Ни один мускул не дрогнул на лице Снейпа. Ни одним движением он не выдал своей реакции на это известие. Оставаясь в прежней позе, со сложенными на груди руками, Снейп чувствовал на себе пристальный взгляд Муди. Аластор буравил его обоими своими глазами, словно пытался докопаться до самых сокровенных, наиболее тщательно скрываемых мыслей Снейпа.
— Как это случилось? — холодно поинтересовался Снейп.
— Он сражался с Беллатрикс, когда все остальные Упивающиеся прекратили сопротивление, — в полутьме коридора густой приглушённый бас Кингсли звучал как-то особенно трагично. — Её заклятие ударило его в грудь. И он упал за арку смерти.
Снейп молчал, лишь желваки слегка вздувались на его желтоватых скулах.
— Что скажешь, Снейп? — вкрадчиво спросил Муди. — Тебя не слишком огорчает эта смерть?
Северус медленно повернулся к нему и смерил холодным бесстрастным взглядом:
— Не могу сказать, что безутешно скорблю. И что сожалею о потере члена организации. В Ордене не было более бесполезного человека, чем Блэк.
— Он сражался, как герой! — взревел Муди.
— Не стоит так орать. Здесь всё же больница, — Снейп кивнул в сторону двери, ведущей в лазарет. — Это сражение оказалось единственным подвигом «героя», — он вложил в последнее слово весь свой сарказм. — Он не смог сделать ничего более полезного, чем эффектно умереть в первой же схватке от руки женщины. Очень красиво и очень глупо. Так по-гриффиндорски…
— Заткнись! — воскликнул Грозный Глаз, но уже гораздо тише. — Не смей порочить его имя своим мерзким змеиным языком! Ты всегда ненавидел его…
Снейп откинул назад голову и взглянул на Муди с нескрываемым презрением. Лёгкая усмешка искривила его рот:
— Да, мы с Блэком всегда были врагами. Он не был, что называется, приятным человеком. Поэтому я и не считаю нужным в данный момент кривляться, изображая скорбь. Прими это, как данность, Муди, и не пытайся прожечь на мне дыру своим грозным взглядом.
Аластор открыл было рот, чтобы сказать этому мерзавцу всё, что думает о нём. Он ни на кнат не верил скользкому слизеринскому гаду и не понимал, отчего Дамблдор так уверен, что Снейп не предатель. Но Кингсли остановил его, положив руку на плечо и произнеся тихим глуховатым голосом:
— Довольно препираться. Каждый из нас сделал в этой ситуации всё, что мог. Оставим личные оценки случившегося при себе. Идём, Аластор. Нам пора.
Бросив ещё один испепеляющий взгляд на Снейпа, Муди молча развернулся и направился к лестнице, ведущей вниз. Кингсли, не попрощавшись, последовал за ним. Снейп подождал, пока эти двое скрылись из виду и наконец позволил себе расслабиться.
Сейчас ему не нужно было следить за лицом. Он был один и мог позволить себе отпустить эмоции. Ему нужно было «переварить» это известие. Блэк погиб. Человек, из всех живущих на земле вызывавший в нём самое сильное чувство ненависти. Большее, чем Петтигрю — к тому Снейп, как ни старался, не мог вызвать настоящей, полноценной ненависти, испытывая лишь гадливость и презрение. Враг номер два, самый отвратительный после Поттера, отправился вслед за своим дружком. Рад ли он этому? Снейп прислушался к себе и не обнаружил в своём сердце радости. Чувство, которое он сейчас испытал, было скорее удовлетворением. Такие моменты возникают в жизни, как исключения из общего правила. Того правила, которое Снейп вывел для себя безоговорочно, раз и навсегда: «Жизнь — она вообще несправедлива». Приятные исключения, показывающие, что иногда жизнь всё-таки воздаёт по заслугам не только тем, кого невзлюбила с самого рождения, но и своим фаворитам, баловням, которых всегда одаривала слишком щедро и позволяла слишком многое.
Блэк… Самый близкий друг Поттера. А после того, как он женился на Лили — и её самый близкий друг. Она делилась с ним своими радостями и печалями. С ним, а не со Снейпом. Она доверяла Блэку. Ему, а не Снейпу… Наверняка писала ему письма…
Мысль о письмах будто окатила Снейпа кипятком. Она писала Блэку. А он — ей. Конечно, они переписывались. А значит, Блэк мог хранить у себя её письма. Письма Лили… И пусть они предназначались не ему, а Блэку. Но их писала ОНА. Вкладывала в строчки свою душу, свои эмоции. Он должен увидеть эти письма. Ему необходимо подержать их в руках, будто коснуться её. Сделать дорогой призрак хоть на толику более осязаемым. Прикоснуться к нему сердцем.
Снейп ринулся по коридору к лестнице, стремительно преодолел несколько пролётов, промчался по пустому холлу и выбежал за дверь. Небо на востоке медленно светлело. Снейп шагал к воротам, думая о том, что сейчас в особняке на площади Гриммо не должно быть никого из орденцев. Дамблдор наверняка уже у себя в кабинете, Люпин и Тонкс — в Сент-Мунго, Муди и Кингсли в Министерстве… В конце концов, дезиллюминационные чары помогут ему остаться незамеченным, если нелёгкая всё же занесёт кого-то из соратников на площадь Гриммо в столь неурочный час. Он ведь не собирается надолго задерживаться в родовом гнезде Блэков.
Оказавшись за воротами замка, Снейп аппарировал почти мгновенно. На площади Гриммо он сразу же наложил на себя чары невидимости и прошёл в дом. Процедура была привычной и отработанной до автоматизма. Всё было так же, как всегда. Всё, кроме одного — в доме не было Сириуса Блэка.
На пути в комнату своего погибшего врага Снейп не встретил ни одной живой души. Он не знал, куда подевался Кричер, но его это сейчас мало заботило. Мерзкий домовик не сможет увидеть его, а значит, можно не опасаться, что Кричер его выдаст. Портрет Вальбурги тоже вёл себя тихо. Интересно, как он отреагирует на известие о смерти наследника древнего чистокровного рода? Небось, старая ведьма обрадуется, что этот «позор семьи» больше не осквернит своим присутствием этот дом. К дракклу их всех! Этих заносчивых высокомерных тварей, считающих, что им всё позволено. К дракклу вместе с их пыльными, провонявшими плесенью родовыми гнёздами и с этой галереей уродливых ушастых голов на стене — мерзость какая!
Вот наконец спальня Блэка. Снейп вошёл туда, крадучись, будто опасался, что столкнётся с её хозяином. Но внутри было пусто, да и вся комната казалась нежилой, как будто владелец покинул её не сегодня, а несколько месяцев назад. Смятая постель выглядела весьма неряшливо. Под кроватью и в углу валялись пустые бутылки из-под пива вперемешку с тарой из-под огневиски. Снейп брезгливо поморщился и подошёл к письменному столу.
Выдвигая один ящик за другим, он методично пересматривал стопки бумаг, которых, впрочем, там было не так уж много. Не найдя ничего интересного, Снейп в задумчивости оглядел комнату. Где Блэк мог держать личную переписку? В чемодане, среди вещей?
Снейп заглянул под кровать. Там, на пыльном полу, среди грязных носков и бумажных упаковок от какой-то снеди, действительно стоял чемодан. Опустившись на колени, Снейп вытащил его и открыл с помощью нехитрого заклинания. Порывшись в немногочисленном барахле Блэка, он нащупал на дне небольшую связку пергаментов, перетянутых шнурком. Вот оно!
Дрожа от нетерпения, Снейп с помощью волшебной палочки развязал шнурок. Его тонкие пальцы лихорадочно перебирали листок за листком, отыскивая знакомый почерк. Вот, наконец-то! Одно-единственное письмо из всей пачки было написано почерком Лили. Всего два неполных листа, исписанных милыми дорогими каракулями. Из сложенного письма выскользнула колдография. Снейп подхватил её и сжал трясущимися пальцами. С колдографии ему улыбалось семейство Поттеров — счастливая, сияющая Лили, а рядом — Джеймс, державший на руках маленького Гарри.
Снейп долго смотрел на Лили, не в силах оторвать взгляд от её милого, такого любимого лица. Он трепетно прикоснулся к этому лицу кончиками пальцев. Горло сдавил спазм, и горячая влага подступила к глазам.
Стоя на коленях, Снейп задрожал всем телом и развернул пергамент. Прижавшись к нему лицом, Снейп вдыхал его запах, давясь от беззвучных рыданий. Наконец, совладав с собой, он начал читать, но слёзы мешали ему, застилали глаза и скатывались вниз по крючковатому носу.
