— Не думаю, что кто-то скучает по тебе в этих шортах.
Она закатывает глаза.
— У тебя нездоровая озабоченность моим гардеробом.
— Я бы назвал это вниманием к деталям.
Далила сгибает ногу, цепляясь рукой за носок кроссовка, чтобы растянуть мышцы. Балансируя на одной ноге, она говорит:
— Послушай, я ценю цветы и извинения, но думаю, будет лучше, если мы постараемся избегать друг друга до конца лета.
— Ты серьезно? — Я смеюсь, потому что она, должно быть, шутит.
Верно?
Сжимая кулаки, она говорит:
— Я едва знаю тебя, Зейн, но у тебя есть поразительная способность проникать мне под кожу и выпускать наружу ту часть, которая мне абсолютно не нравится. Это не очень здорово, ты должен со мной согласиться.
Мне не в первый раз говорят такое.
— Звучит как твоя личная проблема, — говорю я.
— Таким образом, ты не принимаешь на себя ответственность за то, что ведешь себя как задница при каждом удобном случае и за то, что ты — невероятно раздражающая особа? — Она резко меняет тон. — Я просто хочу провести приятное, спокойное лето. У меня достаточно своих забот. В довершении ко всему мне не нужны эти ненужные стычки. Думаю, тебе тоже.
— Стычки? О, красотка, это не стычки. — Я поднимаюсь и подхожу к ней. — Это ерунда, просто пустяк. Я наговорил гадости девушке по соседству. Несколько минут назад я пытался исправиться, и очевидно, это мне не удалось, иначе ты не собралась бы уходить так быстро. А теперь ты говоришь держаться от тебя подальше следующие три месяца.
— Не вкладывай свои слова в мой рот.
— Но смысл именно такой, верно?
Несколько секунд она молчит, положив руки на бедра.
— Да.
— И кто сейчас мудак?
Я не задерживаюсь и не дожидаюсь ответа.
Разворачиваюсь и бегу в противоположном направлении с широкой улыбкой на лице, потому что я точно знаю, что делаю.
Это игра, и я собираюсь победить.
И, вроде как, то, чем я обычно занимаюсь…
Глава 5
Далила
— Приехали, сладкая. Это здание прямо здесь, на углу.
Тетя Рут, как и три дамы на заднем сиденье, отстегивает ремень безопасности и лихорадочно указывает на высокое белое здание со стеклянными дверьми и бледно-голубыми тканевыми навесами, к которому мы подъехали во вторник днем.
— Когда тебя забрать?
Я замечаю свободное место впереди и плавно паркую «Лексус» Рут, где тетя и ее подруги высаживаются и неторопливо направляются в сторону СПА на углу.
Я опускаю пассажирское окно, и Рут наклоняется к нему.
— Мы собираемся пробыть здесь большую часть дня, потом поужинаем и выпьем. Посмотрим, сколько Глэдис выпьет сегодня, но вечером в польском ресторане на Каллахан-стрит будет вечер танцев. Я позвоню тебе, когда мы будем готовы убраться отсюда.
— Хорошо, повеселитесь. Не влезайте в неприятности.
Тетя Рут машет рукой и догоняет своих подруг, ушедших вперед. Когда она сказала, что в день их СПА-процедур включено приличное количество шампанского, я настояла на том, чтобы быть их водителем. Это меньшее, что я могу сделать. Этим летом тетя щедро платит мне за мое время и помощь, и, кажется, даже слишком щедро. Я рада побыть ее шофером, когда это необходимо.
Я плавно трогаюсь с места под урчание живота, и тут замечаю уютное уличное кафе, скрытое в тени деревьев.
К тому времени, как я паркуюсь и иду внутрь, кафе быстро заполняется. Становлюсь в очередь, делаю заказ и, достигая конца прилавка, ожидаю, когда мне его выдадут.
Взяв свой поднос, осматриваю помещение на наличие пустого столика, но ничего не нахожу.
Мне везет, как всегда.
— Эй, я тебя знаю.
Я оборачиваюсь на мужской голос, исходящий от столика на двоих справа от меня, и улыбаюсь, когда узнаю его.
Геракл.
— Привет, — я подхожу, и он жестом предлагает мне сесть.
— Это место — зоопарк в обеденное время. Думаю, мы выбрали самое худшее время для посещения.
Я сажусь и разворачиваю свои столовые приборы.
— Извини, я так и не узнала твое имя в ту ночь.
— Уэстон, — говорит он. — А твое?
— Далила.
— Ты все-таки встретилась с Зейном?
— Да. — Я приподнимаю брови, ковыряя вилкой свой салат. — Спасибо за помощь в этом. Видимо, в ту ночь Зейн был очень востребован.
— Неа. — Уэстон ухмыляется. — Нужно просто знать, где искать.
— Вы хорошие друзья?
— Мы оба «Пумы».
Он натягивает футболку на своей мускулистой груди. Темно-синими и золотыми буквами написано «Гейнсвилльские», и я полагаю, что остальная надпись сзади.
— Так вы друзья или просто… «Пумы»?
Он улыбается и хмыкает.
— И то, и другое.
— Итак, мне интересно, — начинаю я, — произошло ли что-нибудь за те выходные с твоей желтой рубашкой?
Уэстон выпрямляется, широко распахивает глаза, а на щеках появляется румянец. Очаровательно видеть этого нежного гиганта таким застенчивым.
— Моя желтая рубашка… осталась на мне. Если ты спрашиваешь меня об этом. — Он смеется. — В ту ночь я определенно сделал правильный выбор.
— О… — Я делаю глоток органического охлажденного чая с гибискусом. — Ты помирился с бывшей?
Выражение его лица становится мрачным.
— Нет. Не помирился.
Я пожимаю плечами, разгребая листья салата на тарелке в поисках лучших.
— Все в порядке. Просто спросила. Я учусь на психолога, поэтому интересуюсь людьми и внутренней работой взаимоотношений в целом. Прости, если веду себя назойливо. Иногда я забываю, что не всем нравится вести такие разговоры. Я буду рада поговорить о том, как мой рот сейчас смакует салат…
Уэстон начинает смеяться.
Я поднимаю взгляд, одаривая его нежной улыбой, и он улыбается в ответ. Уэстон кажется милым, но за его удрученным состоянием что-то скрывается. Я готова поспорить, что он держит всех на расстоянии вытянутой руки.
И Уэстон тот еще хулиган.
— Неа. — Он кладет последний кусок сэндвича в рот, вытирая пальцы о повторно перерабатываемую коричневую салфетку. — Все хорошо. Я был с Элль со средней школы. Десять лет, наверное. Мы просто стали совершенно разными людьми. Она хотела вернуться домой в Теннесси, чтобы быть ближе к семье. Еще она хотела выйти замуж и иметь кучу детей. А моя карьера пошла вверх. Никто из нас не хотел заставлять друг друга жертвовать своими мечтами. Разрыв наших отношений был единственным разумным решением.
— Ничего себе! — Я упираюсь локтем на стол, опустив подбородок на руку. — Это действительно разумный выход. Это достойно. Ты понимаешь, как тебе повезло? Разрыв после целого десятилетия отношений иногда бывает неприятным. Это не для слабонервных.
— Да, — он кривится, глядя на свою пустую тарелку, — полагаю, ты права.
— Ты все еще любишь ее?
— Да. Мы выросли вместе. Мы все еще друзья. Я по-прежнему разговариваю с ней каждый день.
— И будешь любить ее вечно?
Уэстон тихо сидит, покручивая пальцами мятую обертку от трубочки.
— Однажды она встретит кого-то, — тихо говорю я. — Выйдет замуж. У нее появятся дети. И это будет не с тобой. — Я сопротивляюсь желанию положить свою руку на его, когда вижу, как у него сжимаются губы. — Я лишь хочу сказать: ты должен подумать о себе. Или рассмотреть возможность того, чтобы вернуться к этим отношениям в ближайшем будущем.
Уэстон бросает обертку и откидывается на спинку стула, сложив руки и сжав зубы.
— Да. Ты права.
— Тебе повезло, что ты так долго любил кого-то, — размышляю я. — Мои самые долгие отношения длились одиннадцать месяцев. Мы не смогли бы продержаться год, не убив при этом друг друга. — Я откидываюсь на спинку стула, нахмурив брови. — Знаешь, теперь, когда я об этом думаю, Зейн очень напоминает мне моего бывшего. Самодовольное лицо. Острый язык. Очень привлекательный.
— Не говори Зейну, что ты находишь его привлекательным. — Уголки губ Уэстона приподнимаются. — Если он возомнит о себе еще больше, чем есть, то может взорваться.
