— Сначала балкон, — решительно потянул за руку.
33.3
A устроив ее у перил перед собой, забыл закурить. Прижимаясь к изящной спине, вдохнул ее запах, который на свежем воздухе ощущался еще вкуснее и острее. Сминая тонкую шерсть платья, жадно огладил руками узкую талию и выделяющуюся округлость бедер. Скользнул ладонями на живот, мучительно медленно прощупывая напряженные мышцы, поднялся к груди. Накрыл осторожно, замечая, как окончательно сорвалось и крайне взволнованно участилось дыхание Ники. Задержался, слегка сжимая через слои одежды налитую и упругую плоть. Затем прошелся ладонями по плечам, спустился по рукам к запястьям.
— Скучал, Республика. Скучал. Безумно. С ума сходил.
И снова поднялся вверх.
Трогал ее. Метил руками.
Дыхание Ники становилось все чаще и громче. Выгибаясь, она льнула к нему спиной и ягодицами. Накрывая его ладони своими руками, прижимала их сильнее, двигала по своему телу, направляла, просила не сдерживаться.
— Ну все… Теперь в душ, — скомандовал Градский, кусая ее за ухом.
— Ты не покурил, — напомнила ему Ника.
— Накурился уже.
— Бросаешь?
Такого он явно не планировал. Но, если подумать, курение — ничтожная мелочь. Разве никотин — это зависимость? Нет. Республика — вот его одержимая зависимость.
— Бросил.
Подхватив девушку на руки, внес в квартиру. Прошел через просторную спальню в ванную. Шагнул в душевую, как был, в одежде. И Доминику внес в ее красивой упаковке. Опустив на ноги, загнал в угол. Хрипловато рассмеялся, когда она изумленно и чуть испуганно заморгала.
— Мы же в одежде…
— Да.
Провернул кран.
Распылитель захватил их в клетку водяного купола, мгновенно пропитывая влагой волосы, кожу и одежду.
Хотел поцеловать Нику нежно и мягко. Но она, дернувшись под прохладными струями, слегка толкнула его в грудь, и вышло, как обычно, жестко и с напором.
Скользнув ладонями по потяжелевшей мокрой ткани, Градский задрал подол ее платья и в два рывка стянул его с нее через голову. Машинально огладил смягченное водой кружево бюстгальтера.
"Готовилась, моя любимая девочка…"
А он не успел заценить.
Быстро, практически на ощупь, высвободил Доминику из белья. Она же с готовностью помогла ему справиться с рубашкой и брюками.
Замерли под прохладными струями, полностью обнаженные, тяжело дыша и настойчиво глядя друг другу в лица, в действительности мало что различали и понимали.
Сердце Градского рвануло куда-то далеко за пределы анатомического положения. Настырно застучало в горле и голове, гулкими ударами сбивая работу всех возможных органов чувств.
Ему стоило вести себя как-то отличительно. Не по-бл*дски, не по-скотски… Ведь Доминика — его будущая жена. Мать его будущих детей. Женщина, с которой он собирался спать до конца дней своих. Успеет еще насытиться. Успеет… Надо было проявлять уважение. Надо было…
"Стой же!"
"Стой…"
Но вся выдержка легла на кафель вместе с остатками мокрой одежды.
Собирался ее тр‘хать.
Толкнув Доминику за пределы душевого водопада, огладил подернутую мелкой дрожью влажную кожу.
— Се-рёжа…
— Да, маленькая… Сейчас все будет.
Подняв ее ногу, обвил ею свое бедро. Отрывисто и шумно выдыхая, прижался членом к нежной и горячей плоти. Подхватывая вторую, аккуратно притиснул Доминику спиной к запотевшему мату стекла, попутно представляя, какие охрененные отпечатки оставит там ее тело.
Вставил, и она так невероятно сладко дернулась. Резко выдохнула, словно он воздух из нее выбил, хотя в этот раз действовал достаточно осторожно. Откинув голову назад, часто и в то же время словно заторможенно заморгала.
Завис на ней визуально, забывая о том, что огненная кровь до боли распирает член, что весь низ живота горячим узлом связан, что все его звериное существо требует двигаться, рвать вперед, к финишу нестись…
Ее припухшие губы распахнулись, а он замер, ожидая тот самый стон, который вибрировал в ее груди. Но Ника словно дышать перестала. Тогда Град, мало соображая, что именно от нее добивается, хрипло выдохнул:
— Кричи…
И она, выдыхая, разошлась надсадными стонами.
Глаза закатила.
Толчок. Второй. И… она кончила.
"Да будь же ты милосердной, Плюшка!"
Градский и сам, то ли стонал, то ли хрипел, отлетая от того, как она пульсирует и стискивает его плоть. Продолжал двигаться на инстинктах. Не понял, в какой момент начал кончать. Мощно и долго, отрывисто вбиваясь в ее влажную и горячую плоть. Если бы нужно было вытаскивать, определенно, не успел бы…
На второй заход пошли буквально через несколько минут, уже в спальне. Сбросив Нику на покрывало, только тогда сообразил спросить:
— Не болит у тебя?
— Нет. Только как-то непонятно тесно.
— Тесно? Ты меня убиваешь, Кузя… Я хренею… — почти простонал Градский. — To есть кончила ты со второго толчка, потому что тесно тебе было?
— Ты такой дурак, — толкнула его в грудь, пряча улыбку.
— Тесно мне, Плюшка. Глаза на лоб. А тебе должно быть только приятно.
Прикусывая верхнюю губу и размазывая расфокусированный взгляд по потолку, она на долгое мгновение задумалась.
— Ну, мне приятно. Очень, — подытожила, в конце концов. — Просто не рассчитывала, что каждый раз так тесно будет… Ты, наверное, слишком большой.
— Молчи уже, — накрыл ее рот ладонью. — Не взрывай меня.
Ника сверкнула глазами, без голосовых связок транслируя ему все, что думает. А его мозг разбили воспоминания, как шесть лет назад он ее так же затыкал и зажимал. Грудь будто огненной стрелой пронзило, вздохнуть с трудом получилось.
Наклонившись ближе, заменил ладонь ртом. Поцеловал достаточно мягко и осторожно, прихватывая ее губы кожно и ласково. Но Ника, подавшись навстречу, абсолютно некорректно смазала все старания Града. Обвиваясь вокруг него руками и ногами, прижалась всем телом. Толкнулась в рот языком.
И все… Мысли, короткими неясными вспышками, в сбитую кашу. Дальше на голых инстинктах.
А стоило проникнуть внутрь ее тела, контроль окончательно дал сбой. Откуда в ней столько страсти? И как она уживалась с этой, *б вашу мать, оглушающе-прелестной стыдливостью? Почему даже там она ощущалась совершенно иначе, чем другие? Охранительно нежной, обжигающе горячей, ох‘ительно ароматной и влажной.
Она вновь раскидала его на куски.
— Серёжа, — сладко выдохнула Ника ему в губы уже после финиша. — Серёжа, я должна тебе сказать…
— Говори.
Посмотрел на нее с ожиданием. Но тут она вдруг зажмурилась и отрицательно замотала головой.
— Нет?
— Нет. Не могу. Может, потом…
А у него нутро разодрало тревогой. Что такого она не могла ему сказать? Ее еще что-то беспокоило? Ему с этим что сделать? Снова зашить по живому и подождать, пока она созреет и раздавит его своими новыми страхами?
— А мне что думать, пока ты сможешь? — не мог не спросить.
— Что все хорошо. Сейчас все хорошо, — заверила его Доминика. — Честно.
Градский приложил все усилия, чтобы не накручивать себя. Нельзя было развивать скорость. Нельзя было… Существовал большой риск снова уйти в кювет. Ему ли не знать, как это было в последний раз.
Еще раз смяв губы Ники в ненасытном поцелуе, заставил себя с нее слезть. Откинувшись на спину, привлек девушку к своему боку. Она сама устроилась удобнее, поворачиваясь к нему спиной и прижимаясь, мать вашу, к его паху ягодицами. Сплела свои пальцы с его и, тихонько вздохнув, прижала их к животу.
— Спокойной ночи, Сережа, — закрыла глаза.
Он несколько раз напомнил самому себе собственный возраст и разнообразие женщин, с которыми ему за зрелую часть этих лет пришлось тр*хаться.
"Хватит ее трогать…"
"Пусть отдыхает…"
"Завтра…"
Планомерно выравнивая дыхание, заторможенно смотрел на изгибы обнаженного тела. И ничего не мог с собой поделать. Он был прямолинейным, ненасытным и свободным от каких-либо *бучих моралей. Но Доминику следовало беречь. Для нее подобная нагрузка еще непривычна. А завтра ей на работу. Не хотел, чтобы она их секс с каждым телопередвижением вспоминала.
