Почти сразу после родов медсестры объявили время смерти Джекса, в то время как доктор и две другие медсестры пытались убедиться, что Кэссиди перенесла роды и осталась живой. Она потеряла сознание, когда у нее что-то порвалось, и она теряла слишком много крови слишком быстро. Те моменты были в сто раз хуже, чем в ту ночь, когда ее ужалили. И вдруг глаза Кэссиди широко распахнулись, и она громко ахнула, а Джекс начал кричать из-за стола, где они сначала пытались заставить его дышать. Зал замер на целую секунду, прежде чем все пришли в движение. В итоге с ними обоими все было в порядке, и через три дня они были выписаны из больницы и перевезены к нам домой.
Всего несколько месяцев назад я выскользнул из постели и пошел в комнату мальчиков, чтобы слегка коснуться кончиками пальцев шеи Джекса, а затем его запястий, как я делал каждую ночь. Убедившись, что с моим младшим сыном все в порядке, я повернулся, чтобы вернуться в постель, только на этот раз в дверях стояла Кэссиди с нежной улыбкой на губах. Она кивнула, взяла меня за руку, приложила ее к своему горлу и просто смотрела, как я делаю глубокий вдох, затем поцеловала меня, и мы вернулись в постель. Я подумал, что сошел с ума, раз все еще нуждаюсь в том, чтобы чувствовать биение их сердец, но, к счастью, она приняла это.
— Я собираюсь принять душ, пока все не пришли. Тебе нужна помощь?
— Нет, иди приведи себя в порядок. Я скучала по тебе сегодня.
Я улыбнулся ей и нежно поцеловал ее.
— Я тоже скучал по тебе, дорогая.
Когда я вышел из душа, она сидела на кровати с широкой улыбкой на лице.
— Итак, как тебе Эмма?
— Эмма? — Черт возьми, я должен был знать, кто такая Эмма? Эмили решила, что теперь она хочет этого? Когда Кэсс указала на свой раздутый живот, я широко улыбнулся. Эмма — это определенно имя для маленькой принцессы. — Я думаю, оно идеально.
— Правда?
— Да, Кэсс. — Я закончил натягивать джинсы, затем сел, прислонившись спиной к спинке кровати, и притянул ее к себе между ног, положив руки ей на живот. — Как сегодня поживает наша Эмма?
— Хорошо. Она очень любит рождественскую музыку.
— Прямо как ее мама.
— М-м-м. — Ее голова откинулась на мое плечо, когда мои руки скользнули к ее груди. — О, Гейдж.
Боже, мне нравилось, какой чувствительной она была, когда была беременна. Я прикусил ее любимое местечко за ухом, и она застонала.
— Все будут здесь через двадцать минут.
— Я могу быть быстрым, — прошептал я ей на ухо, и она вздрогнула.
— Гейдж, я беременна. Ты не можешь хотеть секса на скорую руку, пока у нас в гостиной люди.
Мои руки и губы замерли. Она серьезно?
— Дорогая, твоя беременность не просто невероятно красива, это самое сексуальное зрелище, которое я когда-либо видел. Ты, черт возьми, не в своем уме, если думаешь, что видеть тебя в таком состоянии не возбуждает меня.
— Мама! — позвал Ашер, и Джекс оказался прямо за ним, крича:
— Мамочка! Мамочка!
— И это сразу же все перекрывает, — прошептал я, и она захихикала.
— Что такое, малыш? — ласково спросила она, когда Джекс вскочил к ней на ноги. Ашер забрался на край кровати и, повиснув на моей руке, ответил за них обоих.
— Тетя Дана и дядя Адам здесь. Мы можем выйти на улицу и поиграть с Эбби и Брэндоном?
— На улице холодно, — прошептал я на ухо, которое было дальше всего от Ашера.
— Эш, милый, на улице слишком холодно. Почему бы вам всем не пойти в игровую комнату, и когда тетя Джеки и дядя Итан придут сюда с Кейденом, я отправлю его тоже туда, хорошо?
— Выйди, пожалуйста! — Джекс умолял меня с глупой улыбкой, и мне пришлось уткнуться лицом в плечо Кэссиди, чтобы он не увидел, как я смеюсь.
— Не сегодня, малыш.
— Мамочка! — Он вздохнул и произнес: — Пожалуйста! — Сказал Джекс, как будто это должно было гарантировать, что они добьются своего.
Я чуть не фыркнул.
— Джекс. — Ее голос все еще был нежным, каким мог быть только у Кэссиди, но в нем появились материнские нотки, и мальчики поняли, что спорить дальше нет смысла.
— Хорошо, мама, — сказал Ашер, поцеловал ее в щеку, крепко обнял меня за шею и слез с кровати. — Давай, Джекс, пойдем в игровую комнату!
Джекс не двинулся с места, но помахал нам рукой.
— Пока, мамочка! Папочка, тогда ты пойдем в комнату!
Я знал, что он хотел сказать, но, Боже, этот ребенок был настоящим бунтарем, даже не пытаясь и не осознавая этого. Я не смог сдержать смех.
Кэссиди прижала его к своему животу и поцеловала в пухлую щеку, прежде чем обнять. Как она это сделала с таким большим животом, было выше моего понимания. Он посмотрел на меня и улыбнулся, помахав мне из-за ее головы. Я поцеловал его в лоб и взял за руку, которой он махал, провела указательным пальцем по его запястью, а затем наблюдал, как он подбегает к Ашеру, и они вдвоем покидают нашу комнату. Я не мог сдержать улыбку, наблюдая, как они уходят. У нас были замечательные дети, и я не мог дождаться, когда увижу, как Эмма изменит наши отношения. Теперь, когда мое желание о девочке исполнилось, мне оставалось попросить еще об одном. У обоих мальчиков были мои черные волосы и зеленые глаза; мне было все равно, какого цвета волосы будут у Эммы, но, Боже, я хотел, чтобы у нее были большие золотисто-медовые глаза.
Кэсс начала вставать, но я осторожно притянул ее к себе.
— Детка, они все уже начинают собираться; я должна пойти убедиться, что есть еда и она не отравлена.
— Милая, здесь будут моя мама, Аманда, Никки, Эмили, Ария, Джеки и Дана. Я уверен, что кто-нибудь из них обязательно проверит, как там еда, если тебя там не будет. Мне просто нужно побыть с тобой еще несколько минут, — прошептал я, потянулся к прикроватной тумбочке и стал рыться в ней, пока моя рука не наткнулась на бархатную коробочку. Обернув ее вокруг нее, я положил ей на живот и поцеловал в шею. — Счастливого Рождества, дорогая.
— О, милый, — прошептала она и прикрыла рот рукой, когда открыла его. Это был набор из трех браслетов из белого золота, скрепленных вместе, на каждом из которых было по большому камню, расположенному по диагонали. В период с Ашера по 15 июля 2013 года в верхней части был рубин; в середине — аметист; в период с Джекса по 1 февраля 2015 года в нижней части был гранат, а боковые стороны были пустыми.
— Как только Эмма родится, я выгравирую ее на этом пустом месте. — Я не беспокоился о том, что Эмма родится в феврале; если она не появится раньше срока, Кэссиди и ее врач уже решили, что роды начнутся двадцатого января. Если бы она родилась на следующей неделе, в чем я сомневался, я бы просто поменял украшение. — Я знаю, что это скорее подарок на День матери, но я купил его на прошлый День матери, и мы узнали об Эмме как раз перед тем, как я смог подарить его тебе. Поэтому я забрал его обратно и попросил добавить еще одно кольцо, когда мы узнали срок, и я не собираюсь ждать еще семь месяцев, чтобы отдать его тебе.
— Большое тебе спасибо, Гейдж. — Она повернула голову и обхватила мою руку тыльной стороной ладони, чтобы крепко поцеловать меня.
Когда она повернулась ко мне и достала кольцо из коробочки, чтобы надеть на палец, я нащупал под подушкой ожерелье, положил его ей на грудь, застегнул застежку, снова положил руки ей на живот и стал ждать.
Ее рука потянулась к длинному ожерелью, и она поднесла кулон к глазам, чтобы рассмотреть его. Это был феникс из белого золота, с бриллиантами на каждом крыле и желтым золотом в нижней части хвоста. Однажды я случайно увидел его и сразу же купил. От своей мамы и Коннора Кэссиди узнала, что красоту нужно искать в пепле. Нам не потребовалось много времени, чтобы понять, что это относится не только к настоящему пеплу. Потому что в нашей жизни было много случаев, когда нам приходилось искать свет в темноте.
Я думал, что потеряю ее из-за укуса скорпиона, но благодаря этому судьба подарила нам Ашера. У нее была тяжелая беременность, и Бог на мгновение забрал у нас Джекса и Кэссиди, просто чтобы вернуть их обратно, и теперь Джекс был счастливым, здоровым и удивительным ребенком. И было тяжело осознавать, что у нее больше не будет детей, но на удивление появление Эммы сделало ещё приятным. Феникс теперь был повсюду в нашей жизни. От имени Ашера и второй лошади Кэссиди, которую она назвала Феникс, до единственной татуировки, которую я сделал или когда-либо сделаю: такой же, как у нее на спине. Это был наш символ, и слова ее матери стали теперь нашим девизом. В трудные времена мы шептали их друг другу, чтобы напомнить, что мы пройдем через все, что бы ни происходило, и станем сильнее, а когда Бог благословил нас своими дарами, это было произнесено как молитва.
