энд подряд. Я молча даю себе клятву не возвращаться в четвертый раз, если это будет в моих силах. Мне скучно, и я, подавив зевок, делаю глоток пива, потому что мне больше нечем заняться.
— Перестань смотреть на меня, — умоляю я волосатого парня, все еще чувствуя его взгляд на своем затылке.
Кожу на моей шее покалывает.
Перестань. Я не собираюсь оборачиваться.
Слегка морщу нос, качая головой.
Нет.
Чёрт побери. Неужели ему больше нечем заняться, кроме как стоять там и подкрадываться к людям, которые хотят, чтобы их оставили в покое? Я ведь здесь не одна, вокруг полно народу. Так почему от выбрал именно меня?
Мой взгляд блуждает по комнате.
Интересно, он все еще смотрит? Умираю от желания оглянуться через плечо, но вместо этого выпрямляюсь, становясь выше на каблуках своих высоких коричневых ботинок. Нетерпеливо постукивая носком ботинка, вытягиваю шею, чтобы осмотреть комнату.
Если я вытяну её так, то, может быть, мне удастся увидеть его краем глаза, даже не поворачивая головы? Проверяю эту теорию, прикладывая руку к своей шеи, делая вид, что массирую ее, поднося стаканчик к губам.
Так, спокойно.
Медленно перевожу взгляд направо.
Сердце резко падает, потому что его угрюмые карие глаза действительно прикованы ко мне. Не поворачиваюсь к нему, но его глаза такие яркие и поразительные, что я все равно могу их разглядеть. Даже окутанные всеми этими волосами.
Он что, осуждает меня? Должно быть, так и есть — иначе зачем бы ему пытаться телекинетически просверлить дырки в моем затылке? Без сомнения, он считает меня неудачницей, у которой нет друзей.
Нет — он уверен, что я неудачница с дерьмовыми друзьями.
Большая разница.
Ему они не нравятся, а он даже не знает их. Или меня, если уж на то пошло.
Осуждающий, самонадеянный мудак.
Я возмущенно хмыкаю.
Резко поворачиваю голову в сторону шума, доносящегося из кухни. Через узкую дверь в гостиную вываливаются два здоровенных парня. Похоже, они дерутся — или борются?
Я узнаю в одном из движений полунельсон, и вся сцена внезапно обостряется, когда один из парней маневрирует своей мясистой правой рукой, обхватывает ею шею другого парня и тянет его вниз. Вниз, на грязный, отвратительный ворсистый ковер.
Фу, какая мерзость.
Они оба хрюкают, врезаясь в столы. Стены. Один пинает ногой, и все тело другого дергается.
Парень на полу безуспешно пытается выпутаться из того захвата, в котором он сейчас находится, барахтаясь, как рыба, вытащенная из воды. Плюхаясь, слишком пьяный, чтобы снять себя груз, и дать отпор. Лицо ярко-красное, брызжет слюной, начинает злиться. Пар практически вырывается из его ноздрей, когда он откидывает голову назад, пытаясь ударить ею по потному лбу своего противника.
Неудачно.
— Да пошел ты, Киссинджер, — невнятно говорит он. — Дай мне, бл*дь, встать.
Киссинджер смеется, сжимая свои руки, обхватывая еще крепче.
Толпа шевелится, девушки охают, люди кричат. Ободряюще. Спотыкаясь и толпясь вокруг, пытаясь освободить место, пока парни дерутся.
Парень высвобождает локоть и наносит удар Киссинджеру в живот. Не твердый, подтянутый живот, парень явно не пропустил ни одного бочонка в течение нескольких месяцев, пивной живот явно выражен.
Снова удары ногами. Удар кулаком, и из носа хлыщет кровь.
Девушки драматично кричат, и несколько парней по периметру комнаты начинают толкать людей вперед, навстречу драке. Зачем? Понятия не имею, но это создает хаос, и вот уже больше кулаков взмывает вверх, на этот раз от зрителей, а не от двух парней, все еще лежащих на полу.
Ближайший ко мне человек отшатывается назад, и я делаю шаг назад, чтобы не дать себя толкнуть. Еще один и еще, и моя спина почти плотно прижата к стене, глаза распахиваются от страха, когда половина комнаты взрывается правыми хуками и ударами.
— О боже, — выдыхаю я.
Совсем не так я планировала провести сегодняшний вечер.
Я измеряю расстояние до входной двери, но на моем пути слишком много тел. Шум. Скандирование и аплодисменты от идиотов, наблюдающих, вместо того, чтобы разнимать драки.
Неожиданно большая рука сжимает мою руку, и я едва успеваю посмотреть вниз, прежде чем меня тянут к выходу, все еще сжимающую в руке стаканчик пива.
Когда эта теплая рука покидает мой бицепс и высовывается, раздвигая в стороны людей, освобождая путь, у меня есть возможность оглянуться через плечо, чтобы взглянуть на своего спасителя.
Волосатый парень, чье имя я еще не выяснила.
Рой?
Пол Баньян (*Paul Bunyan — вымышленный гигантский дровосек, персонаж американского фольклора) без быка. Без топора.
Спасает меня.
Но почему?
Я снова поворачиваю голову вперед, и тут чей-то локоть врезается в мое тело, заставляя меня отшатнуться в сторону. Я ударилась бы о стену, если бы не…
Моя кружка с пивом взлетает вверх, его тоже, расплескивая содержимое по моему платью. Его груди.
Холодно и мокро. Мы оба промокли насквозь.
— Господи Иисусе, — вздыхает он достаточно громко, чтобы я могла расслышать его сквозь шум. — Давай убираться отсюда к чертовой матери.
Гигантская лапа лежит у меня на пояснице, гигантское тело заслоняет мое, когда он проталкивается сквозь людей, стоящих на нашем пути. Как полузащитник на футбольном поле — или, наверное, регбист? Как бы ни называлась позиция блокирующего людей на поле для регби.
Я никогда не видела игру в регби, так что понятия не имею.
Воздух снаружи холодный, а может быть, мне просто так кажется, потому что я насквозь пропитана алкоголем, и мокрое пятно на моем красивом платье тянется по всей длине теперь уже прозрачного хлопка.
Самая лучшая часть? На мне нет лифчика.
Дерьмо.
— Я должна написать своим друзьям, чтобы они знали, что я снаружи.
Короткий кивок.
— Делай то, что должна.
Я: Снаружи.
Медленно проходит несколько минут, прежде чем Марайя отвечает: Где снаружи?
Я: Вечеринка.
Марайя: Я уже ушла.
Что значит «ушла»? Не сказав мне об этом?
Я: Где ты?
Марайя: Я ушла примерно час назад?
Я: Почему ты мне ничего не сказала???
Марайя: Ты была занята наполнением пивных кружек и тому подобным.
Я: Нет, я не была там, я ждала тебя всю ночь. Я даже не хотела быть здесь.
Марайя: Как скажешь. Буду дома через двадцать минут. Прямо сейчас мы в доме какого-то парня Ланса, а потом я приведу его домой.
Я: А что мне делать, пока в нашей квартире с тобой какой-то парень?
Мы с Марайей живем в одной комнате, потому что сами платим за квартиру, живем в двухкомнатной квартире и не можем позволить себе ничего большего. Это отстой, но, по крайней мере, у нас есть свое собственное жилье, и нам не нужно жить в традиционных общежитиях или в одном из тех ужасных арендованных домов за пределами кампуса, кишащих летучими мышами и устаревшими во всем.
Я выросла, живя так, и больше не хочу так жить.
Марайя: Ничего страшного, Тэдди, просто оставайся на диване.
Я: И слушать секс-звуки всю ночь?
Марайя: А у тебя разве нет шумоподавляющих наушников?
